1 октября в Центральном павильоне ВДНХ закончилась самая короткая Московская биеннале современного искусства за всю её историю: она продлилась всего десять дней. За это время несколько художников создавали свои работы прямо на площадке основного проекта, там же показывали перформансы, читали лекции и устраивали дискуссии. Впрочем, посмотреть на работы актуальных художников можно будет ещё месяц: столько будет длиться выставка-документация. FURFUR разобрался, какие вопросы подняла 6-я биеннале.

 

Какие вопросы подняла 6-я Московская биеннале современного искусства. Изображение № 1.

Кризис

Первое, что бросилось в глаза посетителям основного проекта очередной биеннале, которые хоть как-то следили за новостями о его подготовке, — это то, что на выставку очевидно повлиял кризис. Раньше устроители Московской биеннале старались создавать масштабные выставки с поп-потенциалом: на них всегда должно было быть достаточное количество впечатляющих произведений известных авторов, которые могли бы привлечь широкую публику (пусть и при спорных кураторских решениях, за которые критиковали, например, предыдущую биеннале, которая прошла в Манеже).

В этом году финансирование биеннале снизилось в два раза, большую часть денег дало Министерство культуры. Несмотря на то что на пресс-конференции в честь открытия комиссар биеннале Иосиф Бакштейн заявил, что у биеннале «проблем нет», из разницы между изначальными планами и получившимся проектом можно сделать какие-то выводы. Если раньше планировалось, что выставка пройдёт в трёх павильонах ВДНХ, то в итоге её сократили только до Центрального. Вполне вероятно, что биеннале это только пошло на пользу. По крайней мере, ни у кого не осталось повода поёрничать о подражании Венецианской биеннале с её павильонной системой.

Идея выставки как процесса появилась у кураторов (число которых внезапно расширилось с одного до трёх совсем незадолго до начала), возможно, тоже из-за того, что на «полноценную» выставку не хватило денег. Так, биеннале из-за нехватки ресурсов превратилась в шоу, своего рода карнавал современного искусства, который далёким от искусства москвичам, правда, мог остаться непонятным. В любом случае оказалось, что кураторы и организаторы биеннале смогли найти выход из непростой ситуации, да ещё и развернуть её в свою пользу и позволить себе поэкспериментировать.

Евразия, идентичность и границы

Тема биеннале звучит так: «Как жить вместе? Взгляд из центра города в самом сердце острова Евразия». Слово «Евразия» появилось ещё в первом варианте названия — «За прогрессивную Евразию». Кураторы биеннале попробовали вывести это понятие из владений официальных маргиналов вроде Александра Дугина и карнавальных националистов. Забавно, что и эмблема выставки, цифра 6, закрутившаяся вокруг своей оси и образовавшая то ли солнце, то ли колесо, кому-то напомнила более спорные солярные символы.

При этом на биеннале если и иронизировали над Евразией, то очень тонко. Её границы определили максимально широко: в основном проекте участвуют художники из Европы и Азии — из Нидерландов, Бельгии, Франции, Латвии, Украины, России, Казахстана, Китая. Некоторые обратились к теме Евразии и понятию национальной идентичности напрямую. Например, казахстанская художница Алмагуль Менлибаева. В центральном зале Центрального павильона висит её фоторабота, на которой азиатская девушка оседлала монумент «Центр Евразии» где-то в казахстанской степи. Интересно, что, по словам художницы, он находится на территории бывшего ядерного полигона, на котором произвели сотни испытаний.

Междисциплинарность

Человеческое знание бессильно перед тем, насколько сложна реальность. Может ли искусство самостоятельно справиться с ответом на вопрос «Как жить вместе?» Кураторы биеннале решили, что ему нужна подмога — и превратили площадку основного проекта ещё и в дискуссионный клуб. Лекции на биеннале читали не только художники и искусствоведы, но и представители других гуманитарных дисциплин.

В первый день на ВДНХ выступила Саския Сассен, известный американский социолог, которая в своё время ввела в обиход понятие «глобальный город». На биеннале приезжали политологи, историки архитектуры и экономисты. А в последний день на выставку так вообще приехал Янис Варуфакис, бывший министр финансов Греции от левой партии СИРИЗА, известный критик мер экономии, а также разработчик игровых экономик (в своё время он работал в студии Valve).

Стало понятно, что вместе могут взаимодействовать представители не только различных форм искусства — в основном проекте участвовали художники, писатели, хореографы и фотографы, — но и различных форм знания вообще. От автономии искусства — к расширению связей.

Хаос и симультанность

Если прийти на основной проект биеннале ближе к вечеру, когда на территории выставки начинаются перформансы, вокруг художники производят скульптуры, рисуют портреты посетителей нефтью и развешивают фотографии, то появляется непреодолимое ощущение хаоса. Правда, он строго структурирован: все художники работают на биеннале по расписанию.

Шокирующая одновременность происходящего воплощает в себе принцип симультанности, который разрабатывали ещё итальянские футуристы. Его база — одновременность, которая не обязывает зрителя смотреть на что-то конкретное, а предлагает самому выбрать интересующие аспекты происходящего на выставке и составить уникальное личное впечатление. В чём-то с симультанностью схожа идея Рихарда Вагнера о Gesamtkunstwerk, тотальном произведении искусства, которое сочетает в себе элементы разных искусств. В какой-то степени Центральный павильон стал таким произведением, учитывая внимание, которое кураторы отвели его архитектуре: так, в одном из залов за стеклянными панелями рабочие занимаются реставрацией исторического советского барельефа.

Искусство как процесс

Похоже, что формат биеннале как процессуального действа, в котором произведения искусства создаются в присутствии зрителей прямо на площадке, стал следствием ограниченности ресурсов, но он важен и с концептуальной точки зрения. Конечно, идея не нова: каноническая выставка Харальда Зеемана «Когда отношения становятся формой» в Кунстхалле Берна использовала этот принцип ещё в 1969 году. Но это первый настолько массовый опыт выставки-процесса в России, который приобретает новые смыслы в информационную эпоху.

По мнению некоторых теоретиков, например Бориса Гройса, сейчас производством искусства с помощью интернета и социальных сетей занимается каждый, так что мы находимся в постоянном художественном процессе. Биеннале помогла выразить ситуацию в дистилированной форме. А заодно она стала выставкой-исследованием. Например, фотографы-участники выставки на протяжении биеннале фотографировали происходящее на ВДНХ и по всей Москве — и поместили свои работы в экспозиционное пространство только в последние дни.

Дематериализация
и пустота

Оказывается, что выставка может состояться, даже если на ней ничего нет. Конечно, в своё время это доказал ещё Ив Кляйн, который пригласил посетителей на вернисаж в пустое пространство. Но на Московской биеннале присутствовали разные степени пустоты. В первые дни в некоторых залах экспликации с именем художника и названием произведения сопровождали пустые белые стенды, а для некоторых инсталляций и скульптур было просто намечено примерное место. Теоретически полностью заполненным пространство окажется только в последний момент биеннале, а если, в духе софистов, раздробить это мгновение на бесконечное число ещё более мелких — то вообще никогда. Потому что у искусства нет конца.

Изображения: 6th.moscowbiennale.ru