Эпоха ожесточенных словесных баталий по линям «рок-рэп» или «попса-андерграунд» вроде бы давно похоронена под тяжестью бесконечного разнообразия музыкальных пабликов, но в глубине души каждый из нас до сих пор свято чтит свой музыкальный вкус и с насмешливым подозрением оценивает плейлист другого. Откуда этот вкус взялся и почему он вообще имеет значение? За ответами мы обратились к психологу-когнитивисту, композитору и музыкальному теоретику.

Текст: Марыся Пророкова

Психология свободы: Как формируется наш музыкальный вкус?. Изображение № 1.

Михаил Морозов

инженерный психолог-исследователь,
МГУ

Существует несколько работ разной степени убедительности, посвящённых связи музыкальных предпочтений с характером или отдельными чертами личности. Однако мне не известно ни одного исследования, которое бы охватило формирование музыкального вкуса как процесс, от раннего опыта до устойчивых предпочтений. Без таких лонгитюдных исследований сложно говорить о каких-либо доказанных закономерностях. Впрочем, есть два механизма, подробно описанные для других ситуаций, которые легко переносятся и на проблему музыкального вкуса.

Первый механизм — классическое обусловливание, открытое ещё И. П. Павловым. Прослушивание музыки всегда происходит одновременно с другими событиями: общением с друзьями, просмотром фильма, покупками в магазине, походом в консерваторию с семьёй и так далее. Так как музыка сама по себе не несёт биологического смысла, то есть информации, ценной для выживания организма, она легко поддаётся обусловливанию. Если вы слышите определённую музыку одновременно с чем-то приятным, со временем вы начнёте получать удовольствие непосредственно от такой музыки, и ваш вкус закрепится. Обусловить удовольствие можно одной композицией, жанром или музыкой вообще. Так как происходит это случайным образом, разумно ожидать, что условным стимулом станет система характеристик музыки, то есть жанр. При этом весь процесс от первого музыкального опыта до формирования вкуса может проходить бессознательно, незаметно для человека.

Второй механизм — это научение через моделирование, впервые описанное живым классиком психологии Альбертом Бандурой. Он показал, что, даже если человек просто наблюдает за другими людьми, он склонен повторять их действия. Этот механизм позволяет нам лучше понимать друг друга и обеспечивает поддержание культуры сообщества, то есть правил поведения, которые не нужно объяснять. Исследования Бандуры, которые доказали, что дети гораздо более чувствительны к научению через моделирование, легли в основу возрастных рейтингов для телепередач, фильмов и — несколько позже — видеоигр. Этот механизм не нуждается в удовольствии для закрепления определённого поведения: само знание, что кто-то из вашего круга общения слушает определённую музыку, уже влияет на ваш музыкальный вкус.

Будущие исследования запросто могут показать, что более сильное влияние на музыкальные предпочтения оказывают другие факторы, например конформность или темперамент, однако, пока экспериментальных данных нет, моя ставка — на более простые и универсальные механизмы: обусловливание и моделирование. 

 

Александр Маноцков

композитор

Самое важное в формировании вкуса — это понимание того, что качество музыки — это не дело вкуса. То есть человек может иметь хороший вкус только тогда, когда он знает, что есть, как писал Мандельштам, «ценностей незыблемая скала над скушными ошибками веков», совершенно не зависящая от господствующих вкусов и моды.

Музыкальный объект полностью становится собой только в контакте со слушателем, но, как ни странно, хорош этот объект или плох — это предрешено до контакта. Что такое это «качество»? В двух словах — сочетание безупречного следования закону с божественным иррациональным превышением этого закона. Хороший музыкант и хороший слушатель стараются, прежде всего, настроиться именно на эту диаду, на сочетание мастерства и откровения. Тут тоже бывают несовпадения, но они могут выглядеть, например, так: «Чайковский гениальный композитор, но слушать Шестую симфонию я не могу, для меня это слишком истерично и эмоционально, хотя и мастерски написано». Получается, что я как бы разграничиваю вкус и признание действительной ценности произведения. Очень часто какие-то вещи перебираются из категории «гениально, но слушать не могу» в категорию «любимая музыка». Мне кажется, это хороший признак, и, пожалуй, я бы рекомендовал непрофессиональным слушателям музыки поступать так же, то есть от сознания величины эволюционировать к любви. Когда нет собственного интуитивного понимания величины, ничуть не зазорно прибегнуть к рекомендации авторитета. Если ваш любимый писатель любит, не знаю, Вагнера, например, почему бы и вам не попробовать его полюбить.

Что касается второй части упомянутой диады — если мы не хотим превратиться в окаменелости, то мы просто обязаны предполагать в любой новизне именно божественное до последнего, до момента, когда само произведение с треском не докажет нам обратное. То есть человек, который просто говорит «это не в моём вкусе», не должен бы вообще говорить ни о каком своём вкусе, потому что вкус существует в развитии, статика тут свидетельствует только об отсутствии, собственно, вкуса.

В области популярной музыки работает, в общем, тот же механизм, что и в серьёзной музыке. Разница только в том, что в популярной музыке ингредиенты берутся из конструктора этой самой популярной музыки (и/или упрощённой классики), а серьёзная музыка сначала устанавливает набор ингредиентов сама, а потом уже удивляет неожиданностью манипуляций и нарушением ею же установленных правил.

Личные взаимоотношения с музыкой зависят от бесконечного количества факторов. Я, кстати, с удовольствием наблюдаю смерть рыночных паттернов в этом отношении. Сегодняшний городской житель может одновременно любить (посмотрите список аудио во «ВКонтакте») Пярта, Ваенгу, Моцарта, The Beatles, какой-нибудь рэп и экспедиционные фольклорные записи из Белгорода. Главное, чтобы этот процесс был живым и осмысленным, чтобы, уже если говорить о вкусе, не оказывались в одной кастрюле первое, второе и компот. 

