Женская солидарность: Как в отдельно взятой кенийской деревне построили матриархат

Исход и основание

Умоджа (от суахилийского umoja — «единство»), находится на севере страны, примерно в 380 километрах от столицы — Найроби, на берегу реки Эвасо-Нгиро. Географически позиция близка к идеальной — у женщин есть нужная для поддержания хозяйства вода даже в самые засушливые сезоны, несмотря на небольшой риск затопления.

История поселения началась в 1990 году вместе с исходом 15 её основательниц из их родных деревень. Одна из них, Ребекка Лолосоли — вечный лидер поселения и главный его идеолог, занималась проблемами насилия против женщин ещё задолго до основания. На радикальное решение уйти из родной деревни её натолкнуло, как ни странно, нападение на мужа. Жителям деревни оказались не очень близки идеи Ребекки, а так как в кенийских деревнях женщина — что-то вроде собственности мужчины, за её действия пришлось отвечать именно мужу.

В основу экономики поселения лёг туризм. Женская деревня — отличный бренд. Интернет до сих пор пестрит красочными фотографиями танцующих женщин самбуру, в своё время заметно оттеснившими туристический трафик от одноимённого заповедника. При помощи благотворителей жительницы деревни собрали нужные для покупки клочка земли 2700 долларов и стали законными обладательницами участка. В лучшие времена Умоджа служила приютом для 200 человек, из них женщин было только 60, остальные — дети.

Устройство деревни

На территории поселения функционирует собственная школа, дающая образование не только детям жительниц Умоджи, но и отпрыскам людей из окрестных деревень. Большинство женщин старого поколения самбуру не могут ни писать, ни читать, так что возможность получить начальное образование — огромная привилегия в этих краях. В остальном их жизнь не сильно отличается от любой другой бедной кенийской деревни: деревянные хижины, одиночные матрасы, традиционная одежда и костры в каждом доме. Они не знают лучшей жизни, а устоявшийся быт их вполне устраивает. 

Управляется деревня советом, состоящим из старших членов общины. По сути, в деревне царит более демократичная форма геронтократии, традиционной для самбуру. Ребекка избирается лидером поселения уже на протяжении 25 лет, но следует отметить, что у неё есть небольшое преимущество — именно она является легитимной главой кооператива Умоджи и наиболее известным её жителем. Без неё поддержка связей с властями и благотворителями могла бы стать настоящей проблемой.

Многие жительницы деревни-убежища продолжают знакомиться с мужчинами и заводить от них детей. В их понимании женщина без детей не является женщиной.  

Один из самых часто задаваемых вопросов о деревне: что происходит с детьми — мальчиками, — когда те вырастают? Ответ на него предельно прост: ничего. Для большинства жительниц Умоджа не что иное, как временный приют, где они могут переждать гнев общины, спасти своих дочерей от принудительного брака или обрезания. Спустя годы мать может отпустить своих детей вести самостоятельную жизнь, а доживать старость можно и где-то в другом месте. Постоянных жителей-мужчин в деревне нет, однако каждый день кто-то из мужчин соседних племён приходит заботиться о стаде. Животные в традиционном укладе — мужская обязанность, и даже после десятков лет самостоятельной жизни кенийские амазонки отказываются брать её на себя. Большую часть времени жительницы деревни заняты изготовлением аутентичных украшений на продажу туристам. Внешняя торговля остаётся проблемой — даже спустя 25 лет со дня основания соседи всё ещё подозрительно относятся к женщинам, живущим без мужей.

В конечном счёте это деревня, где под запретом находятся не мужчины, а их насилие и деспотия. Многие жительницы деревни-убежища продолжают знакомиться с мужчинами и заводить от них детей. Дети вообще очень важная часть быта самбуру. В их понимании женщина без детей не является женщиной.  

От чего бежали женщины

Договорные браки — традиционная норма для Кении, как и домашнее насилие. Конечно же, сам факт существования деревни не защищает её жительниц и их детей от мужской агрессии. Им угрожали и избивали — ведь в представлениях народа самбуру женщины не должны владеть землёй. Их похищали и убивали — ведь для самбуру вообще не существует понятия «развод». Сбежавшая жена — это укравшая сама себя собственность.

