Культура
Как развлекалась молодежь 100 лет назад: Секс, алкоголь и вечеринки в СССР
«Студенческие годы — лучшие в жизни» — утверждение, которое ненавидишь все свои студенческие годы, корпя над учебниками и просиживая штаны на первой паре в субботу. Если вы никогда не жили в общежитии, то упущенные гулянки и «кул стори» особенно остро заставляют ненавидеть «лучшие годы».
При этом студенчество всегда считалось самой передовой частью общества, самой непослушной и взбалмошной. Стоит вспомнить хотя бы студенческие волнения 1968 года во Франции с прекрасными лозунгами «Будьте реалистами, требуйте невозможного!», «Запрещать запрещено» и «Вся власть воображению».
А что происходило в наших институтах век назад? Как жили студенты после революции? Как они любили, дебоширили и интеллектуально беседовали? Чем вообще занимались наши прадеды и прабабушки в молодости? Именно этой теме посвящена книга «В кругу сверстников: Жизненный мир молодого человека в Советской России 1920-х годов» доктора исторических наук Александра Рожкова.
Период 1920-х годов интересен в первую очередь тем, что прежние установки и ценности всего общества переделывались под натиском большевиков: кого любить, кому молиться, как мечтать, как себя вести и как думать. Поэтому именно социальные институты (от школы до армии), в которых семья имела минимальное влияние на неокрепшие умы, стали кузницей новой философии жизни. На работу выходили уже новые «правильно ориентированные» товарищи. Книга интересна в первую очередь не описанием бытовых пристрастий молодёжи, а тем, как прослеживалась принудительная трансформация их жизненных устоев. Даже в таких отдалённых от политики вещах, как пьянки и сексуальные отношения, можно увидеть намёки на влияние извне.
FURFUR предлагает прочитать отрывок о том, как развлекались и с кем спали студенты 100 лет назад под неусыпным оком Большого брата. Лозунг «В СССР секса нет!» точно не про них.
§1 Досуг и развлечения
Программа радиопередач за февраль 1927 года:
8 ФЕВРАЛЯ, ВТОРНИК
Через станцию Коминтерна на волне 1456 м
16.00 – 16.30 «Радиопионер».
17.20 – 18.10 Крестьянская радиогазета.
18.15 – 19.05 Рабочая радиогазета.
20.00 Трансляция оперы «Кармен» из гос. экспериментального театра.
23.55 Бой часов с Кремлевской башни.
Через станцию им. Попова на волне 650 м
20.00 Трансляция вечера еврейской музыки из Малого зала консерватории.
9 ФЕВРАЛЯ, СРЕДА
Через станцию Коминтерна на волне 1456 м
16.00 – 16.30 «Радиопионер».
Лекция по радиотехнике: «Емкость (конденсатор)», лектор Беликов.
17.20 – 18.15 Беседа по естествознанию: «Что управляет жизнью тела?», т. Перельмутер.
18.15 – 19.05 Рабочая радиогазета.
20.00 – 21.00 Трансляция из ЦДК доклада проф. Броннер: «Как бороться с сифилисом в деревне?»
21.00 Трансляция вечера Пушкина из Малого зала консерватории.
23.00 Информация на языке эсперанто.
23.55 Бой часов с Кремлевской башни.
Через станцию им. Попова на волне 650 м
19.00 – 19.30 Кооперативно-счетоводные курсы. Коммерческая арифметика (Филимонов).
19.30 – 20.00 Доклад Профинтерна: «Профсоюзы в Норвегии», т. Сегал.
20.30 Трансляция концерта Ленинградской гос. капеллы из Колонного зала Дома Союзов: «Свадебка» Стравинского.
10 ФЕВРАЛЯ, ЧЕТВЕРГ
Через станцию Коминтерна на волне 1456 м
16.00 – 16.30 «Радиопионер».
17.20 – 18.10 Крестьянская радиогазета
18.15 – 19.05 Рабочая радиогазета.
20.00 – 20.30 Доклад ВЦСПС.
