Швеция у нас ассоциируется прежде всего с предельным уровнем комфорта и государственной заботы — развитый велфэр, шестичасовой рабочий день, передовая пенитенциарная система и даже «дота» в физкультурной программе для школьников. Но так ли благополучна жизнь, свободная от предрассудков и удобренная высокими пенсиями и пособиями?

Итальянско-шведский режиссёр Эрик Гандини считает, что всё не так радужно. В стерильном мире победившего индивидуализма люди слишком оторвались друг от друга и утратили способность к близким отношениям. В стране самый высокий процент одиночных домохозяйств, а 47% неселения живёт в одиночку — не очень похоже на модель идеального общества будущего. Мы поговорили с Гандини о его новом фильме «Шведская теория любви», который покажут в Москве в рамках фестиваля научного кино «360°», подъёме правых идей в Европе и космополитизме.

Интервью: Георгий Ванунц 

«Невозможно построить счастье в одиночку»: Эрик Гандини о Швеции и обратной стороне благополучия. Изображение № 1.

 

Мы недавно опубликовали текст про московскую протестантскую церковь и её паству. И там парень как раз приводит в пример Швецию, говоря о ней как о самой комфортной стране мира с самым высоким уровнем самоубийств. Неужели всё настолько уж плохо?

Нет, совсем нет! Я же живу здесь, потому что люблю эту страну. Она действительно великая в очень многих смыслах. И, в частности, потому, что в ней есть склонность к самокритике, примером которой и является мой фильм. Он был профинансирован Шведским киноинститутом, шведским телевидением, вышел на экраны шведских кинотеатров. Были шумные споры, потому что я зацепил центральный нерв шведского самосознания. А насчёт самоубийств, я, честно говоря, даже не уверен, что это статистически верное утверждение — похоже на ещё один из стереотипов. 

Я тоже так подумал.

Звучит, наверное, странно, что я защищаю Швецию после собственного фильма, но на самом деле я заинтересован именно в самой дискуссии об автономии, независимости, а это универсальная западная тема, — так что фильм о ней, а не о стране. Я это говорю ещё и потому, что после фильма многие закричат «Ну понятно, вот она, нехватка религии, церкви!», но нет, это не ностальгическая ретротопия, не мечта о месте, которое нужно воссоздать. Наоборот, скорее, проекция в будущее, несколько вопросов о том, куда мы движемся. Но традиционные ценности — не решение.  

На самом деле ваш фильм действительно способен задеть чувства многих — всё-таки Швеция ассоциируется почти с раем на земле: Икея, высокие светловолосые люди, развитый велфэр, проституция запрещена. Наверное, все только и делают, что играют с детьми, кидают палки золотистым лабрадорам и пьют глитнвейн.  

Если бы я делал фильм для министерства туризма, то всё бы именно так и изобразил. Но я независимый режиссёр и говорю то, что думаю, беру на себя ответственность изобразить реальность именно такой, какой я её чувствую, а не обязательно такой, какова она есть или каковой мы бы хотели её видеть. Думаю, каждому обществу полезно смотреть на себя с дистанции, с двойственной перспективой, которая как раз и есть у меня как у полуитальянца-полушведа, одновременно аутсайдера и инсайдера. Думаю, это и есть задача кино, задача культуры — представлять саморефлексивный, критический взгляд.  

А велика вообще разница с Италией? Там ведь, по идее, тоже вся воспетая семейственность должна была уже подгнить под натиском глобального капитализма.  

В Италии сейчас с этим как раз полномасштабный кризис. Так что насчёт семейственности это тоже стереотип или воображаемый самопортрет. В Италии приходится 1,3 ребёнка на женщину фертильного возраста. В Швеции — 1,9.  У людей не хватает уверенности в завтрашнем дне, для того чтобы растить детей, и это провал государственной политики, минус не слишком развитого социального государства.  В Италии процветает прекарная система краткосрочной занятости — настоящая катастрофа. Я считаю такого рода занятость лучшим контрацептивом. 

