Репортаж американского журнала Thrasher о советских скейтерах

Когда Эмма Цуркова, глава Московского Олимпийского клуба скейтбординга, прислала официальное приглашение в СССР для 20-ти американских скейтеров, мы были вне себя от счастья. Мы увидели реальный результат гласности — возможность слетать в Россию! Том Терелл составил список из 18-ти калифорнийских ребят, которые были готовы к приключением. Энтузиазма нам было не занимать, но средств явно не хватало. Наши советские друзья брали на себя расходы на еду и ночлег, а вот билеты мы должны были купить на свои кровные. Поскольку в наших карманах таких денег не водилось, мы решили обратиться к спонсорам. Мы надеялись, что компании вроде Pepsi или Apple осыпят нас деньгами, но они просто проигнорировали наши протянутые руки. Остальные обошлись неубедительными отговорками. И хотя несколько человек проявили интерес, времени на сбор средств оставалось не так много.

На наших регулярных встречах группа стала обсуждать не предстоящую поездку, а её неизбежный провал. Родители скейтеров параноили, бюрократия вставляла палки в колёса и список участников стремительно сокращался. Оставшиеся говорили, что будут радоваться только тогда, когда самолёт взлетит и они будут на борту.

Когда всех охватило отчаяние, судьба нам наконец улыбнулась. Журналисты увидели в наших потугах посетить СССР информационный повод, и в течение недели телефон звонил так часто, что у нас болела голова. Наши лица то и дело появлялись на полосах местных газет с ироничными подписями вроде «товарищи скейтеры».

Дэн Мельник, которого родители позже отговорили от поездки, организовал благотворительный концерт. На гиге выступили Whipping Boy, 98 Da и куча других альтернативщиков. 250 долларов, вырученные от продажи билетов, мы потратили на колеса, подвески и болты, чтобы прокачать 18 досок, которые пожертвовал Крису сумасшедший бизнесмен. Santa Cruz Skateboards последовали примеру и одарили нас снаряжением, а от Converse мы получили по новенькой паре кедов. За две недели до предполагаемой даты поездки наша команда (Крис Уикс, Рами Абуромия, Адам Крон, Моника Бушам, Оден Коннели и я) встретились дома у Одена и начали отсчёт дней до путешествия. В тот день Тома нам найти не удалось. Его мама сообщила нам, что Тому открыли визу, но позже он был вынужден отказаться от поездки из-за финансовых проблем.

25 июня около 200 килограммов сумок Thrasher были отправлены в самолёт со стойки регистрации. Закинув за спины ещё около 100 килограммов багажа, включая скейтборды, мы проследовали к гейту. Наш самолет взлетел навстречу солнцу и приключениям. 

Мы приземлились в Подмосковье в 4:35 по местному времени, когда в Калифорнии была глубокая ночь. Мы не знали, кто и как будет нас встречать, поэтому, когда к нам подошли двое русских в спортивной одежде и на ломаном английском объяснили нам, что встречают участников какого-то молодёжного фестиваля, мы решили, что это наши советские коллеги. Спустя несколько минут неразберихи и непонимающих взглядов оказалось, что они ждали детей, которые отправляются на молодёжный фестиваль в Корею. Ребята засмеялись с облегчением, когда наконец мы отстали от них и ушли за своим багажом.

Я первым прошёл через красные ворота таможенного контроля и увидел лица встречающих. В глаза бросилась помятый клочок бумаги с яркой надписью «Peace Skate Project» — её держали наши новые русские друзья. Они провели нас к автобусу, арендованному Эммой. Кроме неё нас сопровождали Сергей, Валерия (оба говорили по-английски) и Андрей. Поначалу беседа получалась скомканной из-за нашего джетлага, но как только мы обсудили все формальности и познакомились поближе, разговор зашёл о скейтбординге и скейтах, и все почувствовали себя в своей тарелке. Мы были приятно удивлены новостью о том, что будем жить в квартирах наших русских друзей и нам не придётся иметь дело с туристическими агентствами и гостиницами. Поначалу наша поездка должна была продлиться всего пять дней, но благодаря настойчивости Тома на первых этапах планирования она растянулась на две недели.

25 июня около 200 килограммов сумок Thrasher были отправлены в самолёт со стойки регистрации. Закинув за спины ещё около 100 килограммов багажа, включая скейтборды, мы проследовали к гейту.

Всего за несколько минут автобус перенёс нас из цветущей деревни в лабиринты спальных районов. К тому моменту, когда нам пришлось выходить из автобуса группами по два-три человека и расходиться по своим временным квартирам, мы уже успели подружиться. Рами и я вышли из автобуса последними и последовали за Сергеем в «хрущёвский Гарлем».

