На прошлой неделе все смаковали любительский порноролик, который китайская пара сняла в раздевалке Uniqlo. В КНР, где «секса нет», инцидент породил огромное количество мемов, а кто-то даже умудрился разглядеть в видео признаки сексуальной революции коммунистического общества. Мы решили поговорить обо всём этом с редакцией лучшего русскоязычного журнала о Ближнем Востоке и странах Азии Vostok Magazine в лице Александры Урман, Глеба Папышева и Татьяны Трухиной. 

 

«Сексуальная революция там идёт своим чередом»: Редакция Vostok Magazine о демократизации Китая. Изображение № 1.

 

Некоторые успели приписать скандалу с Uniqlo огромное политическое значение — мол, снявшая непристойное видео пара бросила вызов ханжеству и цензуре, призвав китайскую молодёжь к сексуальной революции. Это похоже на правду? 

Это какая-то слишком уж надуманная трактовка. История там ведь довольно мутная, кто именно и зачем это сделал — пока неясно. Многие вообще придерживаются мнения, что это пиар-акция Uniqlo, что не лишено логики. Акция против цензуры и ханжества — может быть, хотя в таком случае, скорее всего, участники акции всё же раскрыли бы её суть для СМИ (как это сделал, например, в России Петр Павленский в контексте своей акции на Красной площади). Загвоздка ещё и в том, что пока непонятно даже, сколько человек реально было причастно к созданию видео. Сейчас арестовано пятеро: парочка, непосредственно запечатлённая на видео, и ещё трое, чья роль в создании ролика не совсем ясна. Всех их обвиняют в создании и распространении порнографического контента. 

В любом случае никаких заявлений относительно политического или социального посыла акции никто из арестованных не сделал. В то же время в Uniqlo выстраиваются очереди из желающих сделать селфи на фоне легендарной кабинки, название бренда успело стать нарицательным — молодёжь использует фразу «Пойдём в Uniqlo» как эвфемизм, аналогичный российскому «Пойдём ко мне, чаю попьём». Так что популярности бренду этот случай явно прибавил, возможно, это правда была пиар-акция Uniqlo, хотя представители компании данную версию решительно опровергают. Сексуальная революция в Китае давно идёт своим чередом. Интересно, что некоторый политический результат случай всё же возымел, но в абсолютно неожиданном контексте. Благодаря скандальному видео внимание СМИ и общественности получила забастовка рабочих одного из заводов в Жэньчжэне, где производят одежду Uniqlo, до этого проходившая незамеченной с 8 июня.

В Китае запрещена порнография. Но точно так же она запрещена и во всех странах Ближнего Востока, которые традиционно являются лидерами по количеству соответствующих запросов в поисковиках. Отличается ли китайское общество какой-то характерной нетерпимостью к сексуальному контенту?

Порнографию в Китае запретила коммунистическая партия, поэтому нельзя говорить, что Китай исторически нетерпим к сексу. Широко известны, например, традиционные даосские сексуальные практики, находившаяся долгое время под государственным запретом из-за чересчур эротического содержания книга «Цветы сливы в золотой вазе», датированная началом XVII века. Секс на Востоке в принципе исторически не был табуирован. Табу на соответствующий контент в Китае наложила коммунистическая партия в 1949 году, он действует и сейчас, одного владельца китайского порносайта даже приговорили к пожизненному заключению, хотя обычно за распространение порно просто штрафуют. Но купить, например, DVD с «фильмами для взрослых» на рынках больших городов, скажем, Шанхая или Пекина, можно совершенно спокойно. В 1999 году вышла книга «Шанхайская крошка», там речь идёт о сексуальных похождениях молодой китайской бисексуалки. Книгу официально запретили, копии даже публично сжигали, но исследователь Джеймс Фаррер, написавший работу о распространённости сексуальных «историй» в Китае вообще, утверждает, что она, тем не менее, довольно популярна, как и вообще культура изустной передачи баек о сексуальных похождениях в среде молодых китайцев. То есть официально запрет есть, но никакого неприятия к контенту подобного рода именно у рядовых китайцев нет, особенно у городских жителей, которым, вообще говоря, проще достать соответствующие видео, чем сельскому населению. Конечно, культурная революция наложила свой отпечаток на жителей КНР, но с распространением интернета (хоть и полузакрытого) и электронных носителей информации неизбежно и распространение соответствующего контента. 

Другое популярное мнение — инцидент особенный ажиотаж вызвал именно у молодой части городского населения КНР, которая с радостью зацепилась за такой обыденный для глобального интернета артефакт в пику традиционалистскому большинству. Такое разделение имеет место? 

