Летом российская академия образования представила учебную программу, направленную на изучение «Основ православной культуры» с первого по 11-й класс. Сама программа была разработана по приказу Минобразования, предполагалось, что дети будут изучать ОПК один-два часа в неделю. По итогам экспертизы проект «Основы православной культуры» был свернут — предмет не будут вводить в российских школах.

Религиозное образование пока так и не вышло на государственный уровень и остается в ведении религиозных общин. Мы решили поговорить со студентами духовных семинарий о выборе будущей профессии, отличиях духовного образования от светского и свободе в лоне церкви.

Интервью: Валерий Ганненко

 

«Бог не нарушает свободу»: Студенты семинарий о вере, церковном образовании и отношениях. Изображение № 1.

Константин

24 года 

 

Я родился и вырос в Севастополе. Сам из семьи потомственных морских офицеров и учителей, что во многом сказалось на характере. Например, в любви к детям и к истории, географии, интересе к военной тематике. Детство выдалось светлым и почти безмятежным. Большую его часть я провёл как Дуглас в «Вине из одуванчиков», среди дворовых товарищей, природы и любви. 

Так как я единственный ребёнок и не испытывал дефицита внимания, во мне со временем стали усиливаться внутренние, бывшие в детстве мало заметными страсти, нехорошие внутренние качества. Вместе с обычными подростковыми трудностями они действительно усложняли жизнь, начинали всё больше тяготить меня. Как раз именно в этом возрасте Господь каким-то простым и в то же время необычным образом привёл меня в храм. Именно привёл, потому что первые месяцы я даже и не понимал, почему иду и как. Словно ноги сами шли, а шиворот приподнимался. В первый раз я зашёл в день, когда узнал о гибели школьного товарища, поставил свечу. Но в этот же день после храма повстречал друг детства. Оказалось, что он уже прислуживал в алтаре храма. Я начал ходить в него, а спустя несколько месяцев был взят в алтарь. Именно с этого времени началось медленное воцерковление, знакомство с миром веры. Во многом это было непростым временем для моей семьи, совсем ещё тогда светской, особенно учитывая мой юношеский максимализм. Но, слава богу, с взрослением всё встало на свои места, а семья пришла к вере. Несколько лет назад родители даже наконец обвенчались.

А вот с семинарией история отдельная. Ещё прислуживая в нашем храме, лет в 15–16, я впервые почувствовал желание служить в церкви. Именно служить. Но поступить в местную семинарию не получилось. Родные и близкие уговорили получить сначала высшее образование, а затем определиться. Это было очень неожиданное вмешательство в мою жизнь, но вмешательство, как я вскоре увидел, чудесное. Не случись двух случайных встреч, моя жизнь пошла бы по-другому. Действительно, я окончил исторический факультет, получил достаточно хорошее образование, значительно расширяющее кругозор, но, главное, прошёл замечательную школу. Школу общения с людьми, дружбы, удач и неудач, период скептицизма, сомнений и разочарований, побывал в самых разных ролях и местах. Играл в студенческом театре, вёл концерты, пел, участвовал во множестве конференций, отбыл вожатым в двух непростых лагерях, детском доме, объездил почти без денег полстраны, ночевал на вокзалах и в высоких горах, повстречал огромное количество удивительных людей, многие из которых стали настоящим подарком — близкими друзьями и просто дорогими, очень важными людьми, так много мне давшими. Но всё же университетская жизнь клонилась к завершению, и мне были предложены место в аспирантуре и работа в престижной школе.

В общем-то, работа с детьми, научная жизнь, общественные дела, организация всего этого были в какой-то мере близки и интересны. Но начиная с третьего-четвёртого курса я стал всё сильнее чувствовать зов к чему-то иному. Мне всё больше хотелось в храм. Только там по-настоящему отогревалось сердце, я чувствовал, что во мне просыпается именно человеческое, наблюдал бесчисленное количество раз на своём примере, что такое настоящее милосердие Божие, терпение и любовь и насколько прекрасен мир духовный. И к тому же я видел, насколько в мире силён голод по любви, простому состраданию, милосердию. Всему тому, что в церкви незримо хранится. Я много раз, выходя из храма, после причастия и исповеди, буквально воскресая после очередного безобразия, в которое погрузился, выходил и чувствовал себя орудием Божиим. Хоть на несколько минут. Действительно, всё, что ни делалось, было сплошным чудом. 