После того как я познакомился с мамой Сергея и её двоюродной сестрой, я окончательно расслабился. Если два часа назад я думал, что Россия — катализатор холодной войны, то сейчас я видел перед собой свободных, открытых людей. Судя по всему, американские СМИ тоже неплохо поработали в области пропаганды. К счастью, местные в одночасье разрушили навязанные нам мифы и встретили нас с улыбками, помогая привыкнуть к резкой смене обстановки.

Мы сидели в комнате, увешанной политическими плакатами, и говорили о музыке и перестройке. Мы смеялись над мировыми лидерами и обсуждали произошедшие перемены, обменивались подарками и кассетами. Отдохнув пару часов, мы двинули в город навстречу нашим комрадам, чтобы вместе поужинать, выпить и потанцевать.

Советское метро — это огромные готические памятники с нервными электрическими поездами, которые сотрясают город из-под земли. В последующие дни мы передвигались в основном на метро и автобусах, такси — слишком дорогое удовольствие для большинства людей. Я вертел головой, пытаясь увидеть и запомнить как можно больше, пока другие пассажиры разглядывали меня. Не могу сказать, что выражали их взгляды — любопытство, раздражение или просто недоумение. Позже мне сказали, что некоторые презирают наши деньги и нашу свободу. Нескольких долларов было бы достаточно, чтобы жить, как король, в советской столице. Официальный курс валюты — три рубля за два доллара, но уличные менялы поднимают его до 13 рублей за доллар. Это очень много, если учесть, что 120 рублей — средняя месячная зарплата трудяг. Наши друзья сразу предупредили нас, что связываться с уличными менялами нелегально и вредно для экономики, и попросили нас этого не делать.

Мы встретились с другими жертвами джетлага и поужинали типичной русской ресторанной едой, которая варьировалась от терпимой до откровенно плохой. С другой стороны, в домашнюю еду мы влюбились с первой ложки. Позже мы встретились с участниками слалом-клуба, которые съезжались нам навстречу с высокого холма, ловко объезжая препятствия. Валерия сказала мне, что несколько лет назад скейтеров было гораздо больше: практически все, кто мог ходить, хотели научиться кататься. С годами популярность скейтбординга пошла на спад. Здесь все катаются на американских досках для слалома из 1970-х, советских бордах, похожих на те, что продаются в магазинах «всё по доллару», и скейтбордах, сделанных Андреем, основателем клуба. Многие слаломисты катаются и на роликах. Сергей сказал мне, что раньше они часто сталкивались с милицией, но после официального основания клуба конфликты прекратились.

Они научили нас азам слалома, хотя нам не удавалось разогнаться и вполовину скорости советских спортсменов. Позже мы перешли улицу и катались на пристани, выложенной деревянными досками. Это был запоминающийся московский вечер. Мы смеялись и катались до заката, пока не пришло время разойтись по домам.

К счастью, нам удалось избежать ловушек для туристов. При этом мы обкатали главные достопримечательности города вроде Красной площади, МГУ и парка Победы. Мы даже побывали на концерте Леди Смит Момбазо, Пола Симона и других южноафриканских музыкантов в парке Горького. В какой-то момент одно из лиц в толпе показалось мне знакомым, и я не мог поверить, что это действительно он! Алекс, скейтер из Пало-Альто, приехал в Москву со своим отцом дипломатом. Мы узнали, что в посольстве США установлена рампа, и пригласили Алекса выступить вместе с нами на следующий день на молодёжном фестивале в том же парке Горького.

Это было наше первое публичное выступление в СССР. Толпа нас подбадривала криком и аплодисментами, пока мы перепрыгивали через препятствия. Крис делал олли через всё, что не движется, а Рэй поразил всех своими трюками, несмотря на повреждённую лодыжку. За нами выкатили советские скейтеры и показали, на что они способны. К ним присоединились несколько солдат, которые под удивленными взглядами показали, что и в военных ботинках можно неплохо кататься.

Мы раздавали много подарков, стараясь равноценно отвечать на щедрость всех, кого мы повстречали. Всё наше окружение очень любило музыку, и, к счастью, у нас было много кассет, которыми мы могли поделиться. Я видел ребят в футболках Metallica в самых странных местах по всей России. Мы узнали, что многие местные группы играют музыку, похожую на популярный американский рок, но и андеграунд не отставал.

В какой-то момент одно из лиц в толпе показалось мне знакомым, и я не мог поверить, что это действительно он! Алекс, скейтер из Пало-Альто, приехал в Москву со своим отцом дипломатом.