О вестернизированности молодых китайцев трудно говорить, вестернизация затронула Китай в куда меньшей степени, чем, скажем, Южную Корею. Но молодые китайцы принадлежат к так называемому me-generation, это те, кто родился после введения политики «одна семья — один ребёнок», направленной на ограничение рождаемости (действует с 1979 года, городским жителям нельзя иметь более одного ребёнка, сельские жители могут получить разрешение на рождение второго ребёнка. — Прим. ред.). То есть это единственные дети в семье, отличающиеся эгоистичностью, в том числе и в контексте получения сексуального удовольствия. Они куда более раскрепощены в сексуальном плане, для них случай в Uniqlo стал поводом делать селфи возле легендарной кабинки и создавать огромное количество соответствующих мемов. Старшее же поколение впитало в себя идеи культурной революции, для них, конечно, данный случай — нонсенс. Ну представьте реакцию старшего поколения наших сограждан, выросшего в Советском Союзе, где «секса не было».

Традиционализм в Китае сейчас коммунистический, хотя, как уже было сказано, до прихода компартии секс не был табуирован, в Китае с древних времён была распространена проституция, в начале XX века в крупных городах действовало огромное количество борделей, причём совершенно официально. Искоренение проституции и вообще ограничение сексуальной свободы началось только с приходом к власти в стране коммунистов. Сегодня, конечно, традиционализм в КНР именно коммунистический, в котором «секса нет», но молодое поколение выросло в более либеральных условиях, для них случай в Uniqlo не является чем-то совсем уж из ряда вон выходящим, просто повод для шуток и мемов, особенно это касается городских жителей, сельское население, даже молодое, пока всё же менее либерально в контексте сексуальных нравов.

 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В ближайшие годы в КНР не будет

 

новой  Тяньаньмэнь, потому что попытка что-то изменить

на Тяньаньмэнь уже была, у людей ещё слишком свежи

воспоминания о том, что из этого вышло.

 

     

 

Чем китайское общество с этой точки зрения отличается от российского, в котором публично утверждены консервативные ценности, но де-факто царит прагматизм — большое количество разводов, абортов, развитие сексуальных практик и т. д.? 

Подобный прагматизм в России всё же по большей части присущ молодому поколению, которое не так сильно попало под влияние Советского Союза. Аналогична ситуация и в Китае. Как уже было упомянуто, me-generation куда свободнее в сексуальном плане, чем их родители. В последнее время в Китае катастрофически растёт количество разводов, это объясняется отчасти как раз эгоистичностью как одной из характеристик поколения me, которое привыкло жить, преследуя исключительно личные цели, им куда сложнее ужиться с супругами, если их что-то не устраивает, они просто-напросто подают на развод. 

В Китае тема секса по-прежнему поднимается нечасто, не все супруги открыто обсуждают свои сексуальные предпочтения или проблемы друг с другом. Но с введением политики «одна семья — один ребёнок» и отрицанием достижений культурной революции началась и своего рода революция сексуальная. В условиях строгого ограничения рождаемости секс всё большим количеством людей стал восприниматься не только как способ репродукции, но и как способ получения удовольствия. Кроме того, в последние годы в КНР издают всё больше книг, касающихся сексуального образования, недавно во многих университетских кампусах были установлены автоматы, где продаются средства контрацепции (а это уже, кстати, нонсенс, например, для России, у нас такого нигде нет, а если бы вдруг появилось, заявления чиновников о духовных скрепах не заставили бы себя долго ждать). В 2003 году были внесены поправки в законодательство, упростившие процессы вступления в брак и развода. Например, теперь необязательно перед вступлением в брак проходить медицинское обследование, которое ранее включало в себя в том числе и установление того, является ли невеста девственницей (поэтому китаянки перед походом в загс бежали в медицинские клиники делать операции по восстановлению девственной плевы). Для того чтобы развестись или пожениться, пара не должна предоставлять справки с места работы, как это было раньше. Что касается абортов, они в Китае не запрещены (их и нельзя было бы запретить, учитывая политику «одна семья — один ребёнок», это просто невозможно), но Китай пытается бороться с абортами, осуществляемыми по принципу пола будущего ребенка: в КНР до сих пор предпочтение отдается мальчикам, а из-за того, что можно иметь только одного ребёнка, некоторые китайские женщины делают нелегальные аборты, в случае если у них должна родиться девочка; до сих пор встречаются случаи инфантицида в случае рождения дочери. 

О либерализации нравов китайской молодёжи говорит и распространение секс-туризма на Тайвань. Как видно, в Китае также господствует прагматизм, противоречащий официальным установкам государства. Тут всё очень схоже с Россией в некотором смысле, разве что в Китае тот же самый порнографический контент строже регулируется, но, с другой стороны, у них несколько лучше ситуация с сексуальным образованием, например. Подобное расхождение между официальными установками и реальностью обнаруживается, кстати, и в ситуации с секс-меньшинствами. До 1984 года за гомосексуальные отношения сажали по статье «Хулиганство», в 1984 году уголовную ответственность за гомосексуализм отменили и признали его психическим расстройством. Официально такая позиция действует и теперь, но на деле гомосексуалов давно не признают психически больными, хотя гомофобия по-прежнему распространена на материковом Китае (в Гонконге ситуация другая, там официально работают несколько чрезвычайно популярных гей-клубов). 

