Лучшие фильмы Beat Film Festival: Выбор FURFUR

В прошлом году на фестивале уже показывали случайно найденный студенческий фильм о Уильяме Берроузе, а теперь Аарон Брукнер представит док о том самом студенте, своём дяде Говарде Брукнере, умершем от СПИДа в 1989-м. Ради того, чтобы воскресить память о Говарде, для которого «Берроуз» стал первой из всего трёх режиссёрских работ, Брукнер отправляется на интервью и с Джимом Джармушем, и с бывшим французским министром культуры Фредериком Миттераном, а короткий профайл на IMDB на глазах зрителя превращается в объёмный портрет человека, который вполне мог бы сейчас сам с позиции заслуженного мастера рассказывать о былых подвигах.

В лучах грузинского заката длинноволосые скейтеры смотрятся едва ли хуже, чем на канонических снимках из Калифорнии, хотя окружающая социальная среда отличается кардинально — юные герои Тамуны Карумидзе, Давида Месхи и Салома Мачаидзе катаются по улицам Тбилиси, уже вышедшего из тени советской империи, но ещё не готового разговаривать с ними на одном языке. Режиссёры снимали свой проект почти десять лет и в один голос заявляют о том, что это фильм не о скейтерах, но о магии, с помощью которой молодым и другим удаётся сбежать от бесконечно далёкого «взрослого» общества.

Почти 30-летний Ник Кениг, больше известный под псевдонимом Hot Sugar, обитает в тёплых водах нью-йоркского андеграунда, время от времени продюсируя треки для местных хип-хоп-героев. В остальное время он записывает треск пламени, стук костей, церковную тишину и уличный шум, да и вообще всё, что можно записать. «Холодный мир» — хроника непрекращающейся погони Кенига за звуками и — шире — бытовой портрет 29-летнего ньюйоркера, у которого есть хобби, талант и 12 тысяч подписчиков в Twitter.

Если что хорошего и происходит на многострадальном Африканском континенте, то это точно связано с электронной музыкой. Ритмы традиционных танцев местных племён ускоряются до сотен BPM, европейский хаус меняется почти до неузнаваемости, а жители ЮАР, Анголы, Сенегала и многих других стран в коллективном экстазе трансцендируют из мира нищеты, коррупции и гражданских войн. Третий и самый оптимистичный фильм шведского документалиста Олссона — о панафриканизме и чёрной эмансипации.

Любовное письмо одной из мировых столиц контркультуры от британца Марка Ридера уже показывали на фестивале в прошлом году, но организаторы справедливо решили, что несколькими сеансами тут не обойтись. Полуторачасовое путешествие от панка, молодых Ника Кейва и Тильды Суинтон к расцвету индастриала и, наконец, падению Берлинской стены и приходу техно. Осторожно: после просмотра может появиться неусыпное желание бросить всё и переехать, наконец, в Берлин.

Британского режиссёра Адама Кёртиса любят называть мастером документального ужаса, хотя сам он себя заслуженно считает «журналистом с камерой». Американка, объясняющая девушкам в хиджабах «Фонтан» Дюшана, взрывающийся песок и британские солдаты, на полном серьёзе расспрашивающие бородатых стариков, нет ли поблизости талибов, — «Горькое озеро» в понимании Кёртиса рифмуется с Океаном из «Соляриса»: в данном случае это Афганистан, заколдованная пустыня, которую не раз на протяжении последних двух веков пытались превратить то в новый коммунистический проект, то в процветающую демократию политики обоих полушарий, неизменно увязая и унося домой токсичные дозы разочарования во всех своих идеалах. 

«Реквием по американской мечте» вполне может стать наиболее основательным «завещанием» 86-летнего лингвиста и политического публициста Ноама Хомского. Три режиссёра на протяжении четырёх лет записывали речь Хомского, чтобы составить видеотекст из десяти глав, посвящённых десяти принципам устройства капиталистического общества.

Ещё один фильм в главах про ещё одного выдающегося марксиста преклонных лет. Джон Бёрджер успел отслужить во время Второй мировой, стать художником, преподавателем, арт-критиком, а затем и обладателем Букеровской премии за роман G. В 1970-х Бёрджер безвылазно поселился во французской деревушке, где его и навещают режиссёры «Времён года».

Пасторальные сцены жизни в глуши и неспешные беседы за нарезанием яблок сменяются в ленте архивными кадрами с бурной молодостью Бёрджера, активно дискутировавшего в прессе и на телевидении о судьбе общества и искусства, выливаясь в неоднозначную картину: кому-то покажется, что Бёрджер сдался и бежал от мира, на который мог оказать большее влияние, кто-то оценит этот побег как единственно верный. Только 89-летнему Бёрджеру, вместившему в свою биографию с полдесятка обычных человеческих жизней, заслуженно всё равно.