 

Верующему человеку жить гораздо легче, доверяя Богу и стараясь следовать путём, который проясняется. Если сподобит Бог служить священником — буду счастлив. 

 

Потом, возвращаясь к семинарии, я, окончив вуз, и не думал в неё поступать. Мне, как всё-таки свободолюбивому и достаточно светскому человеку, казалось страшным оказаться в жёсткой и закрытой системе. Боялся я и глупости, и серости, и не очень интересной, скучной среды. Но так получилось, что именно мне не хватило в этот год места в общежитии в ПСТГУ, и пришлось идти в семинарию. Не без логики, но всё же именно по промыслу Божьему. Чудом получилось взять необходимые документы, чудом и поступил. Ну а дальше началась совершенно другая, новая страница моей жизни. Самое главное, самое ценное — наконец, произошла настоящая встреча с Богом. У многих людей она случается в разное время по мере их готовности и по желанию. Когда я впервые ощутил, увидел в Боге не просто высшую силу, но личность, настоящего отца, который отдал всё ради нашего спасения, который каждый день, каждую минуту поддерживает, воспитывает, помогает, утешает и ждёт обращения, я впервые увидел, что такое любовь. Это трудно объяснить словами. Пожалуй, разве что если вы всегда получали подарки от Санта-Клауса, много слышали о нём, но в какой-то момент встретились наяву и поняли, что он непрестанно заботился о вас, переживал, оберегал, терпел и бесконечно прощал. Это потрясающее открытие, открытие духовного мира, насколько он более реален в сравнении с материальным, даёт очень многое, многие вещи открывает с совершенно иной стороны. Ты вдруг во всём начинаешь видеть смыслы. Мир становится не хаосом, а удивительной системой, которая хоть и повреждена грехом, но по природе является самой настоящей Нарнией. Такой же удивительной оказалась и семинарская жизнь. Я никогда бы не подумал, что попаду именно в такой мир.

У меня нет страха общения с паствой. Наоборот, желание от всей души послужить Богу и людям. Неизвестно, как управится жизнь, будущие годы. Верующему человеку жить гораздо легче, доверяя Богу и стараясь следовать путём, который проясняется. Если сподобит Бог служить священником — буду счастлив. Хотя это и огромная ответственность — за себя и вверенных людей. Хотелось бы просто как можно больше применить силы, которые даются, с пользой. Вообще, поле работы у священника очень богатое: от храма и богослужения до милосердия, семьи, детей, помощи инвалидам, просветительских мероприятий. Надеюсь, в свете последнего защитить в ближайшие годы кандидатскую работу по истории, чтобы иметь возможность также преподавать этот предмет. Это и интересно, и очень нужно, на мой взгляд, — прививать любовь к истории, помогать людям её осмыслять.

Политическая ситуация сегодня отвечает сложившимся внешним и внутренним условиям: с одной стороны, желание стабильности как у народа, так и у элит, с другой — крепкая власть в условиях внешнего давления и внутренних потенциальных проблем. Очевидно, что общество наше глубоко нездорово, не крепко даже нравственно, но наряду с негативными процессами я замечаю много хороших, светлых и сильных порослей. Наша страна всё равно чудом живёт, в определённых направлениях динамично развивается и выживает в условиях тотального противостояния с Западом. Конечно, меня не могут не беспокоить ситуация с экономикой (возможно, борьба либералов и сторонников госрегулирования даст о себе знать в ближайшем будущем весьма остро), межэтнические проблемы, алкогольная и наркотическая угроза. Но при этом я прекрасно понимаю: едва ли какая радикальная реформа, переворот или резкая реорганизация кардинально изменят ситуацию к лучшему. Опыт XX столетия наглядно показал, что всё это если и успешно реализуется, то с огромными и зачастую неоправданными жертвами. Мы сейчас понести их уже не можем. Сегодня же очевидно, что наша страна живёт и выживает действительно благодаря особой помощи свыше. Без неё Россия бы не пережила и 1990-е. Поэтому надеемся и молимся о мире, о властях (чтобы одних Господь укрепил и вразумил, другим помог задуматься о своей работе, жизни). Не смею никого судить и осуждать. Мы живём, мне кажется, даже зачастую лучше, чем того заслуживаем. Просто надеюсь, что Господь не оставит нашу страну и что множество по-настоящему хороших тенденций будет всё сильнее развиваться.