Крис и Олден экспериментировали с московской ночной жизнью гораздо больше, чем остальные. Как правило, к вечеру все были очень уставшие, даже принимающая сторона. Длинные дни, полные мероприятий, которые у обычных туристов занимают неделю, стали обычным делом. Но стоило нам привыкнуть к столице, как пришло время ехать в Эстонию. 14-часовая поездка на поезде вырвала нас из московской повседневности.

Таллин, столица советского сателлита Эстонии, стала для нас каникулами в отпуске. На мощёных улицах древнего европейского города бурлила жизнь. Стены были разрисованы граффити, что было непривычным после Москвы, и отражали настроения в городе. Неприязнь к советскому правительству витала в воздухе. Русские военные силы оккупировали и установили контроль над регионом в 1940-х, и с тех пор поток русских мигрантов в эстонские города не прекращался. Крис, Оден, Сергей, Валерия, Рэй и Андрей жили в квартире Калева Картнера в центре города, а Рами, Адам, Моника со своей вывихнутой ногой и я поселились в квартире Эрика Райтвиира и его жены на окраине города. Дни напролёт мы барахтались в волнах Балтийского моря или катались по перилам, бордюрам и ступенькам города. Таллин был сосредоточением мест, идеальных для скейтбординга, и мы пользовались этим с огромными улыбками на лицах.

Мы все собрались у Эрика, чтобы подготовиться к поездке в Раквере, село в часе от города, куда нас пригласили выступить на местном фестивале. Мы расселись по двум автомобилям и понеслись по каменистой трассе. Когда мы подъехали, некоторые слаломеры из местного скейт-клуба уже разогревались перед выступлением. Калев занял первое место на конкурсе слалома в своей возрастной категории и получил советский скейтборд в качестве приза. Настала наша очередь выступать, а вторая часть группы так и не появилась. Из-за больной ноги Моники мы с Адамом оказались единственными выступающими американцами. Тем не менее нашим трюкам бодро аплодировали, и все остались довольны. Позже мы узнали, что задержало наших друзей: из кузова грузовика, который ехал перед ними, упал камень и разбил лобовое стекло их автомобиля.

За день до нашего отъезда из Эстонии в Ленинград местное телевидение решило заснять наши трюки на споте, который мы нашли в первые дни в Таллине. Эрик и Калев вытащили рампу, которую построили на прошлой неделе, и мы катались на ней перед камерами. Сергей впервые попробовал воздушные трюки, а толпа подначивала его выкриками «Сумасшедший Сергей!». Для репортёров сюжет закончился на интервью, а для нас катание закончилось обезвоживанием. После моего последнего эстонского обеда и стакана чая я решил записать интервью с Эриком.

• Как давно ты катаешься на скейте? 
• С 1980 года, но я мечтал этим заниматься с детства, одалживал доски у других ребят. Когда я наконец обзавёлся своим бордом, я стал проводить всё своё свободное время на нём.
• Как давно ты сам делаешь скейтборды?
• Знаешь, доски здесь очень плохого качества. Из-за этого у нас были очень ограниченные технические возможности в плане катания. Поэтому мало-помалу все начали строить собственные борды. Нам удалось достать полиуретан, и мы стали сами делать колёса. Они были очень твёрдыми, но всё равно лучше, чем фабричные. Некоторые парни сами делали подвески — я в том числе. Среди нас был чувак, у которого это получалось лучше всего — он сделал десять подвесок.
• Тебе в этом помогло техническое образование? 
• Да, я делал несколько учебных проектов и курсовых о строении скейтборда.
• Как давно ты участвуешь в соревнованиях?
• С самого начала. Я катался всего месяц, когда занял второе место на соревнованиях в своей возрастной категории.
• Какие отношения между русскими и эстонскими скейтерами? 
• Мы хорошие друзья, всегда ездим к другу на выступления и соревнования. Московские скейтеры — отличные ребята. Как-то они приехали в Эстонию на конкурс «Золотой Скейтборд», там мы познакомились и с тех пор поддерживаем связь.
• Что ты можешь в целом сказать о скейт-сцене в Советском Союзе?
• Скейтбординг в Союзе (включая Эстонию) развивается совсем не так, как в США. У нас нет рамп, и уличный скейтинг только-только появился. В основном мы занимаемся слаломом, и у нас есть много отличных слаломистов. Мне кажется, американцы многое слышали об Эстонии благодаря нашим митингам и демонстрациям за свободу.
• Это антисоветские демонстрации?
• Нет, мы выступаем не против Советского Союза и не задумываем наши действия как антисоветские. Мы просто хотим улучшить качество жизни. Мы находимся на передовой перестройки, и если мы не будем бороться за её успех, никто не сделает этого за нас.

Скейтбординг в Союзе (включая Эстонию) развивается совсем не так, как в США. У нас нет рамп, и уличный скейтинг только-только появился. В основном мы занимаемся слаломом.