«Буковки — это моя страсть»: Участники фестиваля «Форма» объясняют свои работы

11 июля в Москве прошёл фестиваль «Форма». Музыкальная программа закончилась небольшим скандалом, но нам с самого начала было интересно посмотреть на арт-сцену. Корреспондент FURFUR провела на фестивале весь день и заставила большую часть художников в деталях проинтерпретировать собственные проекты.

Расскажите, пожалуйста, про проект «В пути». Как родилась идея?

У нас была идея, что нужно как-то популяризировать искусство и провести его децентрализацию. Сейчас не только в Москве, но и в городах-миллионниках есть центры современного искусства: к примеру, в Воронеже, Самаре, Красноярске, Нижнем Новгороде. Вот и мы решили, что нужно сделать это не только в Краснодаре, в краевом центре, но и поехать ещё куда-нибудь.

А почему путешествие начали именно в Армавире?

У меня родители там живут, поэтому мы решили сделать этот город начальной точкой. Тогда у нас ещё не было именно вот этого «фольксвагена», мы поехали на другой машине, но тоже было весело. С собой взяли только плакаты и маркеры, по пути что-то делали, фотографировали, записывали всё интересное, что попадалось на пути. Во-первых, это было исследование самого маршрута. А во-вторых, мы исследовали непосредственно те места, куда приезжали, выясняли, что происходит с искусством в каждом определённом городе. Ну и предпринимали каждый раз попытку показать всем, что заниматься искусством — это круто, весело, что в принципе необязателен большой бюджет и своими силами можно делать то, что тебе нравится, что тебе интересно.

И когда появился вот этот «фольскваген»?

На самом деле уже в прошлом году. Ему 33 года, и мы его переделали как нам нравится: развесили везде картинки, раскрасили его, здесь уютно.

Все эти картинки, которые висят здесь — они ваши?

Да, это лайтбоксы с изображением мест, где мы были. Мы ездили в Анапу на неделю, доехали из Краснодара через Ростов-на-Дону, Воронеж, Липецк до Москвы. В каждом из этих городов мы останавливались, делали выставку на один день, всячески вовлекали зрителей — они тоже рисовали, играли в нашу игру.

Что за игра?

Называется «Арт-мир». Она на основе Dixit, но вместо привычных картинок для ассоциаций здесь работы художников XX и XXI веков. Мы даже сделали специальные буклеты, в конце там все эти карточки указаны. А ещё там есть инструкция по самоорганизации — как можно своими силами сделать выставку.

Все ради зрителя

Да, это в принципе один из главных мотивов нашего творчества. А конкретно проект «В пути» максимально на это направлен. У нас играет музыка, приятная атмосфера, можно поиграть в игру — от четырёх человек, шесть — вообще идеально. Так что представляете, сколько человек мы тут собираем? Нам интересен отклик зрителя, а иначе не получится развиваться. 

Насколько я поняла, большинство дисклеймеров, которые вы сегодня здесь представляете, идеологические

Ну, они носят идеологический характер лишь частично. Здесь есть надписи из браузера, которые отображаются, когда нет подключения к интернету. Мне кажется, что сегодня некоторые идеологические дисклеймеры — то, что раньше попросту называлось цензурой — пытаются выдать себя за чисто технические ограничения. В духе «мы не против, высказывайтесь, но чувства верующих не оскорбляйте».

А как с этим проектом связана задача исследовать публичное пространство?

Вообще все эти работы — это попытка завести разговор о том, что сегодня собой представляет публичная речь, пространство высказываний, какие высказывания теоретически возможны, а какие находятся строго под запретом. Моей задачей ни в коем случае не было провоцировать на какие-то противоправные действия или оскорблять чьи-то чувства. Мне просто интересно, как сегодня устроена публичная речь, что такое публичное высказывание, что такое публичное пространство, в котором это высказывание и происходит.