20.30 – 22.35 Трансляция концерта Ленинградской гос. капеллы из Колонного зала Дома Союзов.
23.55 Бой часов с Кремлевской башни.
Через станцию им. Попова на волне 650 м
19.00 – 19.30 Доклад Авиахима: «О съезде Авиахима», т. Зарзар.
19.30 – 20.00 Доклад проф. Лапиро-Скобло: «К 80-летию великого изобретателя Эдисона».
11 ФЕВРАЛЯ, ПЯТНИЦА
Через станцию Коминтерна на волне 1456 м
16.00 – 16.30 «Радиопионер».
17.20 – 17.45 Беседа агронома: «Влияние различных кормов на продуктивность скота».
17.50 – 18.15 Беседа по естествознанию: «Как размножаются животные», т. Новикова.
18.15 – 19.05 Рабочая радиогазета.
20.30 Трансляция концерта Ленинградской гос. капеллы из Политехнического музея.
23.55 Бой часов с Кремлевской башни.
Через станцию им. Попова на волне 650 м
20.00 Трансляция оперы «Лоэнгрин» из ГАБТ.
12 ФЕВРАЛЯ, СУББОТА
Через станцию Коминтерна на волне 1456 м
16.00 – 16.30 «Радиопионер».
17.20 – 17.45 Доклад ЦК Рабпрос: «Как работать с книгой?», т. Рабельский.
17.50 – 18.15 Доклад: «Новые материалы для жилищного строительства», проф. Федоровский.
18.15 – 19.05 Рабочая радиогазета.
20.00 – 20.30 Доклад ЦК ВЛКСМ: «О китайском комсомоле».
20.30 Вечер танцев.
23.55 Бой часов с Кремлевской башни.
Через станцию им. Попова на волне 650 м
19.00 – 19.30 Кооперативно-счетоводные курсы. Азбука кооперации, т. Линтварев.
19.30 – 20.00 Доклад т. Улицкого: «Как заниматься экономическим самообразованием?»
20.30 Трансляция концерта Зои Лодий из Малого зала консерватории.
Как следует из анализа бюджетов времени студентов, их досуг был весьма кратковременным по сравнению с отдыхом школьников. Отложив в сторону прочитанный учебник, уставший от науки добросовестный студент едва успевал перед сном просмотреть газетную хронику или несколько страниц увлекательной книжки вроде «Тарзана». В основном отдых приходился на выходные (субботний вечер и воскресенье) и праздничные дни. Иногородние, попавшие в столичные вузы, поначалу совершали экскурсии и культпоходы. Многие стремились узнать Москву или город на Неве, побродить по столичным улицам и набережным, проехаться на трамвае.
Вполне характерно для того времени, что массовый досуг был предметом идеологического контроля, причем со стороны как специальных органов, так и студенческих организаций. Стоило только тульским студентам напечатать объявление о новогоднем концерте-бале, в котором планировалось участие двух оркестров духовой музыки, устройство танцев, игр, американских аукционов, роскошных по тем временам буфетов, как их подвергли гневной критике в прессе бдительные пролетарские студенты. При этом они искренне недоумевали, как же гублит мог пропустить такое объявление. Подобную критику услышали в свой адрес и организаторы студенческого вечера-концерта в Московском стоматологическом техникуме на Арбате.
Спорт, как отмечалось выше, не стал в 1920-е годы массовым явлением в среде студентов. Вместе с тем многие студенты пытались совершенствовать свое тело, уделяя этому каждую свободную минуту. Популярными среди вузовцев были гимнастика Далькроза, физические упражнения по системе Мюллера, игры в футбол, лапту, лыжные гонки, плаванье и гребля. Эта новая молодежь внедряла в повседневный обиход самую распространенную и доступную для студенческой среды спортивную одежду, состоявшую в основном из трусиков и гимнастических рубашек. Как говорили тогда рабфаковцы, им не стыдно было демонстрировать публике свои «освобожденные» тела. По воскресеньям Воробьевы горы в Москве стали местом спортивных состязаний и игр советской молодежи, среди которой было немало студентов. Идеальными моделями, с которыми они стремились себя идентифицировать, были «спартанская закалка» и «греческая красота».