Считается, что вместе с экономическим ростом неизбежно приходит и демократизация. Работает ли это утверждение в случае с КНР? Как скоро мы сможем увидеть Китай, в котором на подобный инцидент в Uniqlo вообще не обратят внимания ввиду его обыденности? 

Да, уровень жизни и образования в Китае стремительно растёт, однако до демократизации ещё далеко, если мы говорим не о либерализации общественных нравов, которая происходит, пусть и очень медленно, а о полноценной демократизации в политическом смысле слова. Тут проблема в том, что уровень благосостояния растёт у очень небольшой прослойки общества — это средний класс в больших городах, в сельской местности же до сих пор люди по большей части живут очень бедно. Большой разрыв и в уровне образования: в Шанхае и Пекине высшее образование получают порядка 50% молодёжи, но показатель по стране составляет около 20%. Поэтому вести речь о демократизации пока рано — слишком невелика прослойка людей, которые могли бы за неё бороться. В ближайшие годы в КНР не будет новой Тяньаньмэнь, потому что попытка что-то изменить на Тяньаньмэнь уже была, у людей ещё слишком свежи воспоминания о том, что из этого вышло. Даже люди, выходившие на улицы Гонконга осенью 2014 года, говорили о том, что боятся сценария Тяньаньмэнь, хотя те события происходили ещё до того, как Гонконг был передан Китаю, а Гонконг вообще город, который никогда не знал насилия (не считая японской оккупации во время Второй мировой, но это было насилие внешнее, не внутреннее). 

Да, в КНР появляются диссиденты, такие, как Ай Вэйвэй, но их слишком мало, они ничего не могут изменить. В конечном итоге самая большая новость о нём за последнее время — то, что ему вернули паспорт, и она говорит о том, что человек вновь в системе. А про инцидент с Uniqlo — как уже говорилось, общественность реагирует на него так же, как отреагировала бы, наверное, например, в США — появляются мемы, селфи из Uniqlo, просто в КНР случай получил гораздо более широкий резонанс именно из-за реакции китайского правительства. Правительство США вряд ли придало бы этому такое значение. Никто не будет обращать внимания на такие инциденты, когда сменится позиция государства по данному вопросу, а это может наступить только в условиях полноценной политической и, что важно, общественной либерализации. Потому что та же Южная Корея в общем и целом демократическая страна, но там подобный случай тоже получил бы широкую огласку — сексуальной либерализации в обществе там не произошло, несмотря на политическую демократизацию и вестернизацию страны.

 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Интернет, даже несмотря на цензуру, 

 

в любом случае облегчает доступ к новой информации,

тем самым повышая уровень образования масс

и их осведомлённости о том, что происходит вокруг.

 

 

 

Несмотря на Великий китайский файервол и мощную цензуру, китайская веб-культура, по-видимому, не так сильно отличается от глобальной. Насколько даже закрытый интернет реально влияет на демократизацию китайского общества? 

Всё-таки китайская цензура и пропаганда работают достаточно хорошо, нужно это признать. Да, есть способы обойти барьеры, но недавно файервол стал гораздо жёстче, и многие способы для выхода в свободный интернет больше не работают. Но даже закрытый интернет меняет Китай. Цензура же затрагивает только политические аспекты, оскорбления «по мамочке» в эту сферу не входят, подобные вещи толком никак не регулируются. Что касается политического аспекта, те же самые феминистки используют контролируемые социальные платформы (Wechat, Weibo) для распространения информации о своём движении в определённых рамках, так как эти платформы чрезвычайно популярны, а масштабные дискуссии ведутся в приложениях, позволяющих шифровать сообщения, например, в Surespot. Как только одно приложение становится популярно и власти начинают его отслеживать или запрещают, дискурс перемещается на какую-нибудь новую социальную платформу. Кроме того, VPN никто не отменял. Интернет, даже несмотря на цензуру, в любом случае облегчает доступ к новой информации, тем самым повышая уровень образования масс и их осведомлённости о том, что происходит вокруг. 

В последнее время в публичном поле набирает популярность движение за права женщин — заметные уличные акции, интернет-флешмобы, в которых принимают участие миллионы китаянок. Как к этому относится партия? Это ведь, кажется, наименее проблемный для неёе вид протеста, но в то же время за одним правозащитным движением могут логично последовать и другие. 

