74-летний самоназванный «демократический социалист» Берни Сандерс, предлагающий борьбу за бесплатное высшее образование и повышение минимального уровня оплаты труда, внезапно (но не для нас) превратился из чудака-идеалиста без вроде бы необходимой поддержки крупного капитала в реальную угрозу умеренной демократке Хиллари Клинтон. Левый поворот в США назревает снизу — миллионы активных сторонников Сандерса готовы поддерживать его мелкими пожертвованиями (средняя сумма — 27 долларов) и работать волонтёрами в его избирательном штабе, большая часть из них — молодые белые американцы.

В России, в отличие от США, экономика падает и потенциал для массового социального протеста растёт с каждым днём. Его первые приметы — митинги врачей, общенациональную борьбу дальнобойщиков против «Платона», акции валютных ипотечных заёмщиков и даже забастовки работников общепита — мы уже наблюдаем. Самое время вспомнить, о чём мечтают русские левые.

 

«Должно быть право не продавать себя»: О чём мечтают русские левые?. Изображение № 1.

 

Начнём с главного — кто такие левые сейчас? 

Алексей Цветков, писатель (Москва): Левые — за расширение доступа для всё более широкого круга людей ко всему, что обществом создаётся, будь то еда, жильё или образование. Левый — последовательный демократ, который переносит принципы демократии за пределы политики — в экономику. В своём советском детстве я читал много научной фантастики, и мне нравился описанный там коммунизм, хотя я и не понимал, как окружающая меня реальность в него превратится. В перестройку все взрослые разочаровались в коммунизме и перешли к либеральным или правым ценностям, лёгкое предательство вчерашних целей меня шокировало, и лет в 14 я решил остаться последним коммунистом на Земле.

Оксана Тимофеева, философ (Петербург): Быть левым — значит мыслить универсально. Социализм, интернационализм, феминизм — вот главные принципы, которые объединяют всех левых. Как ни странно, эти принципы понять и усвоить гораздо сложнее, чем идеи правых: расистские, сексистские, националистические, гомофобные. Гораздо проще поверить в архетипический бред вроде того, что евреи едят детей, чем прочитать Маркса и понять, как функционирует механизм прибавочной стоимости.

Александр Резник, историк (Пермь): Левый — тот, кто знает, что общество может меняться к лучшему. Левый убеждён, что социальная несправедливость, эксплуатация, мракобесие, войны и другие «вечные ценности» — нечто, требующее уничтожения. Невидимой руки рынка не существует — не существует и невидимой руки социализма. Бороться должны люди, осознающие историческую ответственность.

Иван Овсянников, работник профсоюза (Петербург): Быть левым — значит быть противником статус-кво, мейстрима. Левые — современные преемники освободительного, антисредневекового проекта социальных преобразований, начатого ещё в годы Великой французской революции (когда и появилось это слово). Левые противостоят силам реакции, защитникам привилегий и тирании, врагам разума, но также и сторонникам компромисса, умеренным, соглашателям.

Кирилл Медведев, поэт (Москва): Быть левым — значит понимать: ты часть движущейся материи, и даже то, что кажется тебе природным и незыблемым (цвет моря, структура леса, формы облаков), определено человеческой деятельностью в её исторических, в том числе классовых формах. И чтобы социальная материя развивалась в правильную, прогрессивную сторону, нужны усилия, выходящие за пределы частной жизни, частной карьеры, частного творчества, частной благотворительности, надежд на технический прогресс, парламентскую демократию и прочие замечательные, но давно уже не сами по себе ничего не гарантирующие достижения капитализма.

Владимир Плотников, психоаналитик (Петербург): Левые уверены, что в мире не должно быть неравенства и любого подавления одного человека другим человеком. В современном обществе это в первую очередь означает преодолеть рыночную экономику, минимизировать влияние государства и избавиться от любых проявлений ксенофобии и шовинизма. 