Одной из форм организации свободного времени студентов было прослушивание радиопередач. Эта техническая инновация повседневного обихода перевернула жизненный мир студента 1920-х годов ничуть не меньше, чем телевидение в 1950-е или интернет на рубеже XX и XXI веков. Особенно активно радио вторгалось в повседневную жизнь студентов, проживавших в общежитиях, поскольку радиоприемники распределялись в первую очередь по коллективам. К концу 1920-х уже многие общежития студентов были радиофицированы. Как правило, каждая комната в таких общежитиях имела свою радиоточку, а общежитие в целом — громкоговоритель. Между тем говорить о приоритете радио в сфере студенческого досуга не приходится. Одной из причин этого являлось весьма низкое качество звучания. Несовершенная радиоаппаратура довольно быстро скомпрометировала себя. По отзывам современников тех лет, вместо слов она «плевалась», вместо концерта получался только вой.
Вместе с тем других возможностей быстро получать централизованную информацию, передаваемую на большие расстояния, не было, и радио стало для многих студентов важнейшим средством формирования общей картины мира, способствовало выстраиванию советской идентичности.
Кроме культурных форм проведения досуга, существовали и более прозаические практики «релаксации». Если сама обстановка учебы в вузе своей строгостью значительно ограничивала проявления хулиганства, то атмосфера студенческих общежитий, напротив, существенно способствовала разгульной жизни. Там не было не только надменной профессуры, но и родительской опеки. Считалось нормой и долгом «обмыть» любое событие личного или общественного характера. Например, «вспрыснуть» в пивной получение стипендии, «капнуть» за встречу. Поэтому многие студенты, проживавшие в общежитиях, любили и умели расслабляться, порой без всякого внешнего повода. Один студент описывал обычное отмечание выходного дня:
«Зашел я как-то утром в воскресенье к товарищам. Стукнул. Ответили „можно“ не сразу. Вошел. Смотрю, что-то дело нечисто. Сидят кругом стола, уплетают селедку и даже без хлеба. Увидели, что свой, и начали убеждать, чтобы хлебнул из чашки. Там еще, оказывается, немного было. Поторговавшись, распили сами. Потом обнаружилось, что, несмотря на то что до стипендии было недалеко, у одного оказался рубль; принесли еще бутылку. Затем пришлось одному сходить заложить тужурку. На другой день в институте бродили бледные с головной болью и занимали обеденные талоны».
Энн Горсач приводит мнение одного должностного лица в МГУ, которое жаловалось на студентов, «разбивающих стулья в местном клубе, делающих надписи на стенах, терроризирующих своих соседей в спальнях, вынуждая их участвовать в пьяных играх, и запугивающих провинциальных девочек».
«Общежитейская жизнь „мерзляковки“, — сообщалось в студенческом журнале, — знаменательна тремя явлениями: пьянство, дебоши, мат. Всякая получка стипендии обусловливает неизбежность возлияний, за которыми неизбежно следуют дебоши и мат». Студенты употребляли спиртное не только в общежитиях, но и нередко посещали питейные заведения, которых тогда было немало. По данным Н. Лебиной, в Ленинграде в 1926 году действовало примерно 360 пивных. Совместное пьянство нередко сближало партийцев и беспартийных, поскольку застолье часто устраивалось в складчину. Отмечали не только дни получения стипендии, но и различные праздники, дни рождения, встречи после каникул. Например, в августе 1926 года в течение короткого времени краснодарская карета «скорой помощи» вызывалась неоднократно к тяжело «заболевшим» студентам, слишком активно отметившим свое возвращение из каникулярного отпуска. Выпуски из вуза новоиспеченных специалистов проходили еще шумнее: «Что ж это за выпуск, если не напиться так, чтобы на карачках лазить», — выразил отношение к этому событию один таганрогский студент-комсомолец. Революционные праздники не были исключением, что нашло отражение в фривольной студенческой песенке:
Октябрь весело справляем,
Цим-ля-ля, цим-ля-ля,
По бутылке выпиваем,
Цим-ля-ля, цим-ля-ля.
