Дима Толкачёв: Диалог природы и человека в урбанистической среде

О новой украинской культуре сегодня пишут многие западные медиа: Dazed публикует фотографии из постреволюционной Украины, i-D снимает в Киеве документальный ролик о подъёме рейв-движения. За последнее время на FURFUR выходили интервью с полуанонимной фотогруппировкой «Горсад» и материал об эротической сатире Кристины Подобед. В этот раз мы поговорили с молодым фотографом Димой Толкачёвым, который увлечён пластичностью тел, диалогом человека с бетонным городом и «шумной» эстетикой ночных фотографий.

Мне 27 лет, я живу в Киеве. Фотографировать мне нравилось с детства. У моей семьи была суперпопулярная в 90-х мыльница Kodak, и я всегда вызывался щёлкать фотографии для семейного альбома. Тогда я не представлял, что фотография может быть искусством. Однажды я случайно посмотрел по телевизору «Дорогу» Феллини — это было откровение для парня, который рос на дешёвых боевиках и покемонах.  

Фотографировать я начинал на плёнку: в конце 2000-х по ней все сходили с ума, но постепенно я понял, что цифра мне больше по душе. После диких экспериментов с фотошопом и вульгарной постановкой я принялся читать книги и статьи о фотографии, пересматривал сайты живых и неживых классиков, завёл аккаунты на фликре и тамблере, познакомился с молодыми киевскими и не-киевскими ребятами. Я много гулял по городу, слонялся с камерой по закоулкам и нетуристическим местам и в итоге научился анализировать свои работы, отбрасывать ненужное и концентрироваться на темах и стилистике, которые интересно и актуально развивать.

Сейчас я работаю над несколькими темами. Одна из них — пластичность человеческих тел. Я стараюсь запечатлеть неподозревающего человека в необычной или выразительной позе. Ищу или жду моменты, когда обычные люди превращаются в персонажей картины. Некоторые изображения я очень сильно кадрирую, чтобы убрать всё лишнее и максимально упростить композицию. Мне интересен переход от фигуратива к абстракции — появляется пиксельность, которую хочется пощупать.

Мне некомфортно подойти к человеку близко и снять его лицо, как это делают стрит-фотографы, я не хочу врываться в личное пространство — поэтому, как правило, я фотографирую издали. Выходит, что я запечатлеваю тело, а не лицо. Такой подход даёт возможность делать композиции, где поза гармонически сочетается с фоном, как у классических художников. Большинство концентрируется на лице как знаке индивидуальности. Я делаю акцент на том, что непроизвольные позы тела отображают однородность человечества — такие снимки можно сделать как в Австрии, так и в Австралии.

Другой вектор моих поисков — это диалог природы и человека в урбанистической среде. На этих фотографиях нет людей: человек там проявляется через созданные им предметы, конструкции и среду. Меня не интересует трансформация пространства, вызываемая человеком, — меня впечатляет хрупкость гармонии природы и человеческой среды. Я и не воспеваю, и не браню человека. Здесь нет чёрно-белой эмоциональности и критики, нет оценки. С точки зрения экоактивиста, эти снимки должны вызывать негодование, с точки зрения урбан-фанатика — это пустая поэзия. В этих картинках я ищу сочетания противоположностей, которые в форме диалога дают зрителю возможность найти свою персональную истину. Эти фотографии можно сравнить с хокку — но лишь в той мере, в какой европейцу дано понять смысл самого жанра хокку.

Я много фотографирую ночью. Мои первые удачные снимки я снял в тёмное время суток. Электрический свет превращает обычного человека в актёра на сцене. Ночь скрывает ненужное, а ночное освещение в городе создаёт особый драматизм. Мой любимый свет — это когда в пасмурную погоду день переходит в ночь. Кажется, что день рождает ночь в предсмертных муках и эта боль нивелирует контрасты.

Постреволюционное разочарование, конечно, сыграло свою роль в подъёме рейв-движения, но только на первых порах. Главная заслуга в удачном маркетинговом подходе организаторов, которые поняли потенциал техно-рейвов как канала, куда можно направить желание развлечений и ухода от реальности. Потом молодёжь просто захотела висеть. Сейчас я вижу, как поп-издания избыточно романтизируют рейвы и пытаются найти политическое там, где его нет. 

После 2014-го молодёжь заболела политикой и стала взрослее, то есть более рациональной, амбициозной, прагматичной, трезвой — но, может быть, это иллюзия. Была грандиозная, но наивная мысль, что Киев станет вторым Берлином в плане культурной и тусовочной жизни. Пока что мы живём в старом добром Киеве со всем его традиционным сплетением прелестей и уродств, но он постепенно модернизируется.