Сергей Вилков, журналист (Саратов): Перефразируя Маркса, быть левым — значит понимать коренную суть вещей.

А чем плохи либералы? Они тоже за всё хорошее.

Алексей Цветков: Либералы культивируют свободную личность, но все свободы этой личности выводятся из базовой свободы покупать чужой труд, из свободы эксплуатации, которую они красиво называют экономической свободой. Идеология либералов — это вечный рынок, который никогда не кончится, и вечный буржуа, который является венцом социальной эволюции и недостижимым идеалом для большинства лузеров, которым не повезло принадлежать к правящему классу и оказаться на общественном Олимпе. Либерализм — это абсолютная власть транснационального капитала над человеком, прикрытая свободой иметь причёску любого цвета и куртку любого фасона.

Сергей Вилков: Проблема самого искреннего либерала в том, что он считает соблюдение формальных демократических процедур и раскрепощение рынка достаточными условиями для всеобщей свободы и процветания. Но не могут быть равны между собой владелец бизнеса, имеющий возможность финансово лоббировать свои интересы на государственном уровне, и его рядовой работник, чьё влияние на общественные процессы ограничивается возможностью раз в несколько лет отдать свой голос на выборах. 

Иван Овсянников: Идеал либерализма не демократия, а власть «просвещённой» элиты. С одной стороны, либералы утверждают, что хотят свобод для индивидуума, минимального государства и тому подобных вещей, а с другой — выступают за свободу богатых индивидуумов наживаться за счёт менее успешных. В итоге пресловутые права и свободы для 99 % населения оказываются фикцией. Безусловно, масса людей в либеральном лагере о проблемах экономического неравенства не рефлексируют, а хотят просто «честных выборов» или чтобы не было репрессий. Таких хороших людей я бы назвал демократами, а не либералами.

  

 

 

 

У нас патриотизм присвоили какие-то душные реакционеры. Они выдумывают какие-то фетиши — русский мир, традиционные ценности, — и ты им либо кланяешься, либо нет, и тогда ты «пятая колонна». 

 

  

 

А патриоты чем вам не нравятся? 

Иван Овсянников: Я русский, люблю церквушки, берёзки. Русофобией не страдаю и эмигрировать не собираюсь. Но называть себя патриотом, когда образчиками патриотизма считают персонажей вроде Хирурга или Милонова? Нет уж, я лучше пока побуду безродным космополитом. У нас патриотизм присвоили какие-то душные реакционеры. Они выдумывают какие-то фетиши — русский мир, традиционные ценности, — и ты им либо кланяешься, либо нет, и тогда ты «пятая колонна». 

Кирилл Медведев: Патриотизм плох не как любовь к своему двору, городу, местности, стране, футбольной команде, а как государственная религия, позволяющая грабить и уничтожать свой и другие народы. 

Алексей Цветков: Патриоты исповедуют коллективность, но эта коллективность искажена репрессивной иерархией, верой в вечное неравенство, некрофильским культом предков и земли, в которой эти предки лежат, зацикленностью на «норме», данной «свыше». Политически патриоты всегда оказываются защитниками местной буржуазии против буржуазии транснациональной, а это ничем не лучше, и вообще такая защита исторически обречена.

Владимир Плотников: Либералы и патриоты ничем не отличаются друг от друга. И те и другие выступают за рыночную экономику под руководством кучки олигархов. Так называемые ценности и цивилизационные различия — это вещи глубоко вторичные и наносные.

Так чего же хотят левые? 

Кирилл Медведев: Окончательная цель — всеобщий бесплатный доступ к основным благам, к образованию, информации, культуре, медицине.

