Требуй невозможного: Почему южноафриканские студенты жгут университеты

11 июля в ЮАР под давлением протестующих студентов была приостановлена работа Городского университета Нельсона Манделы. Учащиеся высших учебных заведений митингуют по всей стране уже больше года. Их требование — бесплатное высшее образование для всех. Мирные протесты уже перешли в поджоги и столкновения с полицией.

Пик обострения гражданской позиции у студентов пришёлся на тяжёлое для страны время — в 2014 году ЮАР потеряла место первой экономики континента, а в этом году сползла на третье. К 2015 году республика заняла уже другое третье место — в рейтинге самых «жалких» экономик мира по версии Bloomberg. Сейчас в стране 26 % рабочей силы остаются без работы, а недавнее падение спроса на золото и платину могут и вовсе добить экономику страны. Студенческое протестное движение параллельно с ростом активности тоже стремится к энтропии: оно уже разбилось на огромное количество группировок разной расовой, социальной и политической ориентации, которые уже успели рассориться между собой и не стесняются прибегать к вооружённому насилию. Насколько выполнимы в таких условиях требования молодёжи «протестной столицы мира»?

Текст: Андрей Каганских

Монументальные проблемы

Всё началось 9 марта 2015 года, когда 30-летний политически сознательный студент-стипендиат Чумани Максвелл закидал человеческими фекалиями бронзовую статую английского колониального предпринимателя Сесиля Родса на территории Университета Кейптауна. Таким образом Максвелл рассчитывал привлечь внимание к проблеме «институализированного расизма» в образовательной системе ЮАР. Монумент уже не первое десятилетие терпел нападки активистов, в том числе и белых, но продолжал стоять в основном потому, что отлитый в нём человек сыграл далеко не последнюю роль в основании университета. Родс был предпринимателем-тираном, одержимым расширением границ Британской и построением своей собственной империи. Его политические интриги прошли через почти все важнейшие события конца XIX века на юге Африки и отпечатались в современной географии континента и мировой экономике. Для небелых граждан ЮАР Сесил Родс — это олицетворение колониализма и апартеида.

Движение за снос статуи резко набирало обороты. Чумани был провозглашён прессой неформальным лидером. Студенты начали стихийно выходить на улицы, оккупировать здания университетов и бойкотировать собрания учёных советов. В Twitter и других социальных сетях разгорелась небывалая для страны кампания под слоганом #RhodesMustFall. Статую Родса попытались демонтировать в Оксфордском колледже Ориел, но под напором анонимных инвесторов сносу был дан задний ход. Спустя ровно два месяца статую всё же снесли. Примерно в то же время переименовали Университет Сесиля Родса в Грэмстауне. Впрочем, глобальной «деколонизации» так и не случилось — на этом хэштеги победно стихли.

Спустя всего четыре месяца протесты разгорелись вновь, на этот раз под хэштегом #FeesMustFall. «Мы поняли, что нам нужно вступиться за бесплатное образование. Большинство студентов в стране бедные и не могут позволить себе платить за учёбу, а NSFAS (Национальная схема оказания финансовой помощи студентам. — Прим. ред.), предоставляющая студентам финансовую поддержку, попросту недостаточно эффективна. Студенты становятся жертвами финансового неравенства и не могут закончить обучение», — рассказывает Люмпхило Фоси, студент Университета имени Уолтера Сисулу, принимающий активное участие в протестах. На этот раз студенты вышли на улицы главным образом против увеличения платы за образование, не забывая при этом вступиться и за права обслуживающего персонала, который администрации университетов частенько переводят на аутсорс, чтобы платить меньше денег. Старые лозунги о «деколонизации» высшего образования в стране начали греметь с новой силой. На фоне миграционного кризиса (для людей из южной части Африки ЮАР всё ещё остаётся экономическим центром силы, а местные, в свою очередь, отвечают им демонстрациями и убийствами) протестующие также вступились за права студентов из других стран континента. 

В отличие от США, большинство университетов принадлежат государству. Республика тратит 0,75 % ВВП на высшее образование против 0,78 % в среднем по Африке и 1,21 % для стран-членов ОЭСР — весьма скромная цифра даже по меркам континента.