Пришлось вызвать милицию, на что пьяные студенты ответили угрозой расправы с теми, кто вызвал милицейский наряд, подкрепленной дракой с жильцами и применением оружия.
Молодой студенческий организм требовал острых ощущений, и поэтому редкая групповая попойка обходилась без скандала. Выпившие студенты не давали заниматься своим коллегам. Случалось, в ход пускалось и огнестрельное оружие, имевшееся у некоторых коммунистов и комсомольцев. Например, в одном из общежитий в комнате, где проживали три студента, собралась компания из двенадцати человек. Напившись пьяными, они устроили громкое гулянье с танцами, в результате возник скандал с соседями. Женщины и маленькие дети были напуганы распоясавшимися студентами. Пришлось вызвать милицию, на что пьяные студенты ответили угрозой расправы с теми, кто вызвал милицейский наряд, подкрепленной дракой с жильцами и применением оружия. В острогожском педтехникуме от скуки организовалось общество «Хрю» с регулярными членскими взносами и собраниями. Его члены придерживались десять «свинских» заповедей, главными из которых были заповеди о пьянстве и обжорстве. Студенты из Карелии, приехавшие домой на каникулы, создали «Всероссийское общество алкоголиков». Всего в волости объединились 20 студентов, из которых 17 были комсомольцами и трое — коммунистами. До своего разоблачения они успели организовать три закрытых вечера-попойки. О коллективном отмечании праздников сообщал в письме студент донского педтехникума:
«Все дни старых и новых праздников… здесь, в общежитии, мы прожигали в пьянстве, на время представляя собой шинкарку с разгулявшимися запорожцами… Администрации не было, и ребята буйствовали вовсю… Пили все, даже и детдомовские девчата… И кто, спрашивается, бусал больше всех? Конечно, комсомольцы и еще много сочувствующих товарищей были надрызганы в доску. Мы занимаем вдвоем комнату, устроили там настоящий будуар, где часто со своими женщинами проводим „афинские ночи“. Житуха сейчас хорошая… развязно… весело. Не знаем, что будет дальше, когда из ДОПТа уйдет последняя боевая когорта, останется только одна академическая голытьба. <…>
Старые ребята еще немного поддерживают традиции старого ДОПТа, да и то уже рассеиваются. Пьянка открылась чертовская, и уже не скрываются, а дуют вовсю. Напьются, и начинают ругать Соввласть, партию и комсомол».
«Героем» считался студент, знавший много сальных анекдотов, непристойных песен и не стеснявшийся их исполнять в присутствии девушек. Нецензурная лексика вообще была естественным атрибутом студенческой повседневности, но во время застольного общения без нее не обходились даже самые воспитанные студенты и студентки. При этом студкоры как бы оправдывали своих коллег: «Матерщина иногда вовсе не служит ругательством, она иногда в двух словах помогает сказать то, чего не скажешь страницами». Как вспоминал один обитатель студенческого общежития, любые попытки протеста против нарушения тишины решительно пресекались: «Стоит кому-либо заикнуться (о прекращении шума ночью в общежитии. — А. Р.), как со всех сторон на него накинутся: „Интеллигент! Мамин сынок! На производстве не был!“ И прочее, и прочее. На следующую ночь ошельмованный „интеллигент“ сам доказывает свою пролетарскую идеологию чечеткой, зыком, бранью». Яркое представление о студенческой повседневности дает настенный «Дневник нашей комнаты» в общежитии студентов-вхутемасовцев, обнародованный в студенческом журнале:
«15/IV — надрызгались в доску, Колька сплоховал — ездил „за границу“; 16/IV — не жрали и не курили. Думаем поставить мировой рекорд голодовки. Денег ни гроша; 20/IV — играли в карты до… (дальше стояло малоупотребительное, но весьма сильное слово); 28/IV — Васька лишил Нинку…»
2§ «Пролетарии всех стран, не размножайтесь!»