 

«Бог не нарушает свободу»: Студенты семинарий о вере, церковном образовании и отношениях. Изображение № 2.

Арсений

24 года  

 

Я ходил в обычную школу, а в десятилетнем возрасте впервые попал в алтарь и понял, что ничто другое мне в жизни не интересно, кроме как служение церкви и людям. Почувствовал своё призвание, и с тех пор (сейчас мне 24) это чувство меня никогда не отпускает. Когда я окончил школу, встал вопрос, куда мне поступать. И мы — моя семья и мой духовник — приняли решение, что нужно получать светское образование. Свой выбор я остановил на Московском университете, историческом факультете, а когда я узнал, что на факультете есть отделение истории искусств, понял, что мне это наиболее близко из того, что было. Хотя светское образование дало мне очень многое с точки зрения расширения кругозора, я ещё сильнее убедился, что моё призвание — выбранное мной с самого начала. 

При поступлении в семинарию важную роль играет собеседование, когда с человеком разговаривают и понимают подлинность его желания стать священником и личностные качества, чтобы отсеять случайных людей. Как и в любой сфере, такие случайные люди всё-таки просачиваются, но их меньшинство, и обычно они сами понимают, что им это не нужно, а некоторым говорят: вы поторопились, приходите через год, недостаточно созрели. Ведь для того, чтобы быть священником, недостаточно быть просто хорошим христианином, ты ведь будешь людям помогать, поэтому нужно сперва самому окрепнуть душой, набраться ответственности.

Теоретические знания, психологические тесты, медицинская комиссия — всё это важно, но это имеет второстепенное значение, первостепенное — настоящий контакт с человеком, понимание, что ему это действительно нужно. 

По своему опыту я могу сказать, что светское образование мне в этом очень помогло: даже когда я учился в университете, думал, что все вокруг занимаются тем, чем хотели, а я фактически выполняю послушание, и расстраивался, что пять лет я трачу на какую-то корочку. Но когда отучился, я понял, что получил базу, на которую уже можно нанизывать семинарские знания. А вот ребятам, которые пришли сразу после школы, рановато учиться в семинарии — в них есть какая-то юношеская легкомысленность.

Университет больше заточен на личную заинтересованность обучающегося: если человеку интересно, то он и будет пахать, чтобы эти знания получить. Если же нет интереса, то ничего студент и не вынесет. Семинарское же образование в этом плане можно сравнить с медицинским: те пробелы, которые ты получишь в образовании, скажутся при контакте с живыми людьми, паствой, и это может нанести настоящий урон. Семинарская система построена больше на школьном подходе, что ли. Нужно проследить, чтобы набор знаний был усвоен семинаристом, поэтому есть и оценки, и контроль посещаемости, и контроль посещения служб. Многие могут воспринять это негативно, но такому подходу есть обоснование — человеку, пришедшему из школы, не всегда понятно, что преподаваемое ему по-настоящему нужно.

Университет — это пришёл, прослушал лекции и ушёл домой. В семинарии же студент постоянно живёт и участвует в её жизни и, как в нашей, Сретенской, в жизни монастыря. Поэтому семинарист приобретает опыт жизни в христианской общине. Мне было нелегко — после вольной университетской жизни получилось так, что я всё время на виду. 

День начинается с молитвы и заканчивается тоже общей молитвой. После — завтрак, и до начала занятий студенты выполняют послушания: у кого-то персональные, например наводить порядок в аудитории, а кто-то каждое утро получает новое задание, допустим, приехал патриарх, и все занимаются уборкой храма. Хотя вся основная работа — уборка, готовка — выполняется гражданским персоналом, семинарист может в чём-то помогать. 

После послушаний, в девять утра, начинаются занятия. Они немного по-школьному разделены пятиминутным перерывом. Потом обед, снова послушания, ужин и вечерняя молитва. Отбой у нас в 11. 

