«Пока ты не двигаешься, твои цепи не звенят»: Монологи феминисток из постсоветских стран

Я давно путешествую автостопом. В этом году мы с подругами путешествовали около шести месяцев. Ездили по активистским организациям, по друзьям, знакомились с фемгруппами в разных странах, делали презентации «Юдоли» и оставляли везде по несколько номеров, ну и отдыхали, конечно. Живое общение с активистками заряжает, поэтому по возвращении есть вдохновение и много сил что-то делать дома. Мы рассказывали про Казахстан или Узбекистан (я путешествовала с подругой оттуда), и оказалось, что многие в России не подозревают, как развивается феминизм здесь, что мы вообще делаем.

Мы проехали Украину, Беларусь, центральную часть России, Молдавию. Сначала путешествовали по крупным городам, а потом поехали на Чёрное море, выключили телефоны и жили там в лесу в палатке. За первые три месяца нам всего лишь один раз предложили деньги — пытались «снять». На самом деле люди очень открыты, многие хотели помочь, бескорыстно, по-доброму. Я постоянно удивлялась, когда мне огромные водители-дальнобойщики говорили: «Откуда вы такие смелые? Как вы не боитесь так ездить?» Действительно, в голове у многих девушек есть огромный страх дороги, поэтому, вернувшись домой, мы решили сделать квартирник «Путешествуй как девчонка». Мы хотим рассказать, что даже если ты родилась в Азии, то путешествовать всё равно можно, важно лишь помнить о безопасности. Недавно один знакомый, совершивший кругосветку из Казахстана, позвал нас в Караганду поделиться своим опытом — почему бы и нет? 

В середине путешествия я вернулась в Алма-Ату и отправилась с другом на Байкал, в Бурятию и Монголию. Автостоп с парнем резко отличался от автостопа с девушками. Водители, видя мужчину с женщиной, видят только мужчину и разговаривают только с мужчиной. Я просто бесплатное приложение. Сейчас я вернулась из Узбекистана, который мы с подругой проехали по диагонали до границы и обратно — это был самый суровый автостоп в моей жизни. Практически каждый водитель назойливо звал в гости, было сложно понять: они хотят тебя пловом накормить или похитить? Часто предлагали просто деньги и гостиницу, в Казахстане я с таким не встречалась. Узбекский автостоп оказался самым психологически небезопасным, в противовес белорусскому и украинскому.

В Казахстане больше 40 % населения живёт в сельской местности, где у женщин нет работы, они полностью зависят от мужа и его семьи. «Феминистской лиге Казахстана», которая с 1995 года занимается преимущественно законодательными инициативами, удалось увеличить возраст вступления в брак с 14 до 16 лет, но девочек младше 16 лет по-прежнему выдают замуж. Есть другая важная проблема — кража невест. Чаще всего молодожёны заранее договариваются об инсценировке, потому что «прикольно», «типа традиция». Но полно случаев, когда девушка даже не знает парня, который её украл. Похищенной «невесте» сложно решиться на побег, и даже после побега редко подают заявление в правоохранительные органы — потому что стыдно. Есть такое всеобъемлющее слово в казахском — «ұят» [уят], которым, например, оправдывают поговорку «не выноси сор из избы». Обесчещенную девушку родители не примут домой — ұят. Ни одна моя знакомая не хочет, чтобы её похищали, а от парней можно услышать что-то вроде «это ведь наши традиции», «так всегда делали». На самом деле это навязанный обряд, он чужд казахской культуре, как и «традиция» брать себе вторую и бесправную жену — токал. Ну и возмутительная «традиция» эксплуатации семьёй мужа младшей невестки — келин. Но всё это — наша действительность, в которой мы вынуждены жить и бороться. 