Партия реагирует на феминистическое движение негативно. Хотя с приходом коммунистов началось продвижение гендерного равенства (широко известен, например, пропагандистский лозунг 1950-х «Женщины держат на своих плечах половину неба»), современные китайские феминистки говорят о росте сексизма в Китае в последние годы. И партия не оставляет протесты феминисток без внимания — например, весной этого года были арестованы пять активисток, организовавших масштабные протесты против домогательств в общественном транспорте. Потом их выпустили под залог, но правозащитники говорят об усилении давления на феминистское движение в КНР в последние годы. На первый взгляд, это самый непроблемный вид протеста, но всё равно протест, попытка пошатнуть сложившийся порядок вещей — в случае если феминистские протесты возымеют успех, другие социальные группы могут воспринять это как пример для подражания, противоречащий негативному опыту Тяньаньмэнь, тогда за феминистками действительно могут потянуться другие. Партия это понимает и именно поэтому активно противодействует феминистическому движению. 

А как же экологи? Документалка «Под куполом» взбудоражила Китай и спровоцировала противоречивую реакцию властей — сначала фильм попытались вычистить из публичного пространства, но затем министр экологии даже поблагодарил режиссёра. Насколько занимает рядовых китайцев катастрофическая ситуация с экологией в стране? 

Рядовых китайцев ситуация волнует, особенно, конечно, опять-таки жителей больших городов, где проблема стоит наиболее остро. Они следят за уровнем загрязнённости окружающей среды. Так, в Пекине даже есть пивной бар, цена на пиво в котором зависит от уровня загрязнённости воздуха. Существует множество некоммерческих организаций, которые борются за охрану окружающей среды в Китае. Одна из самых известных — Chinadialogue, базирующаяся в Пекине и Лондоне. Регулярно проходят протесты против строительства новых заводов в городах, где ситуация с экологией и так катастрофическая, нередко, кстати, протесты даже приносят плоды, на зелёных активистов власти давят куда меньше, чем на тех же феминисток. Видимо, в силу того, что они в гораздо меньшей степени могут пошатнуть именно общественные институты, это немного другая сфера, которая в случае, например, строительства заводов угрожает бизнесу куда больше, чем компартии. 

Конец прошлого года прошёл под знаком гонконгских протестов. Там противостояние местных активистов с китайским проектом выборной реформы носит не только политический (борьба за обещанную выборную демократию), но и культурный характер. В частности, гонконгцам очень не нравится бытовое поведение их материковых соседей. Способен ли Гонконг стать драйвером изменений в стране или, скорее, будет просто изолирован (или даже ассимилирован) большим Китаем?

Сейчас в Гонконг мигрирует большое количество людей из материкового Китая. Отчасти против этого и протестовали гонконгцы — по мнению молодёжи, китайцы «забирают» их рабочие места и места в университетах, что делает будущие перспективы гонконгской молодёжи довольно туманными. Массовая миграция материковых китайцев в Гонконг также наводит на мысль о том, что Гонконг начинает превращаться в китайский город. Революция зонтиков провалилась, как и надежда на полноценную демократизацию. Коммунистический Китай стремится ослабить либеральные настроения в британизированном гонконгском обществе, а сам город ассимилировать, сделать марионеткой в своих руках. Гонконгцы проиграли борьбу за демократизацию, и это даже несмотря на то, что Китай не использовал силу, он не совершил ошибку 1989 года. Это только доказывает, насколько реально сильна власть Пекина над Гонконгом и насколько компартия в ней уверена. Китайское правительство даёт обществу ту свободу, которую оно может контролировать, а грамотный идеологический аппарат формирует мышление, в котором «неконтролируемые» идеи практически не рождаются. Против насаждения китайских идей начиная со школы был направлен сколаризм — кампания активиста революции зонтиков Джошуа Вонга, начатая им в 2011 году — Вонгу тогда было 15 (!). Участники кампании выступали против введения «морального и национального образования» в школах Гонконга — это новая программа, в рамках которой, в частности, превозносятся идеи коммунизма и китайского национализма, а либеральные и демократические ценности, наоборот, порицаются. Хотя Вонг и его товарищ в 2012 году собрали демонстрацию из 100 тысяч человек, им удалось добиться только откладывания сроков введения данной программы на три года, программа вступает в силу с этого года. Гонконг был последним оплотом китайского свободомыслия, но очевиден курс на ассимиляцию города, который успешно проводит материковый Китай. К сожалению, у гонконгцев, видимо, не хватит сил на то, чтобы отстоять свои ценности и свою независимость перед Пекином, и он в конце концов станет полноценной частью коммунистического Китая. Если, конечно, до 2047 года (именно тогда истекает срок действия политики «одна страна — две системы») в самой КНР не произойдёт каких-то радикальных политических изменений.

 

Фотографии: «Википедия» 1, 2