FURFUR поговорил с видным деятелем анархического движения в России, самиздатчиком, редактором самиздат-газеты «Воля», историком и журналистом — Владленом Александровичем Тупикиным. Он рассказал о проектах, над которыми работал лично, сделал несколько зарисовок из жизни первопечатников и показал образцы самиздата.

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 1.

«Апельсины для Палестины» 

С самиздатом я столкнулся как — в детстве я делал у себя дома газету и вывешивал её на стенку. Родители у меня обычные — не диссиденты, знакомств у них не было, поэтому не было возможности его получить. Но у нас была маленькая компания экзистенциальных маргиналов. Мы были очень разные и друг друга не очень любили на самом деле. Но поскольку мы были в своих классах отверженными, то приходилось дружить — надо же с кем-то общаться. Так вот, один мой приятель пошёл в гости к другому, сыну директора продмага — очень важная должность в советские времена. У них дома книги подбирались буквально по цвету корешков. И товарищ, Слава, ходил туда читать книжки, точнее, брать их к себе домой. Он прочёл всю их библиотеку и стал залезать в ниши за полками, туда помещалось ещё несколько книг, и там был спрятан «Архипелаг ГУЛАГ».

Слава-то не дурачок, по радио слышал, что это такое, и просит: «Дай мне почитать». Друг напрягся: мама не велела из дома выносить. Но Слава был наглый, он сказал: «Хорошо, здесь сяду и буду читать», сел и читал шесть часов подряд. На следующий день пришёл опять: «Я сейчас продолжу чтение». Ну, товарищ вскипел, говорит: «Бери чёртову книгу, только не говори никому». В итоге Слава прочёл, его мама прочла, я прочёл, моя мама. А потом «Собачье сердце» попалось уже на втором курсе. И меня так потрясло: запрещённое «Собачье сердце» — и так мне не понравилось. Не понравилось своим антипролетарским пафосом. Автор, которого я так ценил, написал такую вредную книжку. 

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 2.

Газета «Воля»

«Воля» выходила с августа 1989 года. Это была газета-заместитель, то есть она замещала главное анархистское издание в Москве в момент, когда это издание не выходило или был какой-то кризис. А «Воля» — маленькая, её можно быстро напечатать, это удобно. В 1989–1990-м она вышла шесть раз, а потом затихла. В 1994–1995-м, когда началась война в Чечне, она появилась снова, потому что возникла острая необходимость высказаться, и затем снова газета «заснула» до 2000 года. В 2003-м мы сделали достаточно много номеров на волне антиглобалистского движения. Когда я ехал на какую-то большую сходку анархистов, то понимал, что ехать с пустыми руками западло, поэтому номера выходили совершенно без привязки к политическим событиям, только к моим поездкам куда-то.

Потом, когда в 2011 году начались протесты, произошёл важный случай. Есть такая московско-питерская художественная группа «Что делать?», выпускающая одноимённую газету по такой схеме: они получают грант на выставку и вместо каталога выпускают свою газету. Поскольку она всё-таки специфическая, не для всех, у них оставались целые залежи. И вот эти залежи они принесли на проспект Сахарова в декабре 2011 года, и там их разбирали просто как горячие пирожки. Тогда я понял, что все эти слухи о смерти бумажных изданий, разговоры о том, что всё есть в интернете, что никому ничего не нужно, преувеличены — нужно, и очень нужно.

И мы стали работать так: как большой митинг [намечался] — выходил номер «Воли». Неважно, какое расстояние между этими митингами — полтора месяца, месяц или пять дней. За это время готовился полностью новый выпуск, верстался и печатался. Потом затормозился «шаг» митингов, затормозилась и «Воля».

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 3.

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 4.

«Справочник периодического самиздата»,
1989 год

Ну, так вот, начнём, пожалуй, с самого древнего, что у меня с собой есть. Это литературный самиздат, поэтический. Делалось это на старых советских ЭВМ с бобинами, на которые можно было забить текст. Получался примитивный принтер, у которого даже не было строчных/прописных букв. Вот, в оглавлении хорошо видно. Оно, кстати, не соответствует действительности, всё по-другому расположено. Как эта книга у нас появилась, я точно не вспомню: я был ребёнком, и мать, кажется, выменяла её на несколько бутылок самодельного алкоголя. Сразу понятно, что книгу делали технари, у которых был доступ к ЭВМ. Солженицына, конечно, боялись печатать на таких устройствах, но Высоцкого — почему бы и нет. Он хоть и не официальный, но настолько всеми любимый, что даже если парторг увидит, то скажет: «Высоцкий, ну ладно, бог с тобой».

