В российский прокат выходит документальная экзистенциальная комедия об американце, который снимал каждый год своей жизни начиная с 19 лет. Вы почти наверняка узнаете в главном герое себя, но предупреждаем: трюк выполнен профессионалом, не стоит повторять это дома.

«Машина времени Сэма Клемке»: Как перестать тревожиться и стать никем. Изображение № 1.

 

1977 год. Элвис Пресли только что был найден мёртвым в гостиничном номере, а с Атлантического побережья США с разницей в месяц стартуют два автоматических зонда под названием «Вояджер». Цель запуска сенсационна — исследовать дальние планеты Солнечной системы. На борту одного из аппаратов закреплена покрытая золотом пластинка с информацией, которую первым делом необходимо узнать о человечестве инопланетному разуму. Играет краут, французский диктор вещает о величественной миссии, возложенной на космических посланцев. В это время 19-летний юноша из Колорадо с брекетами, акне и выходящими из моды длинными волосами снимает себя на любительскую «Супер 8». Его зовут Сэм Клемке, он заворожён способностью камеры сохранять время, и в ближайшие полтора часа нам предстоит просмотреть следующие 35 лет его жизни.

В отличие от команды гениального Карла Сагана, молодой Клемке не ставил перед собой сверхзадач: записывать небольшой отчёт в канун каждого нового года своей жизни он решил примерно ради того же, ради чего заводится любой дневник на планете — отследить, упорядочить и тем самым, в конце концов, улучшить своё собственное существование: «Стимулировать развитие и изменения к лучшему из года в год». Гений нечаянно проявился лишь в одном — в выборе инструмента. Материал, записанный Сэмом и замеченный австралийским режиссёром Мэттью Бейтом, составил настолько неуникальный биографический проект, что, по-честному, именно его следовало бы показать инопланетянам. 

Сэм неплохо начинает — в 23 у него всё еще есть брекеты и нет ясных карьерных перспектив, зато ему не откажешь в харизме и чувстве юмора. В 25 он неожиданно резко прибавляет в весе, а следующие несколько лет проводит, жуя начос в доме у родителей и мечтая сделать что-нибудь эдакое. С кем не бывает? Можно назвать это спойлером, но всё, что вы увидите дальше, — ползучая деградация с одними и теми же невнятными и неисполненными обещаниями, добродушной защитной самоиронией и редкими эмоциональными скачками на пиках новых романтических отношений. Придёт и уйдёт Рональд Рейган, падут Берлинская стена и Советский Союз, террористы взорвут башни-близнецы, а герой лишь одряхлеет, увеличится в размерах, сменит три-четыре женщины и найдёт себя окончательно в роли мастера шаржей на ярмарках выходного дня. 

Создатели фильма продвигают его под афористичным теглайном «Portrait of extraordinary nobody» («Портрет экстраординарного ничтожества»), что, конечно, совсем неправда — речь идёт именно об ordinary anybody, возможно, лишь немного обогнавшем свою эпоху. Клемке родился в 1959 году, и популярная в США теория поколений относит его к поздним беби-бумерам, или, как выразился социолог Джонатан Понтелл, к «поколению Джонс». В отличие от тех, кто родился в первой половине поствоенного беби-бума, поколение Джонс опоздало на Вудсток, Вьетнам и студенческие протесты, зато успело как раз на затяжную экономическую рецессию, недостаток рабочих мест и окончательные похороны молодёжного протеста, апроприированного и пережёванного американским капитализмом. Высокие ожидания сытого детства у телевизора не совпали с нагрянувшей деиндустриализацией, поэтому в качестве ключевых черт поколения Джонс принято выделять пессимизм, цинизм и недоверие к правительству.

 

Сидя у большого телевизора в доме родителей с пиццей в руках, Клемке, как типичный постаревший подросток в интернете, заявляет: «Только это доставляет мне удовольствие. Мастурбация — нет. Знакомства и общение с людьми — нет». 

 

Соответствует ли Сэм Клемке типовым признакам позднего беби-бумера? Да, вполне, но это никак не сужает его личную экзистенциальную драму до масштабов поколения. Полноватый мужчина с бородой и зависимостью от «Маунтин Дью» вполне вписался бы и в галерею героев-бездельников следующего за бумерами поколения X. Он мог бы медленно тлеть на кассе мини-маркета или в жаркий полдень рассиживаться на заднем дворе, праздно рассуждая об НЛО. Произнося на камеру «Да, я ленивец, и мне просто требуется, чтобы мне пореже об этом напоминали», Клемке выглядит ровно как персонаж одного из ранних фильмов Ричарда Линклейтера или Кевина Смита. С последним его роднит и физическое сходство. 

