«Cмена-2016»: Начинающие российские документалисты о своих проектах

В Москве живу почти два года. Приехала из Новосибирска, где училась в техническом университете по специальности «кинооператорство». Два года назад поступила на режиссёрский факультет Московской школы нового кино, в лабораторию Дмитрия Мамулии. Но вовремя сориентировалась и через месяц учёбы перевелась на факультет режиссуры монтажа к Илье Томашевичу. Так, я заканчиваю его лабораторию. Фрилансер, работаю в качестве монтажёра для разных проектов, в том числе для «Медиазоны».

Фильм про «макулатуру» — первый мой фильм. «макулатура» — потому что «реп», потому что внутренний. Люблю этих двоих ребят — Женю с Костей. Женю — за мощь и трудолюбие, Костю — за его кинематографическую красоту и загадочность. Хотелось разгадать секрет прочности их тандема. Кажется, немного всё-таки получилось.

До отправления с ребятами в тур я наблюдала за ними с камерой около четырёх месяцев — на концертах в Питере, Москве, в гостях у Алёхина. В туре же мы провели десять дней вместе. По приезду из тура было около 35 часов материала, плюс ещё накопленный материал до тура. В съёмках и монтаже не было нужды в помощи — я всё это сама люблю. Когда была готова первая сборка, я позвала Женю с его женой Дашей на просмотр (они отвечали за цензуру) и свою подругу-режиссёра (отвечала за скучность), а сама я отправилась нарезать круги на велосипеде вокруг дома, страшно было. Приехав через 40 минут, я всё поняла по лицам ребят и ещё изрядно поработала над фильмом.

Несколько сцен были-таки раскритикованы. Ещё и Костя потом одну отцензурировал, но вообще, говорит, поугорал над фильмом. К помощи друга, Александра Орлова, пришлось прибегнуть на этапе перевода и создания субтитров. Саша три года прожил в Дублине, а потому легко и иронично перевёл все 40 минут. Кроме того, он ещё и дизайнер: посмотрев на мою сборку, он удручающе покачал головой, несколько ночей в процессе перевода рассказывал про мою дизайнерскую безграмотность и про некие визуальные коммуникации, а потом за ночь переделал все графические элементы к фильму. Спасибо Саше за прекрасные бессонные ночи.

Сейчас у меня есть идеи двух фильмов: документального и игрового. Документальный — скорее об одной социальной проблеме, волнующей меня. Но я ещё думаю, как избавиться от чисто социального подтекста, в поиске нужного героя. Игровой — о любви девушки к прекрасному, там точно будет место музыке. Но вот пока не знаю, какой фильм удастся довести до завершения первым.

Ото Катамадзе был звездой в Батуми и за его пределами, ребятам было по 15, кажется, когда они начали давать концерты, выступать по Первому Грузинскому каналу, про Ото ходили легенды и после его смерти в 2012 году. В конце декабря я возвращаюсь в Батуми, знакомлюсь с остальными ребятами и начинаю готовиться к съёмкам. Очень быстро понимаю, что снимаю фильм не про Ото, а про его лучшего друга Креспо. Если Кока, который был в этой машине, и Натиа, лучшая подруга Ото, бэк-вокалистка и последствии вокалистка группы Postoto, которую ребята сделали после смерти Ото, более-менее оправились от шока, то Креспо продолжает жить с этим, и я каждую секунду ощущала присутствие Ото в его жизни.

Съёмки длились полтора месяца, я часто жила с ребятами, и мы, конечно, очень сблизились. Это было несложно, даже учитывая, что мой главный актёр почти не знает русского языка и общались мы часто какими-то ещё способами, кроме вербального. Я снимала фильм на грузинском языке, не зная его, у меня не было специального финансирования, оборудования, были только Батуми, море и невероятные люди, которым я объясняла на месте, как держать купленные на строительном рынке лампы, куда в кадре вешать гирлянды, которые нам передавали с маршруткой из Тбилиси. В какой-то момент уже весь город знал про наши съёмки.

Фильм я снимала для себя, Натии и Креспо, было непонятно, тяжело и деньги на кредитной карте заканчивались очень и очень быстро, но я продолжала снимать, просто знала, что каждый кусочек, который мы снимаем, несмотря на шторм или отсутствие нужного объектива, очень важен. В итоге фильм вышел максимально таким, каким я его задумывала год назад.

Пару недель назад я сидела в баре, пила свой джин-тоник и слушала ещё одну историю — о том, каково это — случайно убить человека, отсидеть за это всего два года и выйти по амнистии. Об этом будет мой следующий фильм. 

Мы встретили Аню во время поиска потенциальных персонажей на русском фестивале в Западном Голливуде, где она работала танцовщицей. Это было одно из десятка её выступлений, запланированных на тот день по всему Лос-Анджелесу, и мы подумали, что молодой человек, который живёт в США и переезжает с плясками из ресторана в ресторан, оставаясь частью русского сообщества, — это интересно и показательно. А тут ещё оказалось, что у Ани есть подруга Марьяна, которая только что приехала в Америку и нуждается, как и мы с нашими камерами, в проводнике по местному салату оливье.

Русские сообщества в США — это очень выразительное зрелище. Своего рода зазеркалье, глядящее на тебя пронзительным взглядом советской гастрономщицы. Это — мир. Мир, никем до нас не раскрытый и, безусловно, интересный глазу. Поскольку же мы не просто документалисты, но и сами являемся эмигрантами, то есть понимаем, из каких мыслей и чувств такой мир возникает, эти обстоятельства показались нам благоприятной почвой для кино.

«Волшебная страна» показывает не только реальность мечты о загранице, но и консервированное бессознательное нашей культуры. В смысле проблематики это кино о жизни между двумя мирами: «нашим» и «чужим». Для нас это очень оптимистический фильм, поскольку в процессе его съёмки мы убедились, что консервативная культура — это не приговор и человек способен измениться, стать более открытым и понимающим, если вынуть его из звериных реалий.

Сложнее всего упростить многослойный ток жизни в нарратив, превратить текст реальности в символическое предложение. Мы не приветствуем линейное повествование, как и вербальность в визуальном искусстве. Желание действовать за рамками консервативных повествовательных техник существенно усложняет производственную задачу. Показать историю сложнее, чем её рассказать. Образ всегда шире, богаче и абстрактнее слова: он сообщает сразу множество вещей и пытается сбежать из трубы линейной мысли, которую требует от нас нарративный канон. Мы, как и сам образ, от этого канона тоже пытаемся убежать.

В начале проекта мы пытались работать с продюсером, но подходящего так и не нашли и в итоге всё делали сами — разумеется, не без помощи наших героев и тех, от чьего слова зависела возможность снимать в том или ином месте.

С одной стороны, ты пытаешься делать новую документалистику с продюсером, который не готов идти до конца за своим чутьём и пятится от рисков в безопасность проверенных конвенций, с другой — в Западном Голливуде совершенно безумная система получения разрешений на съёмку. Она одинаковая для художественного и документального кино. Ты должен указать, на какой локации и сколько времени ты хочешь снимать, что полнейший бред, потому что это же документалистика — у нас нет сценария: ты не знаешь, на какую улицу решит вдруг свернуть твой герой, в какой магазин зайти, с кем поговорить и так далее. Жизнь непредсказуема. Логика, по которой работает индустрия, лишает кино его привлекательности. По крайней мере, для нас. Поэтому мы ищем своё кино за пределами индустрии.

Мы продолжаем работать над циклом «Волшебная страна», но, попробовав индустриально-фестивальный путь, поняли, что это нам не очень интересно, и в дальнейшем хотим развиваться в области веб-кино.