А классический самиздат, то есть 10–12 копий за одну закладку, отпечатанные на папиросной бумаге, я, к сожалению, захватить с собой не успел. И вообще, загадка, зачем было нужно выпускать папиросную бумагу в формате А4: никому, кроме самиздатчиков, она не была нужна.

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 5.

«УрЛайт», 1988–1989 год

Так, вот это классика самиздата: 1988–1989 год, «Ур Лайт». Это уже либо на мимеографе сделано, либо даже офсетом. Поскольку журнал делался нелегально, то и работали над ним второпях, не по правилам, поэтому картинки такие лажовые. Потом «Ур Лайт» переименовали в журнал «Контр Культ УР'а», работали над ним Сергей Гурьев, Александр Волков и Александр Кушнир. Фотообложки — фирменная фишка «Ур Лайта», ими снабжались от силы 200–300 экземпляров. Но это уже в последний период. До этого «Ур Лайт» представлял из себя просто стопки машинописи без каких-то картинок. Более того, в середине 1980-х, когда ещё были гонения на рок-музыку, коллектив «Ур Лайта» пытался скрыть авторство текстов, для чего был придуман довольно изощрённый способ шифровки: поскольку по стилю можно понять, кто является автором, то тексты отдавались студенткам иняза для перевода на английский, затем другим студенткам — для перевода на русский. 

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 6.

Книга Iggy Pop

Вот уже современный вариант — книга Игги Попа в переводе Умки (Анны Герасимовой), отпечатана на обычном принтере. Это же вообще единственная автобиографичная вещь у Игги, какая-то женщина его случайно раскрутила, уболтала на книгу.  

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 7.

Вот фэнзин, который появился лишь благодаря стечению обстоятельств. В 2008 году у меня был сердечный приступ, и мне жена запретила подходить к компьютеру, чтобы я не зависал. И вот я не зависал, писал всё от руки. И характер текстов изменился с новым способом написания. Потом меня позвали в Минск — прочитать лекцию. Я подумал: западло же приезжать с пустыми руками. И тогда я начал набивать написанное от руки, а успел набить только четверть, поэтому зин вышел под номером «0,25». Всё это я делал на обычном принтере, дома у подруги. Иллюстрации же рисовались вообще смешным образом. Мне всё ещё было запрещено пользоваться интернетом, поэтому каждый текст я описывал в СМС, и художница пыталась передать. Довольно успешно на самом деле. 

 

 

 

Фэнзин «Сыр», 2008 год

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 8.

Газета «Панорама», тоже то ли ротатор, то ли плохой офсет. Прибыловский (Владимир Валерианович, член редколлегии газеты «Панорама». — Прим. ред.) в этом году скончался, и было принято решение, что «Панорама» больше выходить не будет. Тогда, в 1989 году, самиздат выпускался в основном партиями, партийными группировками, это тоже была групповая газета, только они никакой партии не подсуживали и решили делать обзорные материалы. В этом смысле это была довольно уникальная и довольно качественная газета, входившая в пятёрку лучших перестроечных общественно-политических изданий. На последней полосе уже указана редакция, можно было уже не бояться ничего. 

 

 

 

Газета «Панорама», 1989 год

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 9.

Газета «Набат»

«Набат», анархистская газета, выходила очень большим тиражом. Здесь написано, что это Харьков, но она очень много где распространялась. У них была большая банда, всегда были люди, которые могли съездить в Литву. Почему туда? В Москве многое не решались печатать, пусть за деньги, но всё равно не решались, а в Литве с этим проще было. Транспортировкой обычно занимались студенты — нужно было много свободного времени: приехать, сдать макет в печать, где-то вписаться на несколько дней, забрать тираж. Потом давать взятку проводнику, потому что, даже если ты едешь один, выкупив все четыре места, к тебе всё равно могут подселить человека. Тираж мог вообще не доехать, два или три тиража у нас изъяли кагэбэшники. 