Оксана Тимофеева: Я хочу жить в справедливом, свободном обществе, в котором будет не только комфортно, но весело и интересно. Чтобы люди не умирали от голода и холода, чтобы всем была доступна еда, вода, крыша над головой. Но этого недостаточно — в справедливом обществе эти базовые вещи должны дополняться возможностью развиваться свободно, творчески. Сейчас это могут себе позволить только немногие, большинству же людей нужно постоянно думать о том, как заработать, как оплатить долги и кредиты. Им не до любви, не до искусства. Бедность сжирает в человеке душу. Не должно быть богатых и бедных людей в рамках одного государства или богатых и бедных стран. Войны тоже не должно быть. Вот что я хотела бы увидеть при жизни. Мир без капитализма. Свободный, светлый, красивый мир.

Иван Овсянников: Мы хотим коммунизма. Общества, которое подчинит все хозяйственные возможности, изживёт социальное неравенство, ксенофобию, государственность. Переход человечества к коммунизму — это переворот антропологический, каким была, наверное, неолитическая революция. Я не думаю, что доживу до этого, хотя крах капитализма вполне могу застать. Если же говорить о более приземлённых целях, то я хотел бы видеть Россию парламентской республикой, с сильным рабочим движением и демократической левой партией у власти. Я бы хотел, чтобы национализация стратегических ресурсов и отраслей сочеталась с производственной демократией, в обеспечении которой ключевую роль играли бы профсоюзы и другие объединения трудящихся; чтобы национальный доход распределялся в интересах большинства и, прежде всего, наиболее обделённых его групп; чтобы на локальном уровне развивались институты прямой демократии, а местное самоуправление стало реальной силой. Конечно, здравоохранение и образование должны быть бесплатными, а церковь реально отделена от государства. А ещё я мечтаю, чтобы в России прекратили дискриминировать женщин и паниковать по поводу ЛГБТ. Только для этого недостаточно просто добрых намерений: нужно повысить материальный и образовательный уровень масс.

Александр Резник: Наша цель — коммунизм. А промежуточный результат, который было бы здорово увидеть при жизни, — это экспроприация и обобществление средств производства, взятие государственной власти и её же планомерное отмирание. 

Владимир Плотников: Я хочу жить в стране, в которой не будет диктатуры, нищеты, ура-патриотической истерики и бандитизма. Реализация такой «программы-минимум» ещё не означает построение собственно социализма, но добиться этого может только левое движение. 

Сергей Вилков: Цель — внести свой вклад в дело передачи человеку власти над собственным будущим. Не думаю, что доживу до этого, но хотелось бы, покидая мир, знать, что в нём вновь оживает надежда.

И с чего начнём? 

Кирилл Медведев: Национализация путём выкупа крупных производств, нефтяной отрасти, рабочий контроль на всех предприятиях, совмещение низовых форм демократии (советы, ассамблеи) с парламентской. Депутаты с конкретным наказом от избирателей и возможностью отзыва, получающие, как и чиновники, среднюю зарплату наёмного работника. Запрет любых праворадикальных движений, призывов к межнациональной и межконфессиональной розни. Реальное отделение церкви от государства. Поддержка профсоюзов, кооперативов, производств, основанных на коллективной собственности и коллективном принятии решений. Обязательное бесплатное образование, бесплатная медицина. 

Иван Овсянников: Первым делом нужна очень радикальная революция снизу, чтобы от старых элит, старых системных партий и олигархических кланов, от авторитарной ельцинской конституции 1993 года не осталось ничего. Грубо говоря, нам нужен февраль 1917-го, а не Майдан, который погряз в национализме и войне с памятниками, оставив социальный порядок неизменным. Эта революция должна сформировать сильный левый полюс, партию в широком смысле этого слова, которая вступила бы в борьбу за власть с националистами и либералами, не дала им снова загнать народ в стойло и проводить очередные «непопулярные реформы». 

Александр Резник: Левый должен содействовать самоорганизации и борьбе трудящихся там, где он может это сделать лучше всего и где даже скромные результаты в виде защиты льгот могу разбудить политическое самосознание людей. Необходимо поддерживать массовые гражданские акции протеста, направленные против режима, и стремиться завоевать, перехватить идеологическую гегемонию у либералов и «патриотов». 