 

Свобода — один из главных принципов христианства. Бог никогда не нарушает свободу: он может предложить тот или иной путь, но выбор остаётся за человеком

 

Первый год обучения проходит вообще не в Москве — весь курс семинаристов уезжает в скит монастыря в Рязанской области, где все полностью посвящают время молитвам и занятиям. Есть и другие поездки: меня и ещё одного семинариста, например, отправляли год назад в Америку. В течение месяца мы жили в православном лагере для детей в Чикаго: занимались с детьми, помогали, участвовали в жизни лагеря. Это такой киношный скаутский лагерь, но при этом православный. Он принадлежит зарубежной церкви, которая в советские годы отделилась от московской патриархии, а в 2007 году было воссоединение двух церквей. Это фактически церковь русских эмигрантов. Был такой архиепископ Серафим, он купил участок земли в двух часах езды от Чикаго, поделил на две половины. Первую распродал своим прихожанам на дачные участки, а вторую сделал детским лагерем, где летом могла бы собираться православная молодёжь: сохранять культуру, язык и веру. Мы в этом лагере учили детей колокольному звону, читать на службе, рассказывали о Законе Божием.

Со мной учатся самые разные люди. Хотя семинария находится в центре столицы, москвичей на курсе не так много, человек пять, не больше. Есть у нас семинаристы из Грузии, Молдовы, Украины, ребята со всей России. Дети священников, родителей-атеистов. Но видно, что в большинстве случаев просматривается общая линия перелома судьбы и появления желания служить Богу. У всех разные мнения, разные взгляды на политику и мироустройство: нет общей среды, из которой люди выходили бы. Есть и либералы, и консерваторы, причём как в политическом понимании этих терминов, так и в церковном. Но нужно помнить, что семинаристы — это будущие священники, в приходе у них могут быть люди самых разных политических взглядов, и священники не должны делать различий между сторонниками той или иной партии и идеологии.

Семинарист может жениться только до того, как он стал священником. Поэтому вопрос выбора пути остро встаёт в конце обучения: либо ты будешь монахом, либо женатым священником. Большинство семинаристов, не видящих в себе склонности к монашеской жизни, стараются найти себе невесту. Иногда это выглядит забавно, есть целое движение девушек, желающих выйти замуж за священника: они стараются попадаться семинаристам на глаза, много времени проводят около монастырей. Если семинарист в течение обучения женится, то его отпускают жить с семьёй. Он посещает занятия, молитвы — всё то же самое, только живёт уже дома.

Подлинный духовник — это особое счастье в жизни православного человека. Некоторые годами ищут духовного отца и не могут найти. У меня так получилось, что моя семья с таким человеком познакомилась давно, и он меня знает с четырёхлетнего возраста. Поэтому я всегда был под ненавязчивым и чутким духовным руководством: все решения в своей жизни я старался принимать, посоветовавшись с духовником. 

Подлинное духовничество — это монашеская практика: у послушника есть учитель, старец, ведущий своего ученика по духовной жизни, объясняющий, как бороться со страстями. В условиях монастыря это хорошо работает. Но в мирской жизни, когда священник, иногда молодой и неопытный, пытается руководить другими людьми, это часто приводит к неприятным последствиям. Многие священники говорят, что 90 % вопросов, с которыми к ним обращаются, мало относятся к духовной сфере: продавать квартиру или не продавать, брать ли новую машину. Очень важно и самим людям, и прихожанам разграничивать, где заканчивается духовная сфера и начинается материальная. Свобода — один из главных принципов христианства. Бог никогда не нарушает свободу: он может предложить тот или иной путь, но выбор остаётся за человеком. То же должно быть и в отношениях христианина с духовником.

 

«Бог не нарушает свободу»: Студенты семинарий о вере, церковном образовании и отношениях. Изображение № 3.

Никита

20 лет

 

Я из обычной семьи. Отец работает оператором, мама на «Мосфильме» делает костюмы для киноактёров. Мама была всегда верующей, отец — атеист. Воспитанием моим занималась в основном мама, поэтому я с детства в церкви. 

Изначально я хотел стать учителем истории, это была моя мечта. Я даже поступил в МПГУ на историческую политологию. Мне хотелось разобраться в том, что происходит в моей стране, понять причинно-следственные связи. Хотелось доносить до людей правду. Примером такого преподавателя, несущего правду, была моя школьная учительница истории, которая учила не по плану или учебнику, а по своим наработкам, по источникам. Особенно меня привлекал XX век, его история. Хотелось работать с людьми, общаться с ними. Но окончательный выбор я сделал в пользу семинарии, хотя заинтересованность в истории сохранилась. Люди часто спрашивают, зачем я вообще туда пошёл. Католики часто говорят про «призвание», ну вот я и почувствовал вдруг, что мне хочется стать именно священником, служить людям и Богу. Это не описать словами, это что-то на уровне чувств.

