Участники «Макулатуры» и основатели издательства «Ил-мьюзик» Евгений Алёхин и Константин Сперанский решили снять собственный сериал о жизни настоящего русского писателя. Кампания по сбору средств идёт полным ходом, на данный момент из заявленных 240 тысяч собрано 47. Мы попытались выяснить, каково это — влезать в долги ради съёмок собственного сериала и что именно отличает настоящего русского писателя.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  

 

КОНСТАНТИН СПЕРАНСКИЙ, ЕВГЕНИЙ АЛЁХИН

«макулатура», «ил-мьюзик»

 

 

 

В предыдущем интервью вы сказали, что сериал будет про настоящего русского писателя, а не про «самоназванных шоуменов» вроде Прилепина и Шаргунова. Но Прилепин же по всем приметам времени сейчас самый что ни на есть русский писатель? 

Константин Сперанский: Ну они просто тему русскости приватизировали, вокруг такой кордон поставили, повесили украшений, ленточек, и всё.

Евгений Алёхин: Да почему, самый русский, в том и дело. Об этом Костя и говорит. Что есть ещё другие русские писатели. Типа вот как Антон Секисов, Марат Басыров, многие из них великие люди. Просто не ходят в телевизор. Кирилл Рябов, например, мой друг хороший. Настоящий мастер слова, но его мы в телевизоре не встретим, потому что он телевизор в рот **** [сношал]. А в моём сериале, надеюсь, будет его линия.

А ваш герой насколько будет отличаться от условного Прилепина? Только тем, что пока в струю не попал и книжками «Буквоед» не завалил, тем, что по Новороссии не угорает? 

К. С.: Вообще, все эти мейнстримовые писатели, как правильно, кажется, сказал Михаил Котомин из AdMarginem, — это репликанты, они отрабатывают уже устоявшуюся литературную соцреалистическую схему. 

Е. А.: Всё правильно Котомин говорит. Есть писатели с бейджиками, а есть без. Вот Антон (Секисов. — Прим. ред.) играет мою биографию в этом сериале, она утрирована, конечно. И там он играет писателя, который сорвал с себя бейджик «писатель» и ушёл в подполье. 

К. С.: Тут дело в вызове, в попытке переосмыслить вообще социальный статус писателя. 

Что такое немейнстримный писатель в России вообще? Как проходит его день? 

Е. А.: Ну вот есть же великий человек Роман Сенчин. В душе он панк. 

К. С.: У нас же ещё принято относиться с подозрением к самиздату, когда там дедушки издают свои сумасшедшие брошюры, размноженные на ксероксах. А мне такая литература, может, даже милее, чем говно из-под «Асты» и «Эксмо». В принципе, в сериале будет как раз об этом — о том, как немейнстримный писатель живёт и какой прекрасный мир расцветает вокруг него. 

Просто смотришь тизер — странные ощущения. Кажется, что на экране скорее не писатель, а чувак, который много и с удовольствием думает о том, как стать писателем. Даже когда трахается. 

Е. А.: Так в том и дело, что настоящий писатель всегда об этом думает. Нет ведь никакого статуса, авторитетов, иерархии. Настоящий писатель всегда ученик. А когда появляется иерархия, люди начинают отмерять своё место в литературе. Это же говно какое-то. Думай о тексте, а не о том, какая корона тебе по размеру. Вот пацанёнок наш (герой Антона) думает о тексте и о книге. Хотя, конечно, иной раз и о короне. 

Вы сейчас собираете деньги на доработку пилота. Но потом больше не будет краудфандинга — собираетесь сразу кому-то идею продать? 

Е. А.: Не, продать идею, скорее всего, не варик. Я хочу посмотреть, будет ли выхлоп. Получится ли сделать хорошую серию. Тяжело сделать хороший звук почти без денег.

 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 У меня была мысль сделать полный метр. 

Но идея оказалась гораздо шире. Столько историй,

они все теснились в голове, а тут мы сели и понемногу разобрали.

И поняли: это только сериал.

 

      

 

Но если получится, вы же ее кому-то показывать будете, деньги у ребят покрупнее искать? 

Е. А.: Сложный вопрос. Я хочу попробовать всё делать и дальше таким способом. Заканчиваешь часть работы, собираешь на следующую часть. Ну вот, можно же вылить серию и сразу с ней запустить сбор средств на вторую. Пока у нас на серию ушло тысяч 300–320 рублей или чуть больше, считая долги. 

Чтобы всё было нормально, мне надо не больше миллиона на серию. Чтобы хотя бы чуть-чуть людям платить. Не могут все бесплатно работать, даже самому надо хавать и за жильё платить. 

Не страшно вообще было в такое вписываться — когда знаешь, что толстого кошелька нет и придётся в долги влезать непонятно ради чего?

Е. А.: Да **** [чего уж тут], страшно немного, вот было страшно, когда позавчера губа неожиданно вздулась. То ли от аллергии, то ли просто от нервов. Мне сказали, что это отёк Квинке, или как там это называется. Надо к врачу бежать, но врач вряд ли поможет. 