Сергей Вилков: Национализируем крупную промышленность и ресурсы. Ограничиваем деятельность политических организаций, выступающих за возвращение активов в частные руки. На предприятиях создаём выборные советы трудовых коллективов, которые должны быть главным органом контроля над производственными процессами. Кандидатуры директоров согласуются с ними. Организуем максимальные государственные вливания в инфраструктуру и промышленность, образование, науку, системы электронной демократии. Поощряем создание крупных независимых СМИ на кооперативных началах и под шефством общественных организаций. На базе местных производственных советов проводим выборы и организуем подобные органы вплоть до общегосударственного уровня. Передаём им власть. Высшим руководящим органом становится коллегия специалистов, избираемая съездом. Возвращаем неограниченную многопартийность. 

 

 

 

 

 

По-моему, это очень круто и весело — отнимать у господ их дворцы и делать их народными. Разве нет?

 

 

  

  

Владимир Плотников: Необходимо демонтировать путинский режим — люстрировать все системные партии, ликвидировать ультраправые силы и засилье ОПГ, национализировать под контролем профсоюзных и гражданских организаций углеводородный комплекс и за счёт этого расширить социалку, заменить президентскую республику на парламентскую и ввести безусловный основной доход. Это позволит построить хотя бы относительно свободное и цивилизованное общество в России. 

Алексей Цветков: В Новой декларации прав человека, которую создадут и реализуют левые, должно быть право не продавать себя, то есть гарантированный каждому безусловный базовый доход на уровне прожиточного минимума, хотя вводить его нужно поэтапно, чтобы не провоцировать массовое иждивенчество. Право на бесплатное жильё. Право не голодать. Бесплатным должен стать минимум еды, необходимый человеку. Право продолжать жизнь: не только медицина любого уровня, но и лекарства должны быть полностью бесплатными. И наконец, право на бесплатное качественное образование. Нужно как можно быстрее, используя в том числе и интернет, достичь всеобщего высшего образования всех граждан страны. Это переходная программа. Дальше нужно переходить к экологическому способу производства и обществу не коммерческой конкуренции авторитетов. В таком обществе произойдёт большой взрыв креативности, рекордное падение преступности и фантастический рост новых технологий. После этого капитализм с его примитивными стимулами труда и спекулятивными правилами обмена навсегда останется в прошлом.

А как вы относитесь к СССР? 

Кирилл Медведев: Я плохо отношусь к государственному террору, к уничтожению революционеров, поэтов, рабочих и крестьян в лагерях, к переселению народов, к массе ханжеских запретов и ограничений в культуре, ко многому другому. Но не готов обсуждать это в покаянном духе с поклонниками Гитлера, Власова, Тэтчер, Пиночета и Ельцина. 

Иван Овсянников: Нужно очень сильно ненавидеть марксизм, чтобы утверждать, будто в СССР было построено социалистическое общество. Говоря со сталинистом, я буду подчёркивать, что при Сталине СССР превратился в бюрократическую империю, в которой привилегированная номенклатура правила от имени рабочих и крестьян. Большой террор, жертвами которого стали и тысячи коммунистов, не может быть никоим образом оправдан. Но, споря с либералом, я упомяну о несомненных социальных, экономических и культурных завоеваниях Октябрьской революции, которые не были полностью уничтожены в годы сталинизма и последующие десятилетия. 

Сергей Вилков: Это была трагическая, неудачная попытка прорваться в новый мир, быстро ставшая карикатурой на мир старый. Но такие же плоды были и у первых буржуазных революций. По крайней мере, СССР не только дал возможность России стать центром мировой истории, но и был для значительной части человечества идеальным мифом, ориентиром в борьбе за справедливость. Это оплаченный кровью опыт ужасающих ошибок и блестящих побед, которым будут пользоваться поколения. 