Семьи у меня нет, я с ней порвала давно. Выросла я на людях, среди товарищей. Пока я училась на рабфаке, вопросы любви шли мимо меня.
Оригинальный лозунг, ставший заголовком этого параграфа, принадлежит преподавателю туапсинского техникума, активно проповедовавшему среди студентов половое воздержание. Нереальность данного благого пожелания педагога в адрес студенческого поколения, ощутившего бурный поток сексуальной свободы, очевидна. В отличие от школы, вузовская жизнь формировала намного больше потребностей и возможностей для удовлетворения студентами своего либидо. <…>
В условиях такой системы обучения приходилось перестраиваться всем студентам. Особенно нелегко было привыкнуть к специфике студенческого быта и раскованным нравам городской жизни приехавшему в вуз из деревни крестьянину и жителю малого города. Глубже понять этот перелом в сельской и провинциальной психологии помогают откровения студента одесского и студентки харьковского вузов:
«Перемена местожительства (из деревни в город), где другие нравы, другие люди, заставила уцелевшее от деревни припрятать, скрыть, потому что здесь смеются над половой невинностью, над незнанием того, что в городе десятилетним мальчишкой постигнуто в совершенстве; пыль и грязь города, его нравственный разврат не дает стать „аскетом“… и нельзя отвернуться от накрашенных увлекающих девиц, которые в соответствии с последней модой костюма делают вызов дремлющим чувствам и глумятся над ними, когда узнают о твоих идеалах».
«Семьи у меня нет, я с ней порвала давно. Выросла я на людях, среди товарищей. Пока я училась на рабфаке, вопросы любви шли мимо меня. <…> С поступлением в вуз жизнь моя резко изменилась. Я переехала в большой город, в новую обстановку, и новые товарищи по учению и общежитию оказались совсем другими. Я столкнулась с тем, что в большинстве студенты смотрят на студенток, как на предмет широкого потребления. Видят в них только женщину и „крутят любовь“, не любя. Бывают случаи, когда ребята ходят ночевать в женские комнаты. Я сторонюсь всего этого. <…> Мои товарки, начинающие жить половой жизнью… легко сходятся и расстаются, и без всякого морального угнетения делают аборты.
Весь ужас в том, что делается это повседневно, буднично и просто, и все к этому привыкли».
Среди студенчества тех лет широко были распространены добрачные и внебрачные связи. Почти 75% студентов лишились невинности до 20 лет. Особой интенсивностью отличался возраст 17–20 лет, в течение которого 46,8% мужчин начинали постоянную половую жизнь. У женщин этот пик приходился на возраст от 18 лет до 21 года. Показательно, что в сексуальных практиках студенчества не было классовых и партийных различий: 90% студентов-коммунистов жили активной половой жизнью, 40% из них пользовались услугами проституток. Судя по некоторым опросам студентов, примерно половина из них не признавала любви, хотя две трети студиозусов испытывали любовные переживания. Известно, что в одном из вузов едва не состоялась настоящая дуэль с секундантами между двумя студентами, не поделившими между собой девушку. Между тем слушатель московского рабфака В. Никитин писал в анкете о быте: «Любовь (рабфаковцы) отвергают и считают ее глупостью и мальчишеством. Признают ее лишь с точки зрения полового общения». Подавляющая часть студенчества (в среднем 85%) была склонна к половой близости.
Вполне естественно, что взгляды юношей и девушек на эту проблему нередко были противоположными. Находим в анкетах две крайние точки зрения:
Студент 2 курса: «Основа любви — это половое влечение двух субъектов друг к другу. Если в половых отношениях наступает какое-либо недоразумение, то вся поэтическая надстройка рухнет». Студентка 3 курса: «Живу два года с лучшим другом, при взаимной любви половых отношений у нас нет. Оба совершенно здоровы. Нахожу, что настоящая человеческая любовь — вне половой близости; половая близость может только нарушить гармонию между любящими».