В этом плане легче снять полный метр. Собрать актёров бесплатно, даже оператора (многие операторы между сериалами снимают дешёвое кино), продумать всё и снять за несколько дней. Потом уже тоже есть время на постпродакшен, делаешь как дешевле и лучше, прерываешься, чтобы заработать. Но тут история, уже в голове другие семь серий, как голодные в очереди.

Да, полный метр кажется задачей попроще, даже с точки зрения сценария. 

Е. А.: Не знаю насчёт сценария. Мне кажется, вообще всё зависит от идеи. Хорошую идею, наверное, сложно испортить. У меня была мысль сделать полный метр. Но идея оказалась шире гораздо, столько всего хочется рассказать об этом мире. Просто не знаю, столько историй, они все теснились в голове, а тут мы сели и понемногу разобрали. И поняли: это только сериал.

Не было идеи позвать кого-то другого на режиссуру или сразу хотели сделать всё сами? 

Е. А.: Думали, конечно, об этом. Просто левый человек сделает что-то своё, совершенно не похожее на то, как мы это видим. А надо знать кухню изнутри. У меня такого режиссёра знакомого нет. Плюс чтобы ему всё это было интересно, чтобы он был умным человеком и сидел без дела. Они все очень далеки от темы книгоиздания. Я, впрочем, не имею в виду, что я умный человек. Но лучше уж самому ввязаться, а там — что выйдет. Знакомый мой режиссёр и актер Женя Коряковский пообещал, что меня разорвёт на маленьких собачек. Может, так оно и будет.

У вас в съёмках вообще только друзья-знакомые участвуют на голом энтузиазме?

Е. А.: Да точно также ищем места, объекты, актёров. Всё то же самое, просто денег почти никому не платим, а если платим, то символические.

На деле и актёры многие просто хотят сниматься. А кто-то хочет сниматься только в том, что им нравится. Много разных вариантов, кому-то просто говорят знакомые мои киношники, что проект интересный и драйвовый, и люди уже хотят поучаствовать.

Вот как я напросился сниматься у Бориса Гуца. Мне понравился сценарий, а потом актёр слетел. Я говорю: хочу сниматься бесплатно. Правда, вчера увидел их ролик на «Планете» — за голову взялся. Если бы я посмотрел такой ролик до того, как прочитал сценарий, я бы не решился участвовать. Надеюсь, сейчас сделаем хороший. Это же лицо проекта. Вот сейчас закончим разговор, я пойду в кадр к Борису, а потом в перерыве с сопродюсером Настей попробуем помонтировать новый проморолик «Арбузных корок». 

 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Если большого писателя или музыканта

с корочками случайно зацепит мент за распитие, он, скорее всего,

его отпустит, а если независимого — ещё и по ***** [лицу] даст.

 

      

 

Если сейчас всё выгорит — деньги соберете, потом откроете на следующую серию кампанию — снова месяц. Получится, у вас по серии в месяц будет выходить в лучшем случае. Не слишком растянутый график получается? 

Е. А.: Я не знаю. Будет больше денег — будет быстрее. Может, вообще никто не захочет это смотреть. Уж я постараюсь сделать столько, на сколько хватит трудоспособности. Какие-то правила, в общем-то, можно ******* [поиметь] и отменить, в этом и прелесть, когда ты сам себе хозяин. Будет больше денег — будем делать лучше и быстрее. А может, размякнем, полюбим комфорт. Задумаемся о карьере. 

Всё-таки хочется как-то про независимого русского писателя ещё понять. Сильно его жизнь отличается, например, от жизни независимого русского музыканта? 

К. С.: Да нет, в принципе, технически это одно и то же — оба занимаются любимым делом в своё удовольствие, не имеют какого-то сверхценного статуса. То есть, если большого писателя или музыканта с корочками случайно зацепит мент за распитие, он, скорее всего, его отпустит, а если независимого — ещё и по ***** [лицу] даст. Но тут прелесть в том, что ты сам себе хозяин и никого не пытаешься учить жизни и морализаторствовать 

Есть же ещё вот этот образ русского писателя — мрачно-монашеский: нет денег, дурацкая дневная работа, женщины не любят. Сплошные аскеза и самопожертвование. Русский писатель вообще может быть другим? 

К. С.: В принципе, это отличный образ не только русского, но и вообще писателя. Я был на форуме молодых писателей в подмосковном пансионате «Липки», насмотрелся там на таких ребят в штанах до подбородка, они по-своему симпатяги. Но встретил я там и других чуваков — Александра Снегирёва, Сергея Самсонова, ещё парочку славных людей, которые не были ни стереотипными неудачниками, ни какими-то чиновниками от литературы, в общем, этот пиратский дух в человеке сразу чувствуется, такие писатели в России есть, и вот наше издательство «Ил-мьюзик» издаёт только таких. Ещё AdMarginem иногда, за исключением Елизарова. 

Ситуация в России хороша тем, что у нас есть два издательских чудовища, а вокруг них пустыня, как в «Безумном Максе», и мы можем делать что хотим: издавать сами себя, писать о чём угодно, захватывать премии или разорять банкеты, в общем, пока не институционализируемся. 

 

Фотографии: Pixabay, кадры из видео