С момента восстановления независимости в 1991 году у нас доминирует правая неолиберальная идеология, в рамках которой принято восхвалять индивидуальные достижения, а не добившихся экономического благосостояния людей — презирать. Понимание гендерного равенства ограничено: по сути, всё концентрируется на том, чтобы женщины стали частью правящего класса наравне с мужчинами, чтобы для женщин не было юридических препятствий на пути к высоким должностям. Согласно исследованию 2015 года, женщины составляют 36 % руководящих работников крупных предприятий в Латвии, и это высокий показатель уровня Финляндии, Швеции, Франции. Но как влияет женщина во главе крупной корпорации на то, в каких условиях работают сотрудницы этого предприятия? Да, хорошо, что в Латвии была женщина-президент, женщина-премьер-министр, но женщинам более бедных слоёв уделяют недостаточно внимания. 

Я одинаково не верю как в общеженский опыт угнетения (о котором говорят радикальные феминистки), так и в то, что при отсутствии дискриминации каждая женщина может достичь чего угодно (о чём говорят либеральные феминистки). Я, как марксистская феминистка, вижу причину угнетения женщин в экономических отношениях, и в моём понимании борьба за гендерное равенство заключается не в том, чтобы как можно большее число женщин допустить в правящий класс и в правление корпораций, а в том, чтобы критически посмотреть на систему, которая постоянно генерирует неравенство и эксплуатацию. Латвия — одна из бедных стран Евросоюза, поэтому достучаться до большего числа людей можно, если показывать им возможные решения именно их проблем. Нельзя отделить феминистические вопросы от вопросов условий и размера оплаты труда, возможности карьерного роста, а также занятости женщин предпенсионного и пенсионного возраста. Необходимо выровнять уровень доходов женщин, чтобы те, кто сейчас вынужден работать условными кассиршами в крупнейшей сети супермаркетов «Максима», получали достойную оплату своего труда и чтобы этот труд не был рабским. Конечно, здорово, среди прочего, говорить о навязанных стандартах красоты и бороться с недостаточным количеством женских персонажей в фильмах — это хорошо и важно. Но если женщины заняты элементарным выживанием, то, может быть, следует больше обращаться к тому, как они выживают каждый день? 

Если ты не попадаешь в трудную ситуацию в Латвии, то сложно понять на личном опыте, что с гендерным равенством всё не очень хорошо. Формально законы никак не дискриминируют женщин, массивной консервативной атаки на равноправие тоже пока что нет — она точечная и зачастую отступает. Ощущения того, что права женщин в опасности, в Латвии нет. Но одна из моих самых любимых цитат — это фраза Розы Люксембург: «Пока ты не двигаешься, твои цепи не звенят». Чем больших прав пытаешься добиться, тем скорее общество в Латвии напомнит тебе, что ты вообще-то женщина, а значит, оставайся там, где положено. Конечно, у тебя есть какие-то права, доставшиеся в наследство от прошлого, но не надейся, что люди всерьёз поверят в то, что мужчины и женщины равны.

Чтобы стать феминисткой в Латвии, надо приложить интеллектуальное усилие, надо заставить себя критически посмотреть вокруг. Да, можно существовать комфортно и без этого, ведь пока что обстоятельства позволяют быть женщиной и не думать о защите своих прав. Но мне кажется, что в ближайшее время в Латвии и, возможно, во всей Восточной Европе это будет всё сложнее и сложнее делать. Да, закон меня не дискриминирует, но в повседневной жизни, в заявлениях публичных лиц, в публикациях мейнстримной прессы я вижу много неприятного. Я не уверена в латвийском обществе. Я не уверена, что латвийское общество, политически неактивное и инертное, при необходимости способно отстоять права женщин, потому что сама ценность этих прав до сих пор не усвоена.

Женские организации в Кыргызстане периодически подвергаются нападениям: наша организация пережила два таких случая. В первый раз, когда нас всех забрали в милицию, к нам относились, как будто мы были виноваты в произошедшем. Сотрудники органов проверяли, виноваты ли мы в том, что на нас напали, — милиция даже не рассматривала под другим углом вопрос насилия: «А чем вы там занимались? Вы ЛГБТ, что ли, занимались?» Ну, ребят, вопрос не по существу. 