Д. Ласс установил, что студенты второй половины 1920-х годов начинали половую жизнь несколько раньше, чем студенты первых лет революции. Раньше всех, уже в 13 лет, сексуальный дебют имели крестьяне, позже всех — представители мелкобуржуазных слоев. Преобладающее же большинство рабочих начинало постоянную половую жизнь в 18 лет, крестьян — в 19 лет, представителей непролетарского студенчества — в 20 лет. В женской среде были иные тенденции. Большинство крестьянок в постоянную сексуальную связь вступали в 18 лет, женщины мелкобуржуазных слоев — в 19 лет, а работницы еще позже — в 21–22 года.
Многим студентам был присущ брутальный тип поведения в отношениях с прекрасным полом. В ходу среди значительной части студенчества была распространена циничная формула: «Сила любви прямо пропорциональна сопротивлению материала, то есть сопротивлению женщины». «Красные донжуаны» не пели своим возлюбленным серенад, не сочиняли стихов в надежде очаровать наивную крестьянку. В основу своей тактики соблазна они ставили политграмоту и лозунг раскрепощения женщины, причем такая тактика нередко приносила им успех. Одним из представителей этой генерации покорителей женских сердец был московский студент Б. Богданов. Имея в разных городах двух жен с детьми, он завел третий роман с доверчивой студенткой. Его жизненным кредо было обладание 12-этажным домом, в котором на каждом этаже должно жить по жене. Неудивительно, что очередная девушка Бориса была шокирована, когда узнала, что она занимает всего лишь третий этаж, а ему нужны женщины, которые «обладают искусством косметики, умеют обнажаться и глядеть в глаза». Впрочем, юноши с таким типом поведения часто стремились продемонстрировать свое превосходство над женщиной не столько перед противоположным полом, сколько перед другими представителями своего пола. Один из ловеласов бравировал перед товарищами своими любовными похождениями:
«Пойдешь, бывало, на вечер или еще куда, тут тебе и воля. Иногда неудача. Ерепенится иная стерва, хоть и хороша, да бросишь, потому что с такой все равно ничего не выйдет. Ну а с другой девкой пойдешь в сад, луна и все такое. А там, конечно, слово за слово — ну и в „дамки“. — „А как же с алиментами?“ — спрашивали иные, неискушенные в такой любви. — „Чудачье, вы сделайте так, чтобы волк был сыт и овца цела. Бери от жизни все, что можно. Что сорвал, то твое. Я вот и счет давно утерял, скольких девушек перелюбил. Тут необходимо уменье, быстрота и натиск!“».
Я сам себе удивляюсь, что много требуется сношения. Я сильно возбуждаюсь, не могу сидеть возле женщин и волнуюсь от их близости. Я сбился с пути с девочками, не могу совладать с собою. Прошу оказать помощь.
У части ловеласов были довольно болезненные мотивы такой стратегии полового поведения. Здесь могли играть решающую роль негативный опыт сексуального дебюта, перенесенные обиды, неудачи, которые теперь проецировались на весь женский пол. Вероятно, сильный комплекс сексуального неудачника двигал одним студентом I МГУ, который поступил в вуз с целью доказать женщинам свою состоятельность. Наступив ногой на многочисленные «трофеи» в виде женского белья, он откровенничал: «Когда я был рабочим, меня интеллигентные девчата отталкивали, принимали меня за нуль, деленный на бесконечность, а это каждого заденет за сердце, ну, я и решил отомстить, из желания мщения я и стал учиться. Теперь они мне доступны, и я мщу.
Теперь, когда с каждым годом я лезу все выше по тарифной сетке, то мне становятся доступными даже те, о которых, будучи рабочим, я не смел и мечтать. Женщины все-таки любят, чтобы объект их внимания занимал хорошее общественное положение, а у меня еще, говорят, и рожа не плохая».