На этом неспособность уместить Клемке в поколенческую логику не заканчивается. В конце концов, кто, как не выросшие с интернетом в комнате миллениалы, придумали бесконечно фиксировать свои тривиальные рефлексии на любую тему и предлагать их всему миру? Разве не с расцветом соцсетей ассоциируются бесконечные «Чёрт, мой мозг совсем не работает», «Когда я уже смогу собраться»? Диалектика продуктивности/прокрастинации обладает, кажется, вечной актуальностью в интернете. Десятки скриншотов Сэма, снисходительно иронизирующего над не достигнутыми целями, прекрасно вольются в поток шуток про пятницу, диван, бессонные ночи, тяжёлые утра и плохое питание. Сидя у большого телевизора в доме родителей с пиццей в руках, Клемке, как типичный постаревший подросток в интернете, заявляет: «Только это доставляет мне удовольствие. Мастурбация — нет. Знакомства и общение с людьми — нет». 

Преодолев всплеск сопротивления 1970-х, глобальный капитализм развил систему производства индивидуализированных благ, позволил своим любимым детям (из постиндустриальных стран) «быть собой» и кокетливо лениться, замедляя шаг на пути к новым и новым приобретениям. Право на ироническую дистанцию, ускользание и оговорки («Я вообще понял, что могу жить почти что без денег!») — последующие поколения сполна включились в ту же игру. Не зря в качестве немногочисленных достижений по итогам года Сэм чаще всего преподносит купленные товары («Вот они, мои игрушки!») — новые очки, первый видеомагнитофон, телевизор Sony, годами позже первый мобильный телефон. На помощь мешкающей динамике его личной биографии приходит всё более совершенное промышленное производство. 

«Машина времени Сэма Клемке»: Как перестать тревожиться и стать никем. Изображение № 2.

 

Новые гаджеты, громкие покушения, смерти знаменитостей и империй — редкие упоминания об окружающем мире, которыми Сэм сдабривает эпос о собственной жизни. Он человек частный и большого спектакля вокруг по большому счёту боится: в конце 1980-х ужасается возможной реакции на бомбёжку Ливии, в середине 1990-х замечает, что «вокруг стало слишком много разгневанных белых мужчин», в 2000-х переезжает в тихий городок, подальше от «терроризма, уличных банд и всего такого». Нам так и не удаётся узнать о политических предпочтениях Сэма, но идеалам консерваторов он явно не соответствует — съехал от родителей только в 30, прекарная занятность, отсутствие семьи и сознательное нежелание заводить детей, слабость к проституткам. «Машина времени» — это портрет вечного уклониста от репрессивной логики власти, но никак не дезертира и не перебежчика. 

Режиссёр фильма Мэттью Бейт не зря приметил своего героя именно на YouTube — в 2011 году, узнав о феномене видеоблогинга, Сэм Клемке моментально ощутил родство и выложил таймлапс-видео со своими записями. Ближе к концу ленты Сэм, как дедушка видеоблогинга, заворожённо наблюдает за тем, как его ролик собирает просмотры и комментарии. В отличие от современных покорителей YouTube, да и вообще всех, кто активно ведёт свои соцсети, Клемке в начале своего эксперимента вряд ли представлял себе миллионы подписчиков и сопряжённые с ними выгоды. В этом смысле дисциплина, с которой он записывал свои ежегодные видеопослания, обусловлена более глубокой первопричиной — беспримесным желанием поймать время и написать собственный миф, взглянуть на себя глазами другого.

На вопрос, куда же отправятся эти сотни часов плёнки после его смерти, уже пожилой Клемке с усмешкой отвечает Бейту: «На свалку». Он лукавит — уже в этот момент понятно, что австралиец сверстает разрозненные записи в фильм и придаст «ничтожеству» своего героя «экстраординарное» измерение. Вместо свалки случится история. Не совершивший в своей жизни ничего значимого, проживший её «для себя», в смутных страхах и несбывшихся надеждах человек переиграл смерть, поставив себя на одно место с писателями, политиками, серийными убийцами и прочими большими людьми, о которых снимают кино и пишут статьи в «Википедии». 

В одной из последних сцен фильма Сэм Клемке цитирует Кьеркегора, декларируя свои экзистенциалистские взгляды: «Мысль о том, что всё это ничего не значит, успокаивает меня». Избавился ли 63-летний Сэм от того, что процитированный им датский философ называл «тревогой», «страхом», «головокружением от свободы»? Если да, то как — благодаря старческому остыванию или внезапно свалившемуся наследию, сконструированному совершенно незнакомым человеком с другого конца планеты? Этого мы не узнаем, как, вероятно, никогда и не узнаем, нашёл ли кто-то в тёмных глубинах космоса золотую пластинку на борту зонда «Вояджер», визитную карточку человечества, резюме нескольких тысячелетий его истории и культуры. «В конце концов, — заявляет фейковый диктор из 1980-х, — золотой диск был неполноценной трактовкой, не способной по-настоящему передать человеческие эмоции, наше восприятие времени и нашу бренность. Но благодаря самому факту создания диска он стал обнадёживающим, трансцендентальным, прекрасным и поэтичным подарком нам самим».

Изображения: личный архив Сэма Клемке