8 марта наши женщины-политики заявили: поддерживайте нас, мы женщины. Я понимаю, что необходима солидарность и всё такое, но из них ни одна не выступала против закона о гей-пропаганде или иностранных агентах. Зачем нужны 30% таких женщин в политике, которые голосуют против прав человека и прав женщин? Поэтому я критически отношусь к этим квотам на количество женщин в парламенте. Не в квотировании дело. 

В последние годы многие имамы читают молитвы над молодожёнами без регистрации брака в загсе. Такой брак легитимен перед лицом Аллаха, но не перед государством. Женские организации подняли шум: участились случаи, когда рожают 15-летние девочки, многие умирают. Возникла общественная инициатива разобраться с этим вопросом. Но закон застрял: у многих депутатов есть такие малолетние жёны, и они не считают, что в этом есть что-то зазорное, напротив — очень классно иметь несколько жён, и об этом говорится открыто. В Кыргызстане публичные заявления вообще не имеют никаких последствий: один из депутатов недавно признался, что бил свою жену, и никто на это не отреагировал, абсолютно. Норма. 

Последние несколько лет я находилась внутри круга поддержки среди активисток. Мы делили общие пространства, это напоминало родственные отношения. В тот период мы казались огромной семьёй, в которой ты выбираешь себя, выбираешь себе подруг-сестёр. Мне хотелось такую семью-шелтер, и в этом я долго жила. Порой я выходила на улицу, с кем-то сталкивалась и думала: что, вообще существует другой мир?

Всему своё время, сейчас всё по-другому. Я благодарна всем, кто был со мной рядом и кто рядом со мной сейчас. Мы друг на друга сильно повлияли, мы друг для друга пример и возможность посмотреть на себя со стороны. Мы в чём-то признаёмся себе и другим. Часть женщин среди нас чувствуют себя супергероинями, которые спасают мир, но мы признаём, что это не всегда так, что мы имеем право на слабость, говорим о том, что мы пережили. Мы делимся этим — и это огромная сила. После этого ты уже можешь сказать всерьёз: я хочу что-то изменить в мире вокруг. Наш активизм состоит из работы с тем, что происходит в зоне досягаемости, в нашей жизни, в нашем ближайшем круге. Я за такие изменения — медленные, но в долгосрочной перспективе эффективные. Моя мама — отличный пример. Кто бы раньше мог подумать, что она будет за права ЛГБТ? Все говорят: «Она у тебя такая замечательная», а я отвечаю: «Это очень долгий путь». Так же и со всем остальным миром происходит — он медленно меняется в лучшую сторону. Через понимание, через разделение мир можно менять так, как ты его видишь.

Мы находимся в центре города, у нас своё безопасное пространство. Конечно, мы проводим лекции и воркшопы. У нас есть проект с подростками — уроки для старшеклассников и старшеклассниц про дискриминацию и другие гендерные вопросы. В нашем помещении работает клуб для девочек-подростков, где они могут общаться и развиваться, посещать интенсив про гендер и сексуальность или профессиональную самореализацию. В этом году мы работали с группами 15–17-летних девушек из профессионального лицея, где, как оказалось, распространены ранняя беременность и необразованность в сексуальном плане.

В начале этого года мы зарегистрировались как общественная организация, чтобы выйти на серьёзный уровень и заниматься системными изменениями. Мы хотим результатов в долгосрочной перспективе, но, безусловно, продолжаем заниматься и ситуативными акциями — например, демонстрациями 8 марта или акциями вроде Take Back the Night.

Создавая организацию, мы не захотели избавляться от феминитивов в уставе: у нас прописано, что мы членки, а не члены, что у нас работают секретарки, а не секретари. Нас долго регистрировали, ссылаясь на правописание, но мы обратились к начальнику юстиции Львова, и он нас поддержал — в итоге наш устав содержит феминитивы.

В этом направлении мы сотрудничаем с Комитетом равных прав мужчин и женщин при Громадьской раде (Общественном совете) Львовской областной рады. Феминитивы не являются велосипедом, который придумали феминистки — это давняя часть украинского языка. Сейчас одна крупная львовская языковедка работает над словарём феминитивов, и мы обсуждаем, как именно внедрять эту инициативу в жизнь. И «Феміністична Майстерня, и комитет видят в этом шаг на пути к равенству прав женщин и мужчин.

