3 декабря в холодный Красноярск на фестиваль экспериментальной музыки Frontier приедет Тобиас Ли, он же Why Be — уроженец Южной Кореи, эмигрировавший в Данию, а затем в Берлин.

В 2016 году об аудиотегах говорить стало уже практически невозможно, и творчество Тобиаса (в прошлом Yung Bukkake) — человека, который в своих миксах сводит шумовые аудиоконструкции с песнями певицы Адель, — яркий тому пример. В разговоре со мной он сознательно не использовал ни один жанровый тег, говоря о своей музыке. Номинально Ли можно отнести к представителям новой клубной волны — интернет-поколению продюсеров, которые в равной степени вдохновляются последними синглами героев Атланты вроде Янг Тага, подзабытыми поп-хитами 2000-х и тяжёлой, невротической бас-музыкой.

Мы созвонились с Why Be, чтобы поговорить о глобализации, цене музыкальной независимости и фильмах Адама Кёртиса. 

Текст: Степан Нилов

Фото: Hee-Seong Han

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

— С момента выхода твоего дебютного ЕР прошёл всего год, а ты уже едешь в Сибирь. Это кажется тебе странным?

Вообще не чувствуется, что прошёл целый год — всё было настолько весело и продуктивно, что время пролетело незаметно. Сибирь — это очень новый во всех смыслах пункт назначения, я даже в России никогда не был. Очень жду этой поездки.

— Ты много переезжал — если я правильно понимаю, ты родился в Корее, потом перебрался в Данию, а оттуда — в Берлин. Ты там наконец нашёл свою зону комфорта? 

Нет. По правде сказать, я не знаю ни одного города или страны, которые давали бы мне то, что я хочу, до конца моей жизни. Но это не значит, что я постоянно буду переезжать — надеюсь, в какой-то момент всё само по себе поменяется и я остепенюсь. Мои переезды — это не осознанные решения. Но Берлин мне сейчас очень хорошо подходит, поэтому я тут уже так долго.

— Читал про то, с каким трудом ты записывал «Snipestreet», а твоя серия миксов «Famished» называется так, потому что ты буквально голодал во время записи. Не уверен, что на Западе так говорят, но в России есть поговорка «художник должен быть голодным». По сути, это клише, но не мог не вспомнить этого, пока читал твою биографию.

Хотелось бы, чтобы это не было клише. Я никогда не буду говорить, будто я голодаю так, как люди в странах третьего мира, потому что это объективно не так. Когда мне не хватало еды, я всё равно находился в тепле, а не на улице. Поэтому не хочу гиперболизировать значение этого слова, но могу сказать точно, что я лучше всего работаю, когда мне чего-то не хватает. Так как я решил не устраиваться на обычную работу, в моей жизни всегда будут возникать всякие дыры, которые нужно закрывать. Не то чтобы я бы такой человек, которому непременно надо оказаться в дерьмовой ситуации, чтобы что-то сделать, но в моём случае традиционно выходит именно так. 

— Принципиально решил не работать?

Ну да. То есть, когда я был помоложе, были какие-то подработки от друзей или семьи. Но последние несколько лет я только записываю музыку.

— Ты говорил, что сегодня недостаточно быть диджеем/продюсером на SoundCloud. Что поменялось? 

Дело в том, что то, что я делаю — как бы ты это ни называл, — стало чем-то большим, больше людей теперь этим занимается, особенно молодых. Для современных детей этот жанр/сцена стала особенным явлением. Когда мне было 16, такого вообще не было, а теперь любой может залить на SoundCloud свои ремиксы — в этом главная разница. Любой промоутер, организующий вечеринку, скорее позовёт новичка, которому можно заплатить в три раза меньше. Поэтому быть SoundCloud-музыкантом смысла больше нет, но это и хорошо — там развивается очень конкурентная сцена. Да я и не хочу стоять на месте — когда-то я вообще с MySpace начинал.

— Приходится как-то жертвовать своей андеграундностью теперь?

Да, но с личной, а не художественной точки зрения. Иногда я делаю вещи, которые необязательно подходят моему взгляду на мир, но свою музыку я туда не примешиваю — это всё часть финансового процесса, и я это полностью понимаю. Когда я только переехал в Берлин, приходилось делать что-то для более крупных культурных институций или даже брендов, медиа — людей, идеалы которых я не особо поддерживаю, но у которых есть деньги, которыми я могу расплатиться за аренду. Да, это не очень подходит публичному образу, который хотелось бы в идеале иметь, но что поделать. Я работал на отстойных работах, когда мне было 16, поэтому я знаю, какой ценой иногда добывается хлеб. Да, в целом я настроен антикапиталистически и хочу оставаться максимально идеалистичным, но мне приходилось работать на людей, которых могут считать злыми или порочными. Но главное — всё это осознавать, а так всем нам приходится как-то вертеться.