Психология свободы: Как формируется наш музыкальный вкус?. Изображение № 2.

Елена Двоскина

кандидат искусствоведения, преподаватель Московской консерватории

Какие факторы влияют на развитие музыкального вкуса? Как бы мы ни понимали смысл слов «музыкальный вкус» — как круг музыкальных пристрастий или как чутьё, умение отделять шедевр от подделки, — музыкальный вкус формируется таинственно, как и любой другой. Но на этот процесс можно пытаться воздействовать.

Конечно, музыкальные склонности могут быть врождёнными — они, собственно, и всегда бывает врождёнными, просто не всегда обстоятельства благоприятствуют их обнаружению. Само существование многочисленных музыкантских династий говорит о наследственном характере не только музыкальных способностей, но и самой готовности радоваться от восприятия музыки. Интереснее другое — возможно ли и как именно возможно сформировать музыкальный вкус как умение различать.

Музыка есть язык — особый, невербальный, но всё же язык. Поэтому способы формирования музыкального вкуса принципиально не особенно отличаются от формирования вкуса литературного, вкуса к слову. И всё же применительно к музыкальному вкусу и опыту необходимо сделать важную поправку. Да, музыка есть язык. Но вот как прекрасно сформулировал разницу между вербальным и музыкальным языком Уистен Оден:

«Для того чтобы стать частью художественного произведения, слово предварительно должно быть изъято из нехудожественной среды… Инструмент поэта, язык, не является частной собственностью, и поэт не может изобретать своих слов, но вынужден пользоваться теми, что придумали люди для тысяч своих нужд. В современном обществе, где язык унижен и приравнен к сквернословию, поэтическому слуху угрожает опасность порабощения звуковой обыденностью — опасность, неизвестная художнику и музыканту, чьи инструменты — их личная собственность».

Другими словами, вербальный язык принадлежит всем, музыкальный язык — частная собственность, замкнутая среда. Это, с одной стороны, как будто эстетизирует его, выводит в заведомо элитарную область, с другой — требует от него специальных усилий для того, чтобы сохранить его доступность для тех, кто желает им пользоваться. И усилия эти сейчас фактически пошли на конвейер. Я думаю, что аналогом словесного сорняка можно считать фоновую музыку, преимущественно попсу — попсу из ларьков (или ларьков уже нет?), попсу в кафе, попсу из динамика в такси или из телевизора. Сорняка не только и не столько из-за её ничтожных, как правило, художественных качеств (это само по себе не сделало бы её сорняком), сколько из-за её фонового характера. Попсу включают, чтобы заполнить пустоту воображения — в точности как словесный сорняк призван заполнить пустоту выражения. Это небезопасная, между прочим, штука, потому что заполнить пустое воображение можно только третьесортной картинкой, нагло претендующей на создание картины мира.

 

 

 

 

 

 

Слушание музыки — волевой акт,
иначе это её унижение, которое может оказаться заразительным для неопытного слушателя.  

 

 

 

 

 

 

 

Поэтому музыкальный сорняк более агрессивен. Если вербальная речь, письменная и устная, окружает нас со всех сторон и благодаря этому сама себя уравновешивает (скажем, характер лексики улицы может быть самым сложносоставным, а уровень одного собеседника может быть скомпенсирован в большей или меньшей степени другим собеседником или книжкой), то музыкальный язык — это не ежеминутный язык быта. И звучащему в повседневности из всех щелей языку попсы мы ничего не можем противопоставить в сиюминутном быту. Это, в общем, объявление войны становлению музыкального вкуса. И на это объявление надо ответить со всей серьёзностью.

И тут мы подходим к вопросу, как развивать музыкальный вкус и возможно ли это. Я думаю, что возможности не безграничны, но они есть. И единственное, что можно здесь сделать, — расширять горизонты музыкальных представлений.

Конечно, среда существенна — но во вторую очередь. Почему ребёнок в музыкантской среде в среднем больше будет слушать музыку, чем в не музыкантской? По двум причинам. Во-первых, если его родители музыканты, то велика вероятность, что склонность передалась ему по наследству ещё до того, как та или иная среда активно дала о себе знать. Во-вторых, в музыкантской среде больше источников музыкальной информации. Другими словами, музыкальное окружение скорее повышает вероятность развития музыкальных склонностей, нежели создаёт их. Существенно и то, от кого и в какой форме человек получает первое представление о музыке.

Как ни странно, присутствие или отсутствие музыкального слуха не играет здесь никакой роли. То есть, конечно, слух вам необходим, если вы желаете сделать музыку своей профессией, но на способность полюбить и понять сочинение, сформировать свою систему музыкальных симпатий и антипатий он никак не влияет. Могу пояснить это собственным примером: у меня отсутствует зрительная память настолько, что, зажмурившись, я не могу представить себе во всех подробностях мысленно лица даже самых близких людей, а лишь самые общие черты. Художником я никогда не смогу быть: у меня нет чёткого зрительного воображения. Это не мешает мне иметь вполне определённый круг художественных пристрастий и даже расширять его.

Другой вопрос — как сформировать этот круг.

Чего я категорически избегала бы, так это музыки как фона, превращения осмысленной и глубоко нормативной речи в бессмысленный трёп. Слушание музыки — волевой акт, иначе это её унижение, которое может оказаться заразительным для неопытного слушателя.  

Изображения: Иван Анисимов, Аня Морозова и Мария Хандусь