Вы ведь уже давно работаете с текстом

Ну да, буковки — это моя страсть

А конкретно идея дисклеймеров как к вам пришла?

Честно говоря, я просто как-то раздумывал о том, что можно сделать в огромном пространстве завода «Кристалл», где есть большие поверхности. Да и сама территория довольно заброшенная, тоже привлекает. Сначала в голову пришла идея ленты, которой будут обматывать abandoned places — очень старые территории и объекты. Хотелось, собственно, обозначать их отсутствие — на ленте написано «Этот объект не может быть увиден» — вот эта вот знаменитая формулировка с Facebook. Сначала мне показалось важным обозначить именно само отсутствие объекта, а потом постепенно пришёл к идее, что кроме обозначения отсутствия объекта можно ещё обозначить и отсутствие возможности высказывания. Так вот идея дисклеймеров и пришла.

В будущем планируете как-то разрабатывать эту идею?

Да, скорее всего. Это же серия, она может продолжаться, но на сегодня это всё единый проект и все объекты выполняют единую функцию. Баннеры, трафареты, ленты — их можно использовать где угодно, поэтому я думаю продолжить мысль. 

Хорошо, а что вы имели в виду?

У меня на самом деле довольно длительная серия работ под названием «Положение вещей». Ее смысл в дублировании функции предмета. То есть мы привыкли смотреть на совершенно простые предметы — возьмем, к примеру, курительную трубку. Ну трубка и трубка. Сам по себе курительный предмет имеет такую специфичную форму только для того, чтобы выполнять свою функцию. Через предмет человек соединяется с реальностью, он помогает человеку познавать мир: лопата придумана для того, чтобы ускорить процесс копания, трубка — чтобы курить, ну и так далее.

Все предметы, которые придуманы человеком, — это же не что иное, как некие мостики, которые связывают его с окружающей средой. Так вот, если, например, взять уже испытанный предмет, как, например, трубка, и соединить её с самой собой, то предмет сохранится визуально, но курить будет уже невозможно. С такой вещью нельзя будет взаимодействовать, она перестанет выполнять своё главное предназначение. А когда предмет теряет свою функцию, то человек попадает в условия, когда его связь с миром через этот предмет прерывается. В такое случае ему нужно либо придумать что-то новое, либо заново осознавать ту реальность, в которой он находится: где он, кто он, что ему делать.

А как с этой идеей соотносится ваш перформанс «Гол»?

Ну смотрите, это же реальное футбольное поле, только его разметка изменена. В центре стоят ворота, которые сдвоены. В таких условиях возникает ситуация, когда одна команда и другая либо соединяются, либо не соединяются, потому что у каждой команды своё отдельное поле. Здесь 14 мячей, в футболе может быть минимум семь человек в команде — у каждого игрока может быть по мячу. Вопрос заключается в том, какие новые правила человек сможет придумать для такой новой игры. Или эта предлагаемая игра выдвинет его в совершенно другие отношения с окружающей действительностью.

То есть, вы переосмысляете принцип зеркальности

Да, принцип зеркальности в этой игре — довольно странная история. Вы же понимаете, что в идеале при игре в футбол её быть не должно. В спорте всегда должно быть противостояние, в игре всегда есть противник, ты же не можешь взаимодействовать с самим собой — а здесь получается, что ты так и должен поступать. Ты являешься сам себе и противником, и игроком. А где в тебе внутри что и как с этим справиться, как отвечать на вот эти вопросы — это каждый определяет для себя сам. Это не ответ, это не директивная мысль — вот мир стал чёрным, а мы стали белыми — или наоборот. Это скорее вызов зрителю в игровой форме к принятию каких-то иных решений для иных действий.

А почему спорт?