К поступлению я больше готовился морально, но перед семинарией окончил вечерние подготовительные курсы. Со мной учились в основном солидные дядечки, которые хотели скоро рукополагаться. Главный экзамен при поступлении в семинарию заключается в собеседовании: заседала комиссия и ректор, хотя основной разговор происходил именно с ректором. Ты тянул билет, там были вопросы, и, как я потом выяснил из разговоров с моими «коллегами по цеху», на эти вопросы они часто даже не отвечали. Их спрашивали о жизни, о том, какую литературу читает абитуриент, и всё в таком духе. Главное было узнать характер будущего семинариста, а не уровень его подготовки, хотя это тоже, конечно, важно.

Как-то так получилось, что скучных людей на курсе нет. У каждого интересная судьба: кто-то совсем недавно воцерковился после перелома в судьбе, кто-то раньше строил музыкальную карьеру, сотрудничал с известными лейблами,  у кого-то несколько высших образований. Но есть и те, кто после семинарии занимается светской деятельностью. У меня есть знакомый, окончивший Киевскую духовную академию, человек с тяжёлой судьбой. Развёлся, сложные личные обстоятельства, и теперь он работает официантом. Дело в том, что по канону разведённый человек не может стать священником. На мой взгляд, это настоящая трагедия. Вообще, руководство не очень одобряет, если ты хочешь рукополагаться, не женившись. Часто таким людям даже отказывают в рукоположении. Но многие хотят выйти замуж за будущего священника, мы таких девушек называем ХБМ — «хочу быть матушкой». Они такие в платочках, юбочках, из околоцерковного мира. Это и в советское время было, и даже до революции. Я пересекался с такими девушками, но не хотел бы, чтобы моя жена была такой. Да и их больше привлекают правильные и ортодоксальные, что ли. Мне больше нравится подход отца Андрея Кураева, он говорит: «Найди девушку на улице, катехизни, отмиссионерь её, и будет у тебя хорошая матушка». Если вы на самом деле любите друг друга, будущей жене будет всё равно, кто ты и чем занимаешься.

 

Руководство семинарии с большим пониманием относится к ситуации, когда у студента появляется девушка, и если отпроситься заранее, то никогда не возникнет проблемы с тем, чтобы сводить её в кино или кафе. Я никогда не стеснялся сказать девушке, что учусь в семинарии 

 

Есть несколько священников, к которым я прислушиваюсь и которые дали мне много ценных жизненных советов. Но я на этом не зацикливаюсь. У нас есть люди, буквально помешанные на духовничестве, готовые исполнять любой чих, любое повеление духовника. Это уже какой-то культ личности, на самом деле это, на мой взгляд, далеко и от православия и от христианства вообще. Потому что вместо Бога ты повинуешься человеку, его советам, подчас даже сумасбродным: я знаю случаи, когда из-за духовника разрушались семьи и нарушался ход жизни людей.

Руководство семинарии с большим пониманием относится к ситуации, когда у студента появляется девушка, и если отпроситься заранее, то никогда не возникнет проблемы с тем, чтобы сводить её в кино или кафе. Я никогда не стеснялся сказать девушке, что учусь в семинарии. Моя бывшая, правда, к этому негативно относилась, поэтому и пришлось разорвать с ней отношения.

Я достаточно свободолюбивый человек, и поначалу мне было трудно привыкнуть даже к такому щадящему порядку, который заведён у нас в семинарии. Но сейчас я понял, что это не столько стесняет, сколько организует. По сути, семинарист — свободный человек. Поэтому мне хочется, чтобы власть наконец-то перестала врать народу, была справедливой и чтобы у нас наконец-то появилось демократическое общество. Мне хочется, чтобы моя будущая паства жила в такой стране, где не было бы нищих, живущих за чертой бедности людей. Хочется, чтобы Россия была наконец-то счастливой и свободной. А по поводу своего будущего служения — хочу процитировать американского священнослужителя Александра Шмемана: «Нет ничего хуже профессиональной религиозности. Все эти перебирания чёток во время церковных сплетен, весь этот стиль опущенных глаз и вздохов — всё это выдохшаяся ужасающая подделка». И вот мне хотелось бы в своём служении этой подделки избежать — подходить искренне к своему служению людям и Богу.

Изображения: личный архив героев материала