Кроме нас, во Львове уже почти 20 лет существует организация «Жіночі Перспективи» («Женские Перспективы») — это кризисный центр, который предоставляют юридическую, психологическую и прочую помощь женщинам в сложных жизненных ситуациях. Они проводят тренинги по повышению финансовой грамотности, помогают женщинам осваивать бизнес и реализовывать свои проекты, выдают субгранты для реализации инициатив. Есть ещё кризисный шелтер — благотворительный фонд «Горіховий дім» («Ореховый дом»). Это небольшой дом для женщин с элементами социального предпринимательства. Женщины, которые туда приходят, получают возможность жить и работать — там пекут печенье на продажу. То есть центр помогает женщинам преодолеть кризисную ситуацию и вернуться в привычную жизнь.

В Западной Украине действует «Союз украинок», организованный ещё до прихода большевиков — тогда это было эмансипационное прогрессивное движение, они стимулировали женщин быть свободными от гендерных предрассудков и завоёвывать права. Но сейчас они всё — это консерваторы, которые проповедуют роль женщины как берегини и домохозяйки. 

В 2014-м мы с друзьями поняли, что у нас общие интересы, и решили завести паблик — так появились «Объединённые Штаты постмодернизма», где культура рассматривается с точки зрения феминизма. Постоянных рубрик нет, но мы пишем про книжки, про гендер, про то, как сделать жизнь вокруг себя лучше, рассказываем, почему некоторые вещи, которые кажутся классными, на самом деле не очень, иногда публикуем смешные картинки. Однажды у нас был пост, который репостнули многие крупные паблики, и к нам пришло много новых людей, ожидавших «смешной контент». Теперь у нас есть история про прекрасного молодого человека, который постоянно оставлял комментарии в духе «я вообще не понимаю, чё вы тут пишете, зачем это всё». Но в какой-то момент он сломался, перешёл на тёмную сторону и стал убеждать других подписчиков в важности феминизма. В этом весь интернет: человек пришёл за мемами, а остался убеждённым феминистом.

Поскольку я занимаюсь исследованиями фемсообществ, то United States of Postmodernism выступает и как площадка для обсуждения результатов. Феминистская методология подразумевает, что просто публикации недостаточно — нужно начать диалог, нужно уметь слышать фидбэк. Помимо этого, мы публикуем анонсы мероприятий — наших собственных и наших подписчиков. Часто пишут люди, мол, подскажите, как организовать профеммероприятие в моём городе. Я помогаю найти людей в их городе, чтобы они скооперировались и сделали что-то классное. Мы стараемся вдохновить людей делать что-то самим. Круто, когда пишут: «Благодаря вам я сделала это и это», мы всегда очень радуемся.

Когда начинаешь видеть гендерное неравенство, ты постепенно замечаешь неравенство и в других сферах, вроде несправедливого труда, отсутствия инклюзии для людей с инвалидностью и эксплуатации животных. Думаешь: «Это тоже несправедливо, мне следует заняться и этим». Через четыре года после того, как я подтянулся к феминизму, я оказался вовлечён в самые разные проекты. В итоге у тебя меньше остаётся иллюзий насчёт того, как функционирует общество, как функционирует государство, и всё это отнимает слишком много сил. Многие скажут: с появлением феминизма в моей жизни мне пришлось отказаться от многих друзей. Да, есть люди, которые готовы тебя услышать или хотя бы обдумать то, что ты говоришь. Но всегда есть и те, кто не готов сделать минимальное усилие, кто агрессивно воспринимает твою позицию. Я отказался от попыток что-то объяснять: если у собеседника нет желания тебя услышать, то усилия будут напрасны.