Всё началось с заявления администрации Витватерсрандского университета об увеличении платы за обучение на внушительные 10,5 % (при инфляции в около 6 %). Сейчас год обучения в стране будет стоить в среднем 3 500 долларов, не считая расходов на учебники, транспорт, жильё, курсы и другие фундаментально необходимые студенту вещи. Бюджетных мест, как это принято в англосаксонской системе, нет, есть лишь стипендии и гранты. При этом, в отличие от США, большинство университетов принадлежат государству. Республика тратит 0,75 % ВВП на высшее образование против 0,78 % в среднем по Африке и 1,21 % для стран-членов ОЭСР — весьма скромная цифра даже по меркам континента. Университеты часто страдают от некомпетентности администрации — в стране уже было несколько прецедентов банкротства высших учебных заведений.

14 октября 2015 года студенты уже вышли на улицы. Протесты были по большей части мирными, но полиция оказалась не готова к их масштабам — в ход пошли резиновые пули и слезоточивый газ. «В моей провинции Гаутенг самым большим протестом стал марш студентов к Юнион-Билдингз, где находятся местные правительственные офисы. Пять крупных университетов провинции и несколько колледжей организовали совместный марш. Полиция и правительство недооценили поддержку, которую получили студенты, и не были готовы к такому количеству протестующих. Неожиданно для нас дороги оказались заблокированы, а полиция поставила заграждения, чтобы не дать нам войти в правительственные здания, — рассказала нам африканерка Джойлин ван дер Мерве — член студенческого комитета культуры и учащаяся Университета Претории. — Из-за того что полиция не была готова встретить такие большие массы людей, протест закончился применением силы: полицейские использовали слезоточивый газ, и никто из представителей правительства не решился выйти на контакт с толпой».

Уже 23 октября президент страны Джейкоб Зума объявил о заморозке роста цен на обучение в государственных университетах в 2016 году. Этой подачки сверху студентам хватило, чтобы опустить руки до начала нового академического года (в ЮАР он начинается в середине января). 15 февраля студенты Университета Кейпа воздвигли лачугу на территории кампуса, чтобы привлечь внимание к проблеме нехватки мест в общежитиях — по их мнению, при распределении предпочтение отдаётся белым студентам. После акции лачугу сожгли. Зимой и весной маленьких разрозненных протестных студенческих движений в ЮАР становилось всё больше. И каждое из них обзавелось своим хэштегом: #AfrikaansMustFall выступающих против использования языка африкаанс при обучении, обратный ему #AfrikaansSalBly, #TransformWits и #OpenStellenbosch за расовую трансформацию преподавательского и ученического составов Университетов Витватерсранда и Стелленбоса, #BladeMustFall за отставку министра образования Блейда Нциманда и многие другие. Одновременно в моду вошли поджоги. В пепел под разными предлогами были превращены кампус Cеверо-западного университета, актовый зал Университета Йоханнесбурга и, наконец, входная дверь Университета Форт Хэра и историческое достояние в виде картин Университета Кейпа.

Сейчас некогда единое протестное студенческое движение утратило остатки централизованности. Представители разных рас, социальных прослоек и партий кучкуются в группы поменьше и нередко вступают между собой в ожесточённые драки. Не хватает и настоящего лидера — нынешние не отстаивают интересы всех групп протестующих. Один из родоначальников протеста (передумавший с нами беседовать после того, как я отказался сделать взнос в фонд Fees Must Fall, купив нужный ему лично учебник по политологии) Чумани Максвелл уже успел себя дискредитировать агрессией по отношению к местным ЛГБТ-активистам, которым даже во времена радужной нации приходится нелегко.

Где-то за радугой

В середине XX века в республике, созданной белокожим меньшинством (африканеров и в меньшей степени англичан), был установлен режим расовой сегрегации. Жители страны были официально разделены на чёрных, белых и цветных. Каждая из категорий граждан обладала определённым набором прав. Были введены раздельные больницы, школы и даже туалеты. Школы и университеты были доступны всем, но качество образования для темнокожих и цветных жителей страны оказалось предсказуемо хуже. Под предлогом помощи менее развитым туземным народам страны последние были загнаны в резервации, именуемые бантустанами. Расистский режим рухнул под внешним и внутренним давлением только к концу ХХ века.