 

Политика — это такая штука, которую и так очень сложно понять нормальному человеку. Поэтому моя музыка скорее происходит от моего отказа от участия в этом всём, от убеждения, что кто-то может помочь мне прожить мою жизнь лучше, чем это сделаю я сам. Неважно, кто президент, бороться за всё это дерьмо всё равно придётся мне. 

 

— Читал твой твиттер и увидел твою оценку Адама Кёртиса (британский режиссёр, «мастер документальных кошмаров» — Прим. ред) — помнится, ты написал: «Чем больше я его смотрю, тем меньше я в него верю». Почему? 

Обычно я не очень впечатляюсь документалками, которые якобы призывают открыть глаза пошире и всё такое. Всегда был убеждён в том, что такие работы — это всё равно часть того зла, с которыми они борются. Но когда вышла «Гипернормализация», я очень заинтересовался — всему молодому поколению, которое считает себя очень просвещённым во всех смыслах, сказали: «Ребята, да вы такая же часть проблемы, как и все остальные». Это мне очень понравилось. Но потом я всю неделю смотрел другие работы Кёртиса, которые мне советовали, и быстро охладел — он использует одни и те же трюки, постоянно систематизирует что-то, а мне сложно во всё это верить.

— Ты говорил, что твою музыку определяют эмоции. То есть твоя музыка аполитична, но она всё равно питается эмоциями, которые ты испытываешь от определённых политических событий. Как бы ты звучал в пост-Brexit- и пост-Трамп-мире?

Ха, очень хороший вопрос. Думаю, что звучал бы примерно так же… Недавно мой хороший друг Чино (Чино Амоби — основатель южноафриканского лейбла NON Records. — Прим. ред) в одном из интервью сказал, что любая музыка так или иначе продиктована политикой, и я начинаю с этим соглашаться. Но политика — это такая штука, которую и так очень сложно понять нормальному человеку. Поэтому моя музыка скорее происходит от моего отказа от участия в этом всём, от убеждения, что кто-то может помочь мне прожить мою жизнь лучше, чем это сделаю я сам. Неважно, кто президент, бороться за всё это дерьмо всё равно придётся мне. Да, символически Хиллари бы выглядела намного лучше Трампа, да и политический климат наверняка был бы поздоровее. Но что-то внутри меня заставляет тратить меньшее количество энергии на все эти события.

В 2017 году на мою музыку точно повлияет политический климат в таком виде, как он есть сейчас — наступают новые, странные и мрачные времена. Но при этом я не хочу быть вестником каких-либо политических или религиозных убеждений. Если кто видит определённую идею в моей музыке, это абсолютно нормально, но сам я не фокусируюсь на этом. 

«Наступают новые, мрачные времена»: Why Be о глобализации, поколении SoundCloud и цене андеграунда. Изображение № 1.

— Поэтому ты не ассоциируешь себя с определённым жанром?

Частично, может, и поэтому, но в основном причина другая: я вдохновляюсь огромным количеством вещей. Например, до того как начать делать электронику, я играл на акустической гитаре, увлекался роком. То есть я косвенно участвую в таком количестве вещей, что не хочу относить себя к чему-то определённому.

— Это чувствуется в твоих миксах, в том, насколько они эклектичны — помню тот, где ты свёл Foo Fighters с чем-то вроде Rabit, а начиналось всё как раз с акустической гитары. То, что ты говорил насчёт молодых ребят, которые делают ну не то чтобы те же вещи…

Нет, не те же вещи, несколько по-другому: они выросли на диджеях с SoundCloud. Меня поражает, насколько они развиты — понятно, что они уже услышали всё то, что мне в таком возрасте было недоступно. Я уже около пяти лет записывал электронную музыку, прежде чем осознал, что смогу этим зарабатывать. 

— Я собирался сказать, что это (до сих пор непонятно, как это называть, неоклаб? Неважно) — сформировалось в отдельную сцену, и эта музыка иногда использует одинаковую структуру — например, треки, которые повторяются в этих миксах, неочевидная любовь к Янг Тагу и прочие мелкие вещи складываются в отдельную картину. Как думаешь, есть ли у этого какой-то идеологический подтекст? Или люди просто этим занимаются, потому что им нравится определённый звук?

Хороший вопрос. Могу сказать, что для 99 % моих друзей (а я могу говорить только за них и за себя) это действительно принятие того, насколько сейчас всё глобализированно и как это на нас всех влияет — многие из нас познакомились в интернете. Когда я был помладше, я осознал, насколько тёмным может быть мир, но в то же время как по-другому он может раскрыться в онлайне. Но есть люди (я не знаю кто, а если бы и знал, то не стал бы их называть), которые просто это копируют, не со злобы, но просто в погоне за внешним видом. Для них это просто какая-то эстетика из интернета. Это нормально, но важно не забывать и о том, откуда всё пришло.