При большом личном опыте такие эротоманы нередко были очень слабо информированы в теории сексуальной жизни. Если девушки в большинстве своем (60,1%) интересовались научной литературой по половому вопросу, то две трети юношей черпали свою осведомленность в этой сфере из практики. Очевидно, по причине низкого уровня общей и сексуальной культуры некоторые юноши смотрели на женщин весьма примитивно, не столько физиологически, сколько зоологически. Студент 1 курса: «Женщин очень обожаю и калечу без конца». Студент 3 курса:
«При виде хорошенькой женщины появляется желание обладать ею». Студент 1 курса: «На женщину смотрю как на матку, способную произвести себе подобных существ, а на мужчину — как на самца, способного оплодотворить матку. Вы меня спросите: „Если так, то для меня, самца, не безразлично ли, какую матку оплодотворить?“ Я отвечаю: „Нет“, и вот почему. Я рассматриваю женщину как матку, т. е. почву, способную дать ростки. И как почвы разделяются на сорта, способные, в зависимости от ряда условий, дать лучшие или худшие злаки, так и качество матки зависит от взглядов женщины на самое себя, от ее поведения и т. д.».
Однако встречались и рефлексирующие натуры. В признаниях 21-летнего студента, отвечавшего на вопрос анкеты о своей насыщенной половой жизни, сквозит отчаяние: «Я сам себе удивляюсь, что много требуется сношения. Я сильно возбуждаюсь, не могу сидеть возле женщин и волнуюсь от их близости. Я сбился с пути с девочками, не могу совладать с собою. Прошу оказать помощь. Я в последнее время стал слаб в половом отношении».
К старинным половым проблемам студенчества — боязни рождения ребенка и алиментов — в 1920-е годы прибавилась и третья: материальная невозможность содержать семью. Эта причина толкала студенчество на половое поведение, прямо противоположное их сексуальной морали. Многие опросы показали, что большинство студенчества считало своим идеалом моногамную семью и длительное (постоянное с одним партнером) сексуальное общение.
Между тем реализовать эти идеалы на практике многие студенты не считали возможным. Получала подтверждение популярная в те годы довольно циничная поговорка: «Любовь начинается идеалом, кончается под одеялом». Как показало обследование Ласса, всего лишь 34% студентов состояли в браке, преимущественно гражданском. Часть студентов (24,1%) воспользовались «завоеванием» революции — свободным браком, наиболее популярным среди женщин. Свобода вступления в такой брак была равна свободе выхода из него, чем также чаще пользовались студентки.
Больше половины студенток пытались предупредить беременность различными способами. Практически все опрошенные из числа замужних студенток пользовались противозачаточными средствами. В мужской среде к контрацепции прибегал лишь каждый второй студент, хотя журнал «Смена» активно рекламировал «лучшие» марки презервативов — «Грациелла» и «Кафка». Материальная необеспеченность нередко толкала студенток на прерывание беременности. По данным различных опросов, к абортам прибегали от 20 до 45% студенток, причем к этому излюбленному средству многие студентки в течение периода обучения обращались неоднократно. Последствия искусственного выкидыша иногда находили в женских уборных учебных заведений. Примечательно, что у студенток-комсомолок чаще, чем у беспартийных, случались аборты вследствие опасения быть исключенными из союза. Невозможность иметь детей при скудном бюджете толкала замужних студенток к непростому выбору: уходить из вуза в поисках работы или решаться на аборт. Как метко выразился корреспондент комсомольского журнала, обыкновенная студенческая любовь нередко распиналась на голгофе гинекологического кресла. Однако иногда студентки решались на ребенка и тогда обращались за помощью в профком:
«Я на днях буду матерью. Прошу кассу взаимопомощи оказать мне материальную поддержку, т. к. на алименты рассчитывать не приходится. Он сам-то, бедненький, голодом сидит. Не откажите. Будущая мать.
P. S. Если будут двойники, то, надеюсь, размер ссуды будет увеличен. Буд. мать.
1926 г. 12/II».
Комментарии
Подписаться