Недавно в Италии проводили День плодорордия — кульминацию целой кампании популяризации семьи и деторождения, и он оказался полным провалом. Это пример плохого языка власти: сильная патриархальная фигура государства старается внушить молодым людям чувство вины, хотя на самом деле это вопрос экономики. Шведская версия семьи в хорошем смысле намного прогрессивней — это и открытость разводу, однополым бракам и так далее. Проблема в том, что доминирующая идея этой версии — свобода от других. Это неплохо, пока ты молодой, здоровый и сильный, у тебя есть друзья и социальная жизнь. Но когда тебе плохо, а такое случается со многими из нас, все эти ценности могут сработать против тебя. Предполагается, что государство поможет, но, как верно замечает одна из героинь моего фильма (кстати, полячка): «Если ты болен или плохо себя чувствуешь, в Швеции у тебя не получится поплакаться кому-нибудь в жилетку».

А эта женщина, вообще, настоящая, не актриса [Речь о работнице агентства по поиску родственников тех, кто умер в одиночестве в своей квартире. — Прим. ред.]? Потому что она, конечно, прямиком из фильмов Роя Андерссона.

Да-да, она абсолютно настоящая, у меня там нет актёров. Она из Польши, а её напарник, Луис, из Чили. Он рассказал мне, что когда возвращается в родную страну, просто не находит слов, чтобы объяснить друзьям, кем работает. Для них это непонятно, странно. Я просто замечаю некоторые признаки жизненной дисфункции в Швеции и пытаюсь показать в фильме. Например, в стране самый высокий процент одиночных домохозяйств в мире, 47% человек живут в одиночку. Большое количество умирающих в одиночку, третий в мире уровень потребления антидепрессантов. Тут есть о чем волноваться. 

Но, честно, это противоречивая тема. В шведской модели общества есть действительно хорошие идеи, против которых мы не можем ничего иметь. Независимость — ну как ты опротестуешь? Шведская теория любви была задумана в соответствии с логикой, что нет ничего страшнее, чем вынужденная жизнь с людьми, которые тебе не нравятся. Особенно это актуально для женщин, которых она освободила от старых зависимых ролей. Это то, чего не хватает Италии и уж наверняка не хватает России.  

Но доминирующая идеи свободы как свободы друг от друга уже опровергнута даже с научной точки зрения. Не помню, как назывался тот TED-talk, но рекомендую: там рассказывается о результатах крупнейшего исследования благополучия — его проводили 70 лет на 700 людях. Один из выводов — простая истина, что уровень счастья проще всего замерить через отношения, а деньги или тем более государственная поддержка его не гарантируют.   

Интересно, что вы упомянули Роя Андерссона, потому что да, нарратив одиночества в шведской культуре вообще очень сильный, и я тут не открыл Америку. Страна отлично подходит для изучения темы одиночества, она, с этой точки зрения, очень плодородна. Можно взять камеру и отправиться снимать наугад — везде ты найдёшь сильные сцены одиночества. За образом Швеции стоят действительно мощные идеи, шведский модернизм. Но в 1990-х неолиберализм привнёс во все это очень индивидуалистическую, почти нарцисстическую культуру, чисто западный феномен. Так что для меня кажется важным скорее подкорректировать этот курс. Не надо возвращаться к религиозным ценностям — это очень индивидуальная вещь и для кого-то она отлично работает, но явно не является ответом для целого общества. Я верю в разнообразие. И тут интересной выступает идея взаимозависимости, которая могла бы заменить независимость. Это что-то вроде апгрейда, осознание того, что люди играют важнейшую роль в твоей жизни и невозможно построить счастье в одиночку. Вот о чём я думаю. 

Когда фильм вышел, многие отреагировали: «О нет, это не Швеция, это не документальный фильм, это не та реальность, которую я наблюдаю в стране». Как режиссёр я показываю реальность такой, какой её чувствую, и теми инструментами, которые могут передать это чувство в сильнейшей эмоциональной форме. Это больше характерно для художественного кино, но в моём фильме нет ничего ненастоящего: все герои и истории происходили в действительности, от доктора в Эфиопии до крупнейшего банка спермы в мире. Это вопрос оптики. Пару лет назад я сделал фильм об Италии [«Видеократия» о феномене популярности Сильвио Берлускони вышла в 2009 году. — Прим. ред.], и реакция была точно такой же: «Как односторонне он всё показывает!».  

 

Пятьдесят лет назад каждый год 25 миллионов человек пересекали национальные границы. Сегодня это миллиард человек. Люди могут передвигаться и они должны иметь на это право

 

Ваша «Видеократия» оказалась пророческой: в 2016 году все только и говорят, что об опасном союзе массмедиа и массовой демократии — Трамп, Брекзит.  