В 1994 году в стране были проведены первые демократические выборы, в которых право голоса дали всем, без оглядки на цвет кожи и морально устаревшие расовые теории. При правительстве новоиспечённого президента страны, нобелевского лауреата Нельсона Манделы была продекларирована эпоха «радужной нации». Расистская машина апартеида была уничтожена, а пришедший к власти Африканский национальный конгресс поставил себе целью установление в стране нерасовой социал-демократии. Среди всего прочего правительством были обещаны те самые эгалитарные блага, за которые сейчас огнём и хэштегами борются студенты, например бесплатное высшее образование. Что же пошло не так? Просто ликвидации системы бантустанов и других расистских институтов оказалось недостаточно для перезапуска государства. Компенсация многих десятилетий образовательного неравенства, разумное перераспределение капитала в пользу некогда угнетаемого большинства — не самые простые задачи, с которыми АНК толком не может справиться до сих пор. Сказывается и то, что пришедшие к власти темнокожие чиновники и политики далеко не всегда обладают практическим управленческим опытом и необходимой квалификацией, проявляя неожиданные таланты разве что на почве коррупции.

Сегодняшние протесты — буйная депрессия молодого поколения (born-free, рождённых после демонтажа апартеида), не дождавшегося обещанной трансформации страны за последние два десятилетия. Большинство нынешних южноафриканских студентов были рождены как раз на пике общественного оптимизма, в эпоху громких обещаний и светлых надежд. Только выросли «рождённые свободными» не в «радужной нации», а в суровых реалиях неолиберальной экономики и неспособности местного правительства побороть унаследованные от апартеида проблемы.

Сломанный лифт

Апартеид и сопутствующие колониальные институты в своё время стали фундаментом южноафриканской экономики. Разрушив их, правительство немедленно получило букет характерных проблем: уже за первые семь лет правления АНК процент безработных увеличился с 15,6 % до 30,3 %. В 2015 году 63,6 % безработных в стране не могли найти работу больше года. По данным StatsSA, на 2015 год в ЮАР 54 % населения страны проживают за чертой бедности. Это около 27 миллионов человек, из которых более десяти миллионов даже не всегда могут позволить себе горячий обед.

Правительство пытается контролировать бедность социальными грантами и субсидированием коммунальных услуг. В стране действует прогрессивная шкала налогообложения и достаточно высокие по мировым меркам корпоративные налоги в 28 %, но сил справиться с проблемами у администрации страны всё равно не хватает. Особенно печально на этом фоне смотрятся многочисленные коррупционные скандалы. Нога в ногу с безработицей идёт и преступность: страна занимает одни из первых мест в мире по количеству убийств и изнасилований. Для протестующих студентов образование представляется билетом в жизнь. На то есть основания: согласно исследованию 2013 года, среди выпускников университетов доля безработных составляет всего 5,9 %. Из-за недоступности платного образования возможных социальных лифтов у африканцев остаётся совсем немного.

«Правительство должно увеличить налоги для частного сектора с 28 до 40 % со льготами для тех компаний, которые оплачивают стипендии, — делится своим видением необходимых реформ Люмпхило Фоси. — По-хорошему все эти деньги должны идти на образование. Я верю, что неравенство можно победить только практическим введением теории социализма, при которой демократическое правительство будет обладать монополией на все ресурсы страны». Мой собеседник состоит в молодёжной лиге правящей партии АНК. Номинально Африканский национальный конгресс, входящий в международный Социалистический интернационал, придерживается доктрин демократического социализма, но из-за плохих темпов финансового развития страны левая риторика из года в год всё меньше пересекается с реальностью. Например, в парламенте республики не первый год ставится вопрос о национализации горнодобывающей отрасли, которая уже несколько веков тянет на себе всю экономику. Даже сейчас ЮАР остаётся одним из основных поставщиков многих ценных металлов. И хотя национализация недр в теории могла бы увеличить бюджетные притоки, этот шаг в условиях неэффективного управления окончательно отпугнёт иностранных инвесторов, от которых страна и индустрия в большой степени зависимы.

Вливание дополнительных денег в бесплатное высшее образование тоже вряд ли поможет республике выкарабкаться из ставшей ещё глубже за прошедшие 20 лет ямы. Сейчас администрация страны занята сохранением ценности национальной валюты и сдерживанием дальнейшего падения в списке самых экономически развитых стран Африки. К тому же остро стоит проблема школьного образования, которое находится в ещё более катастрофическом положении.

В этой ситуации уничтожение муниципального имущества сложно назвать действенной стратегией. Университеты Кейптауна, Стеленбоса, Йоханнесбурга и Витватерсрандский университет суммарно увеличили бюджет на охрану более чем на 16 миллионов рандов (около 1 050 000 долларов). Только на эту сумму можно было бы оплатить год обучения более чем для 300 студентов. Хотя эти цифры меркнут перед масштабами урона, нанесённого стране правительственной коррупцией: Corruption Watch оценивает его примерно в 44 миллиарда долларов за последние 22 года. Южноафриканские чиновники, как и их российские коллеги, уважают хорошую недвижимость — один только ремонт личного особняка действующего президента Джейкоба Зумы обошёлся казне более чем в 16 миллионов долларов.