Алексей Цветков: Это была уникальная система, дававшая людям максимум экономического равенства, но минимум личной свободы. Но гораздо важнее, что она давала бесклассовый исторический горизонт, цель общего развития цивилизации. Стоит разделять разные советские эпохи. Два моих любимых советских десятилетия — 1920-е (конструктивизм, Родченко, ЛЕФ, Третьяков, Коминтерн, Выготский) и 1960-е (Ильенков, Лотман, Стругацкие, новая программа КПСС, альтернативная «коммунарская» педагогика, Шпаликов). Советский Союз рухнул, потому что не вписался в постиндустриальный поворот, совершенный западным миром, не нашёл свою версию «постфордизма» и проиграл цивилизационное соревнование, надорвавшись в военной гонке.

Всё равно кажется, что вы хотите всех раскулачить. 

Алексей Цветков: Где левые покушались на нажитое наёмными работниками? Альенде в Чили национализировал корпорации и обеспечивал всех детей страны бесплатным молоком. Раскулачивания боится обычно тот, кому реально есть что терять, а таких людей в нашей стране не так уж много. Это страх тех, кто выиграл от капиталистического эксперимента, страх тех, кто в доле. Всем остальным я предлагаю ассоциировать себя не с теми, кого раскулачивают, а, наоборот, с теми, кто этим раскулачиванием занимается. По-моему, это очень круто и весело — отнимать у господ их дворцы и делать их народными. Разве нет? 

Кирилл Медведев: С навязчивыми страхами лучше идти к психотерапевту, мне же кажется, что нужен гарантированный базовый доход для всех, варьирующаяся в не слишком широких рамках оплата для всех работающих (при постепенном снижении количества рабочих часов от безлимитного сегодня до двух часов в день), а также несколько более высокий потолок для тех, кто готов работать больше нормы. 

Иван Овсянников: Когда я слышу, как коммунисты всё «отнимут и поделят», то обычно отвечаю, что капиталисты хотят всё отнять у бедных и поделить между богатыми. И они не просто хотят этого, а ежедневно проделывают. 62 человека владеют богатством, равным состоянию беднейших трёх с половиной миллиардов населения Земли, половины человечества! Вот у этих ребят мы и правда собираемся многое отнять, но не для того, чтобы потом поделить на три миллиарда частей, а для того, чтобы не делить. Социализм — это общественная собственность на средства производства и результаты общественного труда. Экономика должна работать на общество в целом, служить его развитию, а не обогащать паразитов. 

Сергей Вилков: Экспроприация малого бизнеса не нужна. Он может заполнять потребительские ниши, оставленные плановой экономикой, и с её совершенствованием будет естественным образом вытеснен крупными общенародными предприятиями. Так же как его вытесняют современные корпорации.

 

 

 

 

Надо забыть об идее, что все непременно должны работать,
делать карьеру, достигать успехов
и приумножать свои блага.
Никто никому ничего не должен.

 

  

  

А ещё вы уравняете бездарей и талантливых... 

Иван Овсянников: И те и другие одинаково нуждаются в пище, жилье, лекарствах и школах. Возможно, у нас будет меньше бездарей, если мы на деле обеспечим всем равные возможности. 

Оксана Тимофеева: Бездарей не бывает, важно дать возможность каждому таланту развиться; при капитализме этому мешает экономическое принуждение, необходимость продавать свой труд, чтобы платить за жильё, еду, учёбу и так далее. 

Сергей Вилков: Социалисты не считают людей равными по способностям. Нужно лишь дать им равные возможности для реализации, независимо от происхождения и материальной обеспеченности. 

Алексей Цветков: Я встречал десятки нищих талантов и сотни преуспевающих бездарностей. Неравенство коренится в организованной и узаконенной краже: производство носит коллективный характер, а присвоение результатов этого производства частное, это главный и неизлечимый абсурд капитализма, узаконенный, в том числе и в праве наследования. 

А что делать с тупыми и ленивыми, как я? Они же будут сидеть на шее у остальных. 

