Есть несколько точек зрения на парижские события 7–9 января и их значение: 

  1. это акт дикарского терроризма против свободы слова в секулярной стране, развитый мир должен наконец сплотиться и дать отпор фундаменталистской угрозе;
  2. журналистов, конечно, жалко, и расстреливать людей из автомата — это плохо, но карикатуры всё же оскорбительные и безвкусные, и вообще, чего вы ждали? Может, пора перестать оскорблять верующих? 
  3. теракты — это удар в первую очередь по мусульманам всего мира, на которых в очередной раз спроецируют поведение кучки отмороженных фанатиков.

С третьим утверждением трудно не согласиться — ультраправые политики по всей Европе уже порадовали прессу вполне предсказуемыми реакциями: от предложений закрыть посольства Катара и Саудовской Аравии до разговоров о необходимости вернуть смертную казнь. Проблема в том, что после убийства дюжины журналистов и последовавших инцидентов подобные высказывания уже не кажутся потенциальным избирателям такими уж одиозными. Страх (и в особенности страх перед Другим) легко сбивает с двуногого налёт цивилизованности. И в этом нет ничего хорошего: Марин Ле Пен или Маттео Сальвини с трудом можно назвать ярыми поборниками свободы, а людей, избивших в толпе мусульманскую женщину или подбросивших гранату в мечеть, — отважными защитниками европейских ценностей.

 

Расстрел Charlie Hebdo: Почему я не верю в «мирную религию». Изображение № 1.

 

Ислам — такая же мирная религия, как и христианство, в своё время выжигавшее огнём и мечом всех иноверцев и еретиков. Разница лишь в том, что Запад в один прекрасный момент (не столь давний, кстати) победил бога, сделав человека «мерой всех вещей», и отвел религии скромное место одной из допустимых мировоззренческих систем. Мусульманский Восток по ряду причин и в силу определённых обстоятельств, наоборот, ещё плотнее поставил ислам на рельсы государственной идеологии и авторитарной повседневной культуры.

Эта идеология серьёзно отличается от либерализма. Ислам не подразумевает плюрализма мнений. Не подразумевает примата прав личности. Не подразумевает свободы индивида от общества. Речь, на минуту, о религии с почти полуторатысячелетней историей, которая так толком и не подверглась никакой реформации. Ислам жив и чертовски серьёзен — в этом и заключается вся его колоссальная опасность.

Настолько хорошо сохранившаяся традиционалистская система не может не находиться в жёсткой оппозиции к западному миру, в противном случае рискуя просто раствориться под натиском глобализации. Именно поэтому его радикальные защитники не устают костерить «крестоносцев», «неверных» и «большого Сатану», давить всякую секуляризацию и подпитывать боевые ячейки по всему миру. Ах да, и до смерти обижаться на датчан или французов, которые в своих светских странах недостаточно уважительно относятся к Пророку.  

   

 

   

 

Ислам жив и чертовски серьёзен — в этом и заключается вся его колоссальная опасность.

 

   

 

 

Миллионы живущих в Европе мусульман, безусловно, не могут нести ответственность за фанатиков-социопатов, проблема лишь в том, что сама религиозность с её дихотомией «праведные свои — нечестивые другие» является богатой питательной средой для появления этих самых фанатиков. Так, маленький экзистенциальный кризис (вылет с работы, расставание с девушкой) юноши из семьи умеренных мусульман где-нибудь в Париже или Лондоне вполне может спровоцировать «обращение к вере» — и тут учителями с куда большей вероятностью станут не мягкотелые родители, а воинствующие проповедники с их сверхценными идеями. В то время как отпрыск добропорядочных католиков или баптистов с куда большей вероятностью предпочтёт прочитать пару книжек по самосовершенствованию или с запоем уйти в просмотр сериалов. 

Именно поэтому риторика в духе «фанатики есть везде, а ислам — мирная религия» при всей своей гуманистической привлекательности абсолютно контрпродуктивна. Европа смогла перемолоть христианство, а теперь перед ней стоит вполне конкретная задача — переварить хотя бы в своих границах другой авраамический культ, которому абсолютно чужды ценности свободного мира. Задача не из простых, если учесть десятки государств, где по воле местных элит цветут самые разные радикальные формы этой религии. Для начала можно признать проблему и начать называть вещи своими именами. 

Что касается пунктов 1 и 2, то ни отражают две принципиально разные ценностные позиции, которые, в общем, друг другу противоречат. В простых социологических тестах за это разделение обычно отвечает вопрос «свобода или порядок?». Свобода — это большой набор опций, вы не можете выбрать его, а потом просить исключить оттуда что-то, что лично вам или вашей бабушке кажется оскорбительным или неприятным. 

Именно такими кому-то кажутся карикатуры Charlie Hebdo, а ещё — безвкусными и недостойными защиты. Но они — часть того самого пакета «Свобода», в рамках которого за безвкусицу и оскорбления не принято расстреливать из автомата, побивать камнями или сжигать на костре. И если уж говорить о чувствах верующих, то я выбираю именно такую религию.