Я заметил, что общее впечатление россиян и россиянок следующее: в Беларуси классно, много всего происходит, и вообще это страна победившего гендерного равенства. Больше половины населения Беларуси тоже убеждено, что мы этого достигли и всё класс. Но только мы углубляемся в другую статистику, вдруг выясняется: каждый третья здесь пострадала от домашнего насилия. Да, в плане государственной политики мы гораздо прогрессивнее России: например, Беларусь недавно отчиталась в ООН, что мы реализовали очередной компонент гендерного равенства, связанный с участием женщин в принятии решений на государственном уровне. Теперь ООН ставит Беларусь другим в пример. Другое дело, как и почему эти женщины попадают на эти высокие посты, могут ли они действительно влиять на принятие решений? Это другая грустная история. 

В Казахстане, как и во всём мире, существует проблема насилия, стеклянного потолка, нет работающих структур, обеспечивающих безопасность и неприкосновенность личности. Можно выделить региональную черту — похищение невест. Этим летом в Алма-Ате произошло два таких похищения. В обоих случаях девушек искали родные и близкие, распространяя информацию в СМИ и соцсетях. К счастью, обе вернулись домой. В первом случае похитители побоялись огласки, а во втором всё оказалось сложнее: похититель и оба соучастника погибли в автокатастрофе, а девушка получила тяжёлые травмы. 

В Казахстане сильны патриархальные устои в институте брака. Келин — так называют молодую невесту, которая с первых дней должна выполнять всю работу по дому, обслуживать родственников мужа, следовать определённым правилам при общении с мужской частью семьи. Статус женщины повышается при появлении детей, но всегда остаётся ниже статуса мужчины, который неизменно является главой семьи и принимает большинство решений.

Такие условия создают почву для домашнего насилия, от которого в год, по имеющейся статистике, гибнет около 500 женщин. Реальные цифры установить сложно, поскольку не везде существуют структуры, занимающиеся этим вопросом. Большой проблемой является отсутствие шелтеров, куда могли бы прийти женщины, находящиеся в ситуации насилия и не имеющие места, где можно получить медицинскую, психологическую и юридическую помощь. Ввиду отсутствия государственной поддержки и финансирования это становится практически невозможно. 

За последние полгода я замечаю рост гражданских инициатив, к которым подключаются адвокатессы, правозащитницы, общественные деятельницы. Большим толчком этому послужили недавние случаи группового насилия в городе Есик и в колонии Алма-Аты. Женщины вопреки устоявшейся традиции решили обнародовать имена преступников и добиваться справедливого наказания в суде. Обе получали угрозы, а в органах дела велись с многочисленными нарушениями со стороны власти, но общественный резонанс и подключившиеся к делу адвокатессы помогли женщинам не отступить. Большое дело делает Дина Смаилова — в этом году она организовала национальное движение против сексуального насилия «Не молчи», его представительницы помогают женщинам в судах, организуют сеансы групповой терапии и продвигают поправку в законодательство об отмене меры «примирения сторон» в делах об изнасилованиях. Инициативы женских движений мы стараемся поддерживать с помощью акций и пикетов.

Если говорить о том, чего не хватает стране, то, на мой взгляд, организованного гражданского политического движения с хорошим теоретическим фундаментом, которое бы не только работало в сложившейся ситуации косметическими методами и решениями, но и ориентировалось на дальнейшие перспективы изменения структуры общества в целом. Конечно, у нас есть представительницы левых и радикальных взглядов, но по существу тех же левых сил как прослойки, способной влиять на ситуацию в стране и обществе, нет. До тех пор, пока будут приниматься меры только постфактум, изменить что-либо будет невозможно. Критиковаться должны патриархальный и капиталистический институт в целом, потому что именно они являются почвой для воспроизведения насилия и неравномерного распределения ресурсов и прав — женских в первую очередь.