Потому что через процесс игры показывать что-то всегда проще и зрителю понятней. Вы знаете, у меня дома есть ещё одна игра: двойной дартс, где цели совмещены. Там получается красивое орнаментальное переплетение — совмещены круги — и, в принципе, когда люди начинают целиться в мишень, у них эти цели возникают по ходу. Но в какой-то момент ты понимаешь, что целишься в одну метку, а попадаешь в совершенно другую. И вот так же в жизни. Ты думаешь, что твоя цель — это, ну не знаю, поступить в институт или ещё что-то такое важное совершить — а попадаешь в совершенно другую ситуацию. И никак не получается у тебя то, что ты себе задумал изначально. И важно понять, что то, куда ты попадаешь, это и есть твоя цель. В этой жизни нет однозначности. Всегда нужно понимать, что жизнь шире, чем те правила, которые ты сам себе закладываешь.

Это что у вас за оккултизм?

Ну, вообще изначально у меня было название «Жертвоприношение». Вот есть культ, там в углу такая металлическая пирамида — это самая важная штука в любом обществе. Вся экспозиция — это модель общества, в котором всегда есть место наказанию. Ему вообще отводится чуть ли не самая главная роль.

А почему скульптуры так странно срезаны спереди? 

Скульптуры, которые изображают наказанных людей, спереди срезаны — это отпечаток угла. У нас угол с детства ассоциируется с наказанием. И вот эти скульптуры как будто вставлены в этот угол. У любого культа есть жертвоприношение, это самый важный ритуал. Те, у кого передние части срезаны, и есть жертвы. Смысл общества — в преподношениях наивысшему.

Это уже смысл тоталитарного общества

Ну да, это вообще всё достаточно тоталитарная история. Внутри модели конкретно этого общества, которое я попытался воссоздать, отсутствует полная свобода. Эта модель настолько идеально жёстко соединена, что тот, кто является её частью, не имеет вообще никакой свободы.

Я люблю свободу, и её анализ я постарался передать в этой инсталляции. С другой стороны, это ещё и автопортрет. Я анализирую свой внутренний мир и изображаю в каждой из этих фигур. Это творчество, которое пропускаешь через себя. Вообще надо было начать с того, что это не выставка скульптуры. Это создание атмосферы за счёт каждого элемента. Это больно, это агрессивно.

Ты так свободно признаёшься в том, что ты в какой-то степени тоже жертва?

Я не люблю тоталитарное общество, а, по сути, любое общество тоталитарно, так как не может жить без потери свободы. Все встроены в жёсткую схему, мы все элементы иерархии. И да, это нормально. Я не против этого. Я понимаю, что это всё ответственность, и я сам живу так же. Всегда приходится отдавать в жертву часть себя для общего блага. Правда, я постоянно думаю вот о чём: ну да, всё это, может, и нормально, но только почему в то же время меня — да и вообще всех — это так беспокоит? 

Во-первых, что вы хотели изобразить? Это контур территории «Кристалла»?

Мария: Да, это контур завода, а всё остальное — это моё присутствие.

Что это значит — твоё присутствие?

Мария: Ну, я просто гуляла с трекером и записывала путь…

Дима: Да, это трек пути. Так как у нас зритель еле-еле до «Кристалла» дойдёт, мы решили назвать это блужданием, потерянностью — а оно точно будет, «Кристалл» достаточно далеко от метро, в таком заброшенном месте. Ну и вообще сама эстетика фестиваля подразумевает искусство, которое сразу ослепляет. Здесь не место для каких-то концептуальных историй…

Мария: …критических замечаний…

Дима: Нет, критические замечания находятся в поле того, что мы всё-таки как художники привыкли делать более вдумчивые работы — а здесь, на «Форме», позволили себе какое-то хулиганство.

А почему такие цвета? Почему неон?

Мария: Цвета на самом деле ничего не значат, просто нужно было разграничить наши два художественных начала по цвету.

Дима: Цвета — это же всегда китч!

Мария: А вообще, неоновый цвет — это классический цвет 1960-х годов. Модно же.

Как вообще родилась идея воссоздать твой путь в неоне?