Вообще, тиражи в конце перестройки были большими. У очень плохих на вид изданий могли быть 30-тысячные тиражи. И они находили читателя. Этому всему положил конец «Закон о печати», когда пошла коммерческая пресса. То, что будет такой закон, было известно своим. И вот, приближённые к министерству печати начали заранее готовиться к принятию этого закона. На рынке появилось много желтоватых газет, выглядевших как оппозиционные и стоивших гораздо дешевле «нормальной» прессы. И «Панорама», которую нужно было из Прибалтики привезти, и качество там было нормальное, стоила 50 копеек. Это приблизительно треть обеда. А «Мегаполис-экспресс» стоил 20 копеек, да ещё и Ельцин на обложке. В итоге массовый самиздат был просто убит этим законом.

 

«Община», которой мы за перестройку успели сделать около 50 выпусков. С одним была вообще грустная история: в ноябре 1990-го мы его сверстали, а приехал он в январе 1991-го, уже немного устаревший. 25 тысяч экземпляров, мы понимали, что подобный тираж сами мы распространить не сможем, и мы заключили договор с чуть ли не первым частным «отколом» Союзпечати, у которого было около 30 киосков. Отдали им тираж, а через два дня семья этого человека попадает в автокатастрофу: погибают жена и ребёнок, через день его разбивает инсульт, а его подчинённые просто всё разворовали.

Распространяли тиражи и по-другому. Был такой кооператив «Перспектива», занимавшийся коммерческой деятельностью и состоявший из людей, критически относившихся к советской действительности. Часть из них участвовала в каких-то политических инициативах, и они решили снять помещение не только для себя, но и для этакого информационного центра. Сначала это была одна небольшая комната, потом стало понятно, что этого недостаточно, и тогда была снята пятикомнатная квартира в том же выселенном доме, где была первая комната. Дом просто стоял пустой, и где-то уже даже начала разрушаться лестница — на уровне четвёртого этажа не было нескольких ступенек, приходилось пробираться боком по перилам. При этом, в здании был свой постоянный штат сотрудников: охранники, уборщицы, кооперативщики, и по этим перилам постоянно кто-то карабкался. Со всей страны туда приезжали люди, смотрели печать, выбирали то, что им казалось интересным, и дальше уже распространяли в своих регионах. Это и было М-БИО — Московское бюро информационного обмена.

Некоторые тиражи изымались из-за их содержания, но уголовного преследования уже не возникало, спецслужбы просто мешали распространению конкретной информации. А узнавали о готовящемся номере через жучки. Обычная форма работы над статьями в отсутствие электронной почты — чтение своих статей вслух на заседании редакции. Вот так — журнал ещё не вышел, а содержание уже известно. Кроме того, я не исключаю, что в некоторых редакциях были засланные сотрудники.

Кстати, моё первое попадание в ментуру было связано именно с самиздатом. Возле метро «Кропоткинская» по воскресеньям с 11 утра до двух-трёх часов дня существовал небольшой рынок самиздата. Обычно всё было довольно безопасно, но вдруг облава. Мы побежали, а дальше уже спортивная хроника: я отстал, меня взяли первым, следующим бежал Александр Верховский, редактор «Панорамы», — второе место, а первым бежал Коля Митрохин, историк, здоровый такой, и взяли его, соответственно, последним. 

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 10.

Первопечатники: Влад Тупикин о своей коллекции советского самизадата. Изображение № 11.

 

Почему мы занимались этим? Нам открылось какое-то знание раньше, чем другим, и ведь нужно было поделиться им со всем советским народом. Нас вдохновляла принадлежность к массе советских людей, по большей части угнетённых партноменклатурой, к той массе, которая начала освобождаться. Мы начали чуть раньше и были готовы понести заразу дальше, а там уже — и всеобщее восстание, условно говоря. И чувство общности было настолько мощным, что готовы были делать всё что угодно: в ментуру попадать, митинги организовывать, самиздатскую печать и так далее. Не было моделей для поведения из прошлого, был только посыл из настоящего. А потом был 1993 год, расстрел парламента, и я почувствовал свою ответственность, потому что к этому привело политическое раскачивание ситуации, а я в нём, в общем-то, участвовал как журналист разных больших медиа. Так что с журналистикой я тогда чуть не завязал. С журналистикой, но не с самиздатом, наоборот - мы просто бросились делать новый журнал.

Изображения: личный архив автора