«Деколонизация» образования

Кроме хэштег-активизма и поджогов, сегодняшние протесты ознаменовались ещё одним важным событием в истории страны. #RhodesMustFall стал ярким прецедентом отказа от нерасовой риторики АНК. Студенческие протесты начались с призывов к «деколонизации» образования (в стране темнокожего большинства даже нашлось место хэштегу #blacklivesmatter). Речь идёт об увеличении количества студентов-африканцев, замене преподавательского состава для достижения лучшей репрезентативности населения и введения большего количества предметов, направленных на изучение африканской культуры и истории. В 2012 году 53 % академических работников были белыми. Сложно сказать, связано ли это со временем, которое нужно для подготовки квалифицированного академического работника, с малым интересом со стороны африканцев к преподаванию или правда с дискриминацией в академической среде.

Самым успешным эпизодом для протестующих стала отмена преподавания на языке африкаанс (на нём в основном велось преподавание при апартеиде) в Стелленбосском университете. Этому предшествовала публикация документального фильма об #OpenStellenbosch и расизме, с которым участники движения сталкиваются при обучении, под названием Luister (с африкаанс — «слушай»). Разумное требование в стране, где африкаанс в качестве первого владеют всего около 13 % населения. Хотя стоит заметить, что африканских студентов не просто забрасывают в аудиторию и ожидают от них понимания речи на неродном языке. Для удобства студентов и лекторов предусмотрена система перевода в реальном времени на английский, который, кстати, действительно лучше всего подходит на роль лингва франка.

Порой со стороны демонстрантов можно услышать призывы о необходимости введения обучения на африканских языках, которых только официальных в стране насчитывается 11. Предложения о форсированной замене преподавателей также сулят нерадужные перспективы для качества образования. Процесс расовой трансформации академической элиты занимает намного больше времени, чем замена чиновников или менеджеров, последствия которой страна расхлёбывает уже третье десятилетие. 

 Большая часть темнокожих студентов поступает
в исторически «чёрные», а ныне более дешёвые вузы, которые уступают по качеству образования некогда «эксклюзивно белым» передовым университетам страны. 

Принятый в 2000-х закон об «экономической поддержке чёрного населения» (Black Economic Empowerment) можно включать в любую хрестоматию как пример непродуманной и неэффективной эгалитаристской реформы. Это проект позитивной дискриминации, инструментом которой были выбраны расовые квоты. Обычная для ЮАР практика — для достижения законного расового баланса компании нанимают топ-менеджеров и совладельцев-пустышек, которые фактически не выполняют никакой работы, но получают деньги за то, что своим присутствием в налоговых декларациях спасают компании от штрафов за несоблюдение квот. При этом в стране нет закона, который смог бы защитить хотя бы тех же внештатных уборщиков и поваров, на которых уже не первый год наживаются университеты.

Среди студентов, даже несмотря на введение квот и стипендий, абсолютная расовая репрезентативность ещё не достигнута, однако страна на верном пути. В период с 1994 по 2004 год количество выпускников-африканцев увеличилось на 137% (в то время как их популяция выросла на 16 %). При этом большая часть темнокожих студентов поступает в исторически «чёрные», а ныне более дешёвые вузы, которые уступают по качеству образования некогда «эксклюзивно белым» передовым университетам страны. Между потомками угнетателей и темнокожими африканцами всё ещё существует огромная финансовая пропасть, сгладить которую не так просто.

Точно так же, как и преследуемые студентами цели, само протестное движение отнюдь не гомогенно. Многие белые выступают за увеличение доступности образования и далеко не все африканцы разделяют яростный панафриканизм. «Студенты представляли самые разные демографические группы, расы и социальные статусы, но они всё равно смогли отбросить все свои различия, чтобы идти навстречу общей цели. Между нами было настоящее единство, — говорит Джойлин. — Важной частью всего этого для нас было включение всех языков и культур и обогащение университета новой культурой в целом. Мы избавились от некоторых культурных мероприятий, связанных с культурой африканеров, так как чувствовали, что они не подходят для большого студенческого сообщества. Я верю, что нельзя просто взять и убрать любой из родных для страны языков и заменить их каким-либо другим».