Да, Трамп — это же реинкарнация того же процесса, что и Берлускони. Мы живём в эпоху, когда медиа имеют очень сильное влияние на политику, когда важнее создать чувство видимости — казаться, а не быть. В этом смысле горячие микрофонные записи иногда нужны для того, чтобы как-то вернуть нам чувство реальности.  

Каждое общество, каждая мощная сила старается представить вещи по-своему, и очень важно противопоставлять этому трезвый взгляд. Я использую для этого кино, но можно делать это и другими способами. Зигмунд Бауман, которому сейчас 90 и который всю свою жизнь изучал общества по всему миру, давая мне интервью для фильма, сказал: «К концу жизни я могу точно заявить, что не существует идеальных обществ. По моему определению идеальное общество — это общество, которое не думает о себе как об идеальном, которое постоянно задаёт себе вопросы.». Это сказал он, а хотел бы сказать я! 

Но мы же, а в большей степени, скорее, вы, при постмодернизме живём — все только и делают, что задают себе вопросы, в том числе и общество. 

На низовом уровне это, пожалуй, так, но сверху, и тут я уверен, вы можете легко представить это применительно к России, всегда существует уверенность в том, что «мы всегда правы, всё, что мы делаем, — правильно». Это очень опасно, учитывая, что такое настроение можно легко поддерживать при помощи медиа, и успешные политики по всему миру постоянно учатся делать это как можно лучше. Скрывать правду и выглядеть лучше, чем они есть. Когда ты контролируешь СМИ, это очень легко, как видно на примере Берлускони и, скорее всего, Путина. 

В другой своей работе, «Sacrificio», вы фокусируетесь на противоположном современным политикам герое — Че Геваре. На прошлой неделе президент Колумбии получил Нобелевскую премию за мир с ФАРК, который так и не ратифицировал народ на референдуме. Как бы там всё ни вышло, есть чёткое ощущение, что это конец истории левой герильи в Латинской Америке. Не думали, почему всё закончилось вот так бесславно? 

Возможно это провал идеи вооруженной борьбы за перемены. Она была релевантна в 1970-х, была релевантна во Вторую мировую, когда поколение моего отца сражалось с оружием в руках против диктаторов. Но сейчас сложно её поддерживать, потому что мы живём в мире, который меняется благодаря идеям, коммуникациям. Че Гевара был борцом, но его методы сложно защищать сегодня. Хотя то, во имя чего он сражался, и революционный настрой по отношению к власти по-прежнему важны. 

Вы, кстати, чувствуете в Европе обратное движение маятника, подъём правых чувств и идей? 

Да, и это грустно. Сейчас тема номера один для шведских избирателей — иммиграция. Неудивительно, учитывая, что в Швеции больше, чем где-либо в Европе, беженцев из Сирии на душу населения. Это создаёт напряжение. Но, как вы, наверное, догадываетесь, я всей душой верю в то, что миграция — неотъемлемая часть современной жизни, её невозможно остановить. Пятьдесят лет назад каждый год 25 миллионов человек пересекали национальные границы. Сегодня это миллиард человек. Люди могут передвигаться и они должны иметь на это право. 

Думаю, есть множество вещей, которые Швеция могла бы почерпнуть от мигрантов. Вспомните цифры, которые я упомянул: в Швеции 1,9 ребёнка на одну женщину, в Италии — 1,3, в среднем по Европе — 1,6. Для воспроизводства населения вам нужно хотя бы 2. Так что это неизбежно, нам придётся столкнуться с передвижением людей, особенно когда вокруг войны, зачастую поддержанные супердержавами. Иммиграция для Швеции не в новинку, это маленькая страна с большой территорией. Я вижу, как люди, которые переехали сюда с Балкан 20 лет назад, сейчас уже по большей части интегрировались и привнесли свой вклад в нашу культуру. Моя мама в своё время переехала в Италию, так что я сам продукт союза граждан двух разных стран. Меня пугает этот страх перед другими, он несовместим с космополитическим будущим, в которое я верю.  

Так в конце концов какой ваш рецепт — всем лететь в Африку?  

Вообще, было бы полезно! Иногда нужно приглядеться к ценностям другого мира, которые могут спасти нас от скуки и одиночества. 

«Шведскую теорию любви» покажут в Москве в рамках фестиваля научного кино «360°». 

Страница фильма

Страница лекции, основанной на материалах фильма

Изображения: кадры из фильма