Дима: Ой, да родилась на самом деле из какой-то простоты, мы хотели что-то сделать…

Мария: Да, просто гуляли здесь, параллельно думали, что бы такого сделать, что это может быть.

Дима: Я уже имел опыт работы с неоном, достаточно похожий. Тогда он тоже был привязан к архитектуре — это было на «Электрозаводе».

А вообще это ваш первый совместный проект?

Мария: Да-да, я до этого сама работала со световыми шнурами, с неоном тоже, но не со стеклом.

Дима: Ну да, Маша у нас более цифровая дама, а я больше такой аналоговый тип.

Мария: Ну, поскольку и я люблю всякие светящиеся штуки, и Дима любит, мы решили объединить это во что-то такое, что и просто, и эффектно одновременно

Привет! Расскажи, пожалуйста, что это за аквариумы такие.

Да, привет! Ну если говорить про какую-то общую — и в отрыве от меня — задумку, то меня интересуют два аспекта: сегментация, упорядочивание жизни и сохранение живого как можно дольше. Это вот две вещи, на которые я делаю в этой инсталляции упор.

У твоего «Неживого уголка» есть какая-то история?

Ага. Я сейчас живу в квартире своей бабушки, раньше я там проводил очень много времени. Меня отдавали туда на летние каникулы, и все три месяца я находился у нее. Я был очень необщительным ребенком, и у меня вообще не было друзей. Я проводил летом сидя у окна — бабушка жила на первом этаже — и играл с муравьями. По сути, у меня был небольшой клочок земли, в котором я существовал. Ну, в детстве для меня это вообще было какое-то живое пространство. И сейчас, когда я, уже будучи взрослым, жил в квартире бабушки, я видел этот кусок земли и принял решение как-то своеобразно запечатлеть воспоминания. И я решил, что сделаю это через сегментацию.

А ты можешь поподробнее рассказать, как ты воспроизводишь этот принцип?

Ну, когда мы смотрим на окружающий мир, то мы видим всё сразу и вместе. А мне просто захотелось взять и вычленить какие-то объекты. Я исследовал эти три на три метра из своего детства и взял оттуда растения, палочки, камешки и собственно саму землю, в которой это всё происходило, и решил всё это сохранить.

Сохранить с помощью каких-то специальных жидкостей, которые в этих сосудах?

Да, то есть здесь в них, в этих тубусах и аквариумах, помимо живых объектов, различные растворы: спиртовой, формальдегидный и раствор ацетона. Эти разные растворы направлены на то, чтобы попробовать сохранить растения как можно дольше. У меня есть знакомые таксидермисты. Они работают с белковыми структурами, то есть органами, насекомыми — но насекомых обычно сушат, белковые органы хранят в формальдегиде по уже отработанной схеме, а вот с растениями такой схемы нет. Единственный способ их учёта — это гербарий, но, конечно, они теряют очень много. И мне сейчас поэтому интересно найти метод сохранения растений, поэтому я пробую различные составы, ставлю свой эксперимент. Ну и при этом выношу, можно сказать, свою личную историю на всеобщее обозрение.

То есть твоя личная история превратилась в попытку найти эликсир вечной жизни для растений.

Получается, что эта история именно про сохранение жизни и о невозможности этого. Что бы я ни пробовал, пока что сохранить растения зелёными, полностью и долго — это невозможно.

А ты не пробовал, может, каким-нибудь химическим путем синтезировать новый состав или ты пробуешь только те, которые уже изобретены?

Я пробую разные. Я, кстати, пробовал и пищевые консерванты, которые в соках да и вообще в еде. При большой концентрации они начинают жутко разъедать растения, и по факту это очень вредно. В итоге растения просто превращались в желе — а мы эти консерванты едим. Вообще ужас какой-то.

А ты только с растениями работаешь или у тебя в планах ещё что-то и про человека?