Прочитав книгу «Второй пол» Симоны де Бовуар, я определились с магистратурой. Я получила стипендию для изучения gender studies в Кембридже. Во время учёбы ездила в Париж, чтобы познакомиться и взять интервью у Femen — позже я написала о них диссертацию. Вернувшись в Кишинёв, я попала на марш против уличных домогательств, где познакомилась с Викторией Апостол — она тоже только вернулась из-за границы, с учёбы по смежной с гендером и правами меньшинств тематике. Нам обеим не хватало академического общения, и вот осенью 2014 года мы договорились встречаться раз в две недели и обсуждать прочитанную книгу, которую выбрали заранее.

При поддержке «ГендерДока» — организации, которая уже 20 лет борется в Молдове за права ЛГБТ, — мы с Викторией 8 марта 2015 года организовали феммарш под названием «Феминизм любит тебя». В том году мы участвовали в дебатах, а местное отделение телеканала «Дождь» пригласило нас вести авторскую передачу «Точка Ф», у которой, правда, вышло всего два эпизода — потом здание, где находился канал, сгорело. Первый эпизод мы посвятили табуированной в молдавском обществе теме — менструации. На второй передаче был разговор о сексизме в публичном пространстве. Поводом для этого стал инцидент на местных выборах: новоизбранный мэр Дорин Киртоакэ после объявления результатов первым делом сообщил журналистам, что Зинаида Гречаная — его основная соперница в предвыборной гонке — в своём 60-летнем возрасте должна сидеть дома и ухаживать за внуками, а не выдвигаться на пост. Мы подали жалобу в Комитет по борьбе с дискриминацией, Киртоакэ обязали публично извиниться, что он и сделал — и снова в своей сексистской манере.

В 2016 году при поддержке гранта European Endowment for Democracy мы устроили серию публичных лекций на общественные темы, косвенно связанные с феминизмом. Мы поднимали вопросы об активизме, идентичности, теле, говорили о жизни женщин рома, о мифах и стереотипах, с которыми представительницам этой этнической группы приходится сталкиваться. На наших лекциях затрагивались проблемы матерей-одиночек, сексуальное образование, права секс-работниц. 

Недавно в Молдове запустился хороший видеопроект L-Vlog Анжелики Фролов. Мы с ней вместе участвовали в телепередаче «Кандидат», где мы были как бы альтернативными кандидатами в президенты параллельно с настоящими выборами. Было 12 человек, и среди них она — открытая лесбиянка, которая дошла до финала и заняла второе место по итогам телеголосования. Её начало фолловить много людей, и она, будучи открытой феминисткой, ёмко и доступно отвечала в соцсетях на вопросы, связанные с гендером. Теперь она сделала свой видеоблог, где с помощью двухминутных выпусков развеивает мифы про ЛГБТ с помощью научных данных, социологических исследований и собственного опыта. 

В Молдове есть множество неправительственных организаций, которые занимаются правами женщин, но это всё «удобный феминизм»: они вроде бы и говорят правильные вещи, но боятся раскачивают лодку, «не дай бог кого побеспокоить». А у нас сейчас есть желание запустить онлайн-медиа на домене Feminism.md с феминистской повесткой для местной аудитории — чтобы поднимать замалчиваемые вопросы, чтобы люди могли узнавать новое и просвещаться по феминистской теме. Мы хотим реагировать на происходящее в Молдове на румынском и на русском языке — например, на сексизм на наших выборах. Столько изданий пишут о сексизме в президентских выборах в Америке, а в Молдове — никто. Но посмотрите: одной из главных кандидаток на прошедших выборах 44 года, у неё нет мужа и детей. Главный аргумент её оппонентов — «Майя Санду никогда не кормила грудью ребёнка». А мужик этот, значит, кормил! Наш митрополит перед вторым туром президентских выборов созвал конференцию, где заявил, что кандидат Додон ходит в церковь каждую неделю, он настоящий христианин, а кандидатка Санду не замужем и далека от церкви, проголосовать за неё — значит грешить.

В то же время за две недели до выборов в городе Бельцы было громкое дело о докторе, который на протяжении десяти лет изнасиловал 16 пациенток в нейропсихологическом институте. Они беременели, им делали аборты, не ставя их в известность. Медсёстры знали, город знал, полиция знала — и знаете, сколько пресс-конференций устроила церковь?