Алексей Цветков: При развитии педагогики и всеобщем доступе к качественному образованию ленивых и тупых с каждым поколением будет становиться всё меньше. Не быть полезным для общества будет просто не круто, это будет низкий, мусорный социальный статус в обществе неравнодушных творцов, технологическая база для которого у нас уже есть в Европе и США сегодня. 

Благодаря современным технологиям производительность труда выросла настолько, что нужды в обязательной работе прежнего числа людей больше нет. Именно поэтому базовый доход для всех стал возможен и сейчас обсуждается в Европе. В случае успеха этой практики мы в ближайшие годы получим там новый, более гуманистический тип капитализма и новый тип гражданина, для которого выживание больше не является стимулом для наёмного труда и который переходит к более сложной мотивировке своего участия в общем производстве и обмене. 

Оксана Тимофеева: Надо забыть об идее, что все непременно должны работать, делать карьеру, достигать успехов и приумножать свои блага. Никто никому ничего не должен. Если человек не хочет работать, пусть не работает. Важно, чтобы общество, в котором он живёт, предоставило ему такую возможность. В идеале любой труд — вещь свободная и добровольная. Экономическое и одновременно моральное принуждение, которое заставляет современных людей ходить на работу, — это форма рабства, и только левые задаются вопросом о том, как её преодолеть. Всё дело в том, что в капитализме труд — это главный товар. Мы продаём свой труд и не можем помыслить себе жизнь вне этой бесконечной колеи торговли собой, базовой матрицей которой является проституция.

При коммунизме труд будет не за деньги, труд будет по любви и обоюдному желанию. Ленивые могут расслабиться — им не нужно думать о том, как не остаться без денег, без хлеба, без крыши над головой: хлеба хватит на всех. Что и сколько вы потребляете, не будет так строго зависеть от того, что и сколько вы производите, — надо мыслить шире, чем мы приучены в качестве наёмных работников, для которых сама жизнь уже превратилась в средство производства, в средство извлечения прибыли. А тупых не бывает — есть те, кому не очень повезло со школой. Это мы тоже исправим. Так что вам у нас будет хорошо — уж точно лучше, чем сейчас. 

Владимир Плотников: Все люди тупы и ленивы, об этом ещё Фрейд говорил. Никто не хочет работать, никто не хочет учиться, все хотят валяться пластом и получать удовольствие. Тем не менее наша жизнь устроена так, что мы так или иначе вовлечены в те или иные практики, что-то мы делаем хорошо, а что-то плохо. Надо просто таким образом организовать процесс социализации человека, чтобы эти таланты из потенциальных стали актуальными. 

Александр Резник: А вот самим левым лучше бы не тупить и не лениться, потому что их мало, а задачи перед ними — исторических масштабов. 

Что почитать или посмотреть, чтобы лучше понять, о чём вы вообще говорите?

Иван Овсянников: Джон Стейнбек. «Гроздья гнева», Ларс фон Триер. «Танцующая в темноте», Лев Троцкий. «История русской революции» 

Александр Резник: Чайна Мьевиль. «Железный совет», Терри Иглтон. «Почему Маркс был прав», Лев Троцкий. «Литература и революция» 

Алексей Цветков: Карл Маркс, Фридрих Энгельс. «Немецкая идеология», Владимир Ленин. «Государство и революция», Рауль Ванегейм. «Революция обыденной жизни» 

Сергей Вилков: Фридрих Энгельс. «Происхождение частной собственности, семьи и государства», Владимир Ленин. «Государство и революция», Виктор Серж. «Полночь века» 

Кирилл Медведев: Владимир Ленин. «Государство и революция», Лев Троцкий. «Преданная революция», Виктор Серж. «От революции к тоталитаризму» 

Владимир Плотников: Эмиль Золя. «Жерминаль», Гюнтер Грасс. «Под местным наркозом», Карл Маркс. «Манифест коммунистической партии»