Пока я работаю только с растениями или с насекомыми, но вот новый проект, который я сейчас готовлю, он уже направлен на человека. По сути, я провожу его на себе: исследую всякие пищевые добавки, параллельно читаю всякие материалы о продлении жизни, о продлении молодости. Так что про человека проект тоже будет, но, наверное, не очень скоро. 

Я правильно понимаю, что вот эта площадка называется «Натуркритика»?

Платформа! Не площадка, платформа «Натуркритики». Тут должна быть понятна игра слов — платформа железнодорожная, а с другой стороны платформа как объединение разнонаправленных людей.

Почему ты решил сделать такую платформу именно на этом фестивале?

Ну, скажем так: задумка платформы двунаправленная. С одной стороны, когда мне предложили здесь поучаствовать с проектом и мы смотрели пространство, я понял, что несколько далёк от музыки, от массовой культуры. Я, соответственно, ничего и не знал о фестивале «Форма». Мне рассказали, что здесь будет маркет, фуд-корт, много музыки… Я подумал: стоп, здесь всё принадлежит к ярмарочной культуре, всё такое супервизуальное, развлекательно-аффектирующего характера явление. Театр — с участием зрителя, перформансы и арт-объекты — тоже. Всё должно завлекать, привлекать. Вот я и захотел сделать вообще какой-то такой контрапункт всему фестивалю, совершенно невизуальное произведение. Пускай, подумал я, оно лучше будет незаметно, но будет язвой на теле фестиваля.

Почему язвой? По-моему, платформа очень даже вписывается.

Слушай, ну сюда же ведь люди в основном почему-то приходят посидеть, покурить или поесть. Но мне это очень нравится. Это зона не то чтоб отчуждения, но всё равно некоторое пространство весьма странного отдыха. С другой стороны, я подумал, что действительно мне на самом деле очень нравится эта платформа, что она вроде бы и на железнодорожных путях, но одновременно и заброшена. Местные рабочие её используют именно как курилку, тут стояли какие-то столы, стулья… Платформа несколько отделена от всего за счёт растений, она ими просто заросла, и вот я и подумал: здесь можно провести какую-то неформальную дискуссию, обсуждение проблем, которые меня реально волнуют — о правах растений, о взаимодействии растительного и человеческого.

А что ты подразумеваешь под правами растений, ты думаешь, они вообще существуют?

Ну, я бы так сказал: я задаюсь вопросом, есть ли эти права растений. Потому что, например, в конституции Эквадора они указаны. В Швейцарии происходят прецеденты, в которых формулируются идеи — как это называется — корректного, бережного, толерантного отношения к растениям. К ним строго запрещено относиться неуважительно, представляешь?

Как ты определяешь эту границу между человеческим и природным?

На мой взгляд, граница вообще проходит в другом месте: между человеческим, животным и растительным.

И в чём это выражается? Почему ты делишь именно так?

Потому что мы отказываемся есть мясо — сейчас стало ультрамодным вегетарианство, но человеку и в голову не приходит отказаться употреблять в пищу растения. Не существует такого человека, который бы ел только мясо, отказываясь от приема в пищу овощей, фруктов. То есть такие люди есть, конечно, на Крайнем Севере какие-нибудь эвенки или чукчи, но это скорее вынужденная мера. А с точки зрения морального выбора этого никогда не происходит! Это очень симптоматично и странно, мы отказываем растениям в праве на жизнь, по сути, отказывая тем самым им в тех правах, которыми наделяем животных. И это как раз меня очень сильно удивляет. Да, я согласен, что может в этом что-то есть правильное: животных есть нельзя, растения — можно, но этот вопрос до сих пор крайне не отрефлексирован… Если мы признаём права растений, то мы не можем их есть, или наоборот, если мы не признаём права растений, то почему мы признаём права животных, если, по сути, и растения, и животные относятся к природному миру? Это же целый ряд вопросов этического характера, которые, на мой взгляд, часто носят тенденциозный характер ответов.