Долгое время с подачи церкви британские колониальные власти боролись с подобными «духовными скрепами», но, как обычно и происходило по всей Африке, с их уходом всё откатилось назад. Общепризнанные ценности человеческой жизни и идеи прав человека нашли своё место как в законодательстве страны, так и в умах жителей наиболее крупных городов, но жители деревень всё ещё находятся в плену трибальных порядков и представлений. На 100 тысяч человек в Кении в 2009 году приходилось около 2 изнасилований. Статистика формируется только из случаев, когда жертвы шли в полицию, — о степени репрезентативности судите сами. В традиционной культуре в изнасиловании виноватой будет с большей вероятностью объявлена жертва, нежели насильник. В случае с Кенией к изнасилованиям, совершённым местными, добавляются ещё и жертвы солдат британской армии. В 200 километрах к северу от Найроби находится тренировочный пункт королевской армии. Многие из первых поселенок Умоджи — жертвы в первую очередь британских солдат, с позором изгнанные из своих деревень. 

В прессе до сих пор фигурирует цифра в 60 или даже 200 поселенцев, однако, по словам нашей собеседницы из официального виртуального представительства деревни в США, постоянных жителей всего 12, не считая детей.

Пожалуй, наиболее раскрученная проблема в европейских СМИ (но от этого вовсе не менее серьёзная) — женское обрезание, важная часть уклада многих кенийских народов. По данным на 2012 год, в Кении около 27 % девушек в возрасте от 15 до 49 лет подверглись операции. В отдельных провинциях страны процент доходит до 98 %. В стране законодательно запрещено проводить обрезание женщине, не достигшей 18 лет, но толку от номинального запрета нет — процедура придумана именно для этой возрастной группы. О последствиях операции написано достаточно для того, чтобы раз и навсегда ответить на вопрос о драгоценных «культурных особенностях».

Раскол Умоджи

Вопреки расхожему мнению, тиражируемому журналистами таких крупных изданий, как Guardian, к 2015 году Умоджа уже является лишь тенью былого поселения. В прессе до сих пор фигурирует цифра в 60 или даже 200 поселенцев, однако, по словам нашей собеседницы из официального виртуального представительства деревни в США, постоянных жителей всего 12, не считая детей. Когда к деревне приближаются туристы, количество жителей ненадолго резко возрастает. Бизнес есть бизнес.

За 25 лет существования в Умодже произошёл раскол, причем дважды. В первый раз в 1995 году от деревни откололась группа, основавшая деревню под названием Начами (Nachami Women Group). Перебежчицы назвали это «Исходом Надежды» (sic). Как и в Умодже, у них функционирует начальная школа и хозяйство. Сейчас они собирают деньги на покупку верблюдов и куриц, взамен предоставляя спонсорам возможность дать им имена. В отличие от Умоджи они в большей мере полагаются на торговлю с другими деревнями и своё хозяйство, чем на туризм, однако всегда рады любому гостю, готовому пожертвовать какие-то деньги на их существование и развитие.

В 2011-м Умоджу покинула почти половина бывших жителей, основав деревню под названием Unity (англ. «единство»). Они также пытаются сделать туризм своим основным источником дохода — с переменным успехом. Есть основания полагать, что сейчас количество жителей в Юнити превышает количество резидентов в первой женской деревне. Видимо, с демократическим режимом управления Ребекки Лолосоли и правда что-то не так, если несогласных хватило на целых два «исхода».

Из лакомого экзотического сюжета для мировой прессы Умоджа превратилась в противоречивый пример. История о постепенном увядании некогда прекрасно функционировавшего лагеря-деревни для девушек не так популярна, как жизнерадостные снимки танцующих женщин самбуру в традиционных нарядах. С другой стороны, недолговечность декларированного когда-то «единства» — ещё одно свидетельство переменчивой человеческой природы. И в одном некогда единые жительницы уже трёх женских деревень наверняка до сих пор сходятся: человеком быть намного лучше, чем вещью.