Вчера на вечеринке Reebok Hall of Fame в Москве выступила Little Simz — 22-летняя рэперша из Лондона, которая доросла до звания любимицы Кендрика Ламара, не выпустив ни одного релиза на коммерческом лейбле. Мы встретились с ней прямо перед её концертом и поговорили о состоянии независимой музыки в 2016 году, феминизме и пользе отказа от высшего образования.

 Интервью: Степан Нилов

 

— Ты выпускаешь свою музыку полностью самостоятельно, на подходе второй полноформатный альбом. Сейчас это чаще встречается в хип-хопе, да и вообще в музыкальной индустрии — вспомнить хотя бы Chance the Rapper и его публичную критику системы, основанной на деспотичных лейблах. 

— Да, второй альбом тоже выйдет на моём лейбле Age 101. Я думаю, что сейчас музыканты начали понимать, что вся власть у них в руках, что есть вещи, которых можно добиться и без подписания контракта. Можно сказать, что меняется всё общество. Появилась эта энергия — кажется, что люди давно не были так мотивированы и амбициозны. Поэтому многие сейчас просто идут по своему пути, игнорируя традиционный, когда тебе говорят: подпишись на лейбл, выложи три сингла, выпусти альбом, отправляйся в турне. Некоторые хотят делать это в другой последовательности, например.

— Но почему общество меняется? 

— Думаю, что в итоге это пробуждение связано в том числе и с выборами в США, с этой общей неопределённостью. В таких условиях проще не валять дурака и делать качественный рэп. Помогает и то, что есть такие люди, как Chance — недавно он организовал фестиваль, на котором даже Канье отыграл, — такие на первый взгляд мелкие вещи на самом деле очень вдохновляют.

— Как думаешь, что бы случилось, если бы ты пошла по пути условного Desiigner и сразу же подписалась на крупный лейбл в совсем юном возрасте? 

— Мне бы ****** [конец] настал.

— Почему?

— Я себя-то особо не знала пару лет назад. В итоге просто бы делала, что мне говорили бы, а не то, что я действительно хотела бы делать. Я была бы потеряна, в депрессняке — другими словами, мне было бы совсем не круто, чувак. Мне нужно было найти себя, понять, получить тот опыт — без этого я бы не делала ту музыку, которую делаю сейчас. Да, я бы поняла, что я талантлива, раз меня подписали, но дальше этого дело бы не пошло. На самом деле я от стольких пуль увернулась, отказавшись от всех этих контрактов. Причём, конечно, было непросто — соблазн всегда есть. Особенно когда у тебя есть определённые мечты и тебе вот так вот, на тарелочке, преподносят возможность их осуществить. Но каждый раз меня что-то держало, говорило: «Погоди, погоди». Помогло и то, что семья меня поддерживала и объясняла, что, когда закрывается одна дверь, другая открывается. В общем, я счастлива, что не стала ничего подписывать.

— Как ты начала зарабатывать своей музыкой? Ведь, будучи независимым, это намного тяжелее.

— Да, определённо. В основном я получаю с концертов, поэтому, когда я начала ездить в турне, всё наладилось. А до этого я ничего даже не выпускала, ещё и из универа ушла.

— А, так ты решила не заканчивать?

— Да, я просто сказала: на хер это дерьмо, до свидания. 

(В трейлер, где мы беседуем, заходит диджей Little Simz, протягивает Симби картошку фри, забирает бутылку Hennessy и уходит.)

— Не жалеешь, наверное?

— Ну не совсем. Но если я действительно захочу вернуться, ещё не поздно — нужные знания и оценки у меня есть. Не знаю, может, предмет выбрала неудачный — музыкальные технологии. Хоть я и люблю звукорежиссуру, все эти студийные технические заморочки, я хотела играть, выступать. А от университета нужного я не получала. Плюс я уже начала ездить в турне, а это мне действительно нравится. 

— Читал, что ты против того, чтобы тебя называли «девушкой-эмси», так как это тебя ограничивает. 

— Да, а ты бы хотел, чтобы тебя называли мужчиной-журналистом? Это просто то, чем ты занимаешься, зачем категоризировать это гендером? 

 

«Даже то, что я говорю, что я не „женщина-рэпер“, в нашем обществе уже воспринимается как нечто громкое. Хотя, по сути, это совершенно логичная вещь: да, я женщина, да, я рэпер. Но прежде всего я музыкант»

 

— Но ты также говорила, что ты не феминистка.

— Долгое время я не хотела верить в то, что я могу быть феминисткой — в основном потому, что их часто принимают за каких-то экстремистов, а я не хотела казаться такой. Но сейчас я приняла, что могу быть феминисткой, потому что я верю в равноправие. Меня очень раздражает, когда к женщинам и мужчинам в обществе относятся по-разному.

— При этом хип-хоп-культура особенно маскулинна.

— Да, тут тебе и мизогиния, и сексизм — всё что хочешь. 

— Как ты с этим справляешься? 

— Я так до конца с этим и не справилась — я с этим сталкиваюсь каждый день. Но я стараюсь не уделять этому слишком много внимания, главное — быть собой. Но даже то, что я говорю, что я не «женщина-рэпер», в нашем обществе уже воспринимается как нечто громкое. Хотя, по сути, это совершенно логичная вещь: да, я женщина, да, я рэпер. Но прежде всего я музыкант. Но я не говорю, что все женщины в хип-хопе должны себя так вести.

— Ты выросла на севере Лондона, там, где плотно окопалась грайм-культура. Это отразилось на твоём творчестве: у тебя есть треки с Кано, Стормзи, Faze Miyake. Но при этом ты именно хип-хоп-музыкант. Ты считаешь, что грайм заслоняет собой британскую хип-хоп-сцену? Или, по-твоему, они друг другу не мешают? 

— Да, я считаю, что они сочетаются. Мне кажется, что сейчас в Лондоне получился классный баланс: все более-менее знают, что происходит как в грайме, так и в хип-хопе. Вот взять Section Boyz и Стормзи: ведь ты бы не назвал Section Boyz граймом, а Стормзи — рэпером. Причём сейчас все знают, например, Скепту и Слимзи. Круто, что грайм мигрирует в отдалённые уголки планеты и становится таким влиятельным. Знаю, это звучит довольно нарциссически, но когда я за границей оказываюсь в каком-нибудь клубе и слышу трек Стормзи, то я понимаю, что грайм и сюда добрался, и, хоть я его и не записываю, я горжусь тем, что живу на его родине.

— Ты не читаешь про традиционные хип-хоп-ценности: машины, деньги. Сейчас много внимания уделяют более лиричным текстам: взять популярность Винса Стейплса, например. Как ты думаешь, это может быть реакцией на жёсткие вещи, которые происходят в мире, где случились Трамп и Brexit?

— Возможно. Я в курсе этих вещей, но, по правде говоря, я интроверт, то есть я не стараюсь как-то засветиться. Меня можно узнать двумя способами: после трёх-четырёх часов интенсивной беседы или через мою музыку. Я читаю про то, что знаю, вижу, то, что испытала в жизни, — это всё, про что я могу говорить. Оказывается, что много людей испытывают те же чувства, и для меня это удивительно. То есть это не наигранно. Я не делаю никаких расчётов по поводу того, что дальше произойдёт в мире. Я просто на него реагирую.

Изображения: Георгий Северьянов