Назад в будущее: Как научная фантастика возвращается на экраны кинотеатров

Сразу несколько громких голливудских премьер этого года («После нашей эры», «Обливион», «Элизиум») сняты в жанре научной фантастики — определенно, есть смысл говорить о некой тенденции в развитии жанра. Действительно ли научная фантастика триумфально возвращается на экраны кинотеатров, FURFUR попытался разобраться в этом материале.

Самым простым решением было бы помпезно объявить о возрождении космического сай-фая, отчасти снятого по лекалам великих голливудских 1970-х, — как, собственно, многие и пытаются делать еще со времен выхода кинокартины «Луна 2112», самого проникновенного оммажа Кубрику из всех возможных. Аргументов, поддерживающих такую точку зрения, хватает: тут и триумфальное возрождение «Стартрека», еще лет семь назад ходившего в статусе магнита для костюмированных фриков, и ажиотаж геймерского сообщества в связи с выходом последней серии космической оперы Mass Effect, и, наконец, новый интерес к тем комиксовым супергероям, что действуют непосредственно в открытом космосе (от Тора до Зеленого Фонаря).

То, что подобные фильмы стали рассматривать в контексте классической научной фантастики, а не представлять, скажем, как экшены или драмы с некоторыми фантастическими элементами (что кинокомпании очень любили делать раньше), говорит лишь об общей тенденции, наблюдающейся сейчас практически во всех странах первого мира.

Ряд увлечений, годами считавшихся «недостаточно крутыми», внезапно начали играть роль объединяющего фактора для очень большой группы людей. Перестали быть чем-то постыдным, неудобным — грубо говоря, обрели статус общего места. Иначе — «ботанские» развлечения теперь становятся достоянием тех, кто не имеет никакого понятия об уравнениях Максвелла. Фэнтези, monster fiction, альтернативная история — все эти жанры, давно захватившие чарты продаж романов, наконец, окончательно подчинили себе и визуальные виды массового искусства. Никакого заговора ни с одной, ни с другой стороны тут нет: прокатчики поняли, что апелляция к «поклонникам сай-фая» больше не равна работе на узкую прослойку людей, а фанаты не прикладывали специальных усилий для популяризации — так вышло.

Новый статус-кво позволяет нам иначе интерпретировать все вещи, происходившие в кино и на телевидении с начала тысячелетия и утверждать, что мы с вами уже некоторое время живем в новом золотом веке научной фантастики. Постмодернизм и его тотальная ирония приелись, так что теперь все показывают свои источники влияния лицом не для того, чтобы посмеяться над ними, а потому что это правда круто. А поскольку история научной фантастики насчитывает всего-то полтора века, то разложить эти источники влияния по полочкам оказывается куда легче, чем кажется. В итоге несложно обнаружить, что для каждого из периодов развития сай-фая удается найти свой фильм, вышедший за последнюю дюжину лет.

Итак, начнем из самого прекрасного далека: Жюль Верн, певец заклепок и механизмов, главная фигура в развитии научной фантастики как отдельной области литературы. Казалось бы, наивность и идеализм француза должны идти вразрез с текущими настроениями в массовой культуре, но в итоге оказывается, что здесь есть место не только многочисленным наследникам и эпигонам Верна. Вышедшая пять лет назад диснеевская экранизация «Путешествия к центру земли» — довольно буквальная интерпретация текста писателя, хоть и с поправкой на сегодняшний день.

Уже при переходе от Верна к Уэллсу поиск корней становится еще проще. В прямых прочтениях великих романов англичанина недостатка нет — здесь речь как о перенесенных в сегодняшний день сюжетах («Война миров» Спилберга), так и о своеобразных интерпретациях викторианской эстетики автора («Машина времени», режиссером которой стал правнук Уэллса). Но влияние Уэллса простирается куда глубже: как один из родоначальников апокалиптического подхода к научной фантастике и ярый сторонник социального подхода к вопросу, он так или иначе ответственен за практически все сай-фай-фильмы последнего времени — от «Матрицы» до «Аватара».

Следующим форпостом экспансии научной фантастики стало описание инопланетных миров — и одним из первопроходцев на этом поле был Эдгар Райс Берроуз, более всего известный как отец Тарзана. Другим важным персонажем, придуманным Берроузом, был офицер Конфедератской армии Джон Картер. О его приключениях рассказывает одноименный диснеевский фильм прошлого года.

Ужасы Первой мировой повлияли и на авторов-фантастов: на пару десятилетий социальные антиутопии, предвосхищенные Уэллсом, стали чуть ли не главным поджанром в этой среде. Глупо даже перечислять все те фильмы, которых не было бы без джордж-оруэлловского «1984», но наиболее прямую линию к «1984» можно прочертить от «V значит Вендетта». Не исключено, что вы не думали об этом фильме как о научной фантастике — ну что ж, давайте задумаемся еще раз: экспериментальные лекарства, выращивание суперсолдат, футуристичные системы слежки — и что здесь не на месте?

Расцвет классического сай-фая в литературе случился в послевоенные 1940-е и продолжался еще лет 20: собственно, именно с этим периодом (и с именами Азимова, Кларка и Брэдбери) научная фантастика ассоциируется в первую очередь. Покорение космоса, социальный прогрессизм, основанный на сциентистских представлениях, инженерия Вселенной — вот ровно по этому историческому периоду и скучают те люди, которые периодически ноют о том, что им не хватает в кино «настоящей фантастики».

До большого экрана эти книги добрались не сразу — именно поэтому отсчет золотого века фантастики в Голливуде обычно ведут с конца 1950-х. Но XXI век не отстает: экранизация «Я, Робот» с Уиллом Смитом в главной роли, несмотря на киберпанковый флер, в своей основе имеет как раз веру в прогресс и сосуществование людей и механизмов. Новые «Стартреки» с их неубиваемой мифологией новой эпохи Великих географических открытий тоже в первую очередь обязаны именно этой эре; сюда же следует отнести эстетику «Аватара».

В конце 1960-х — начале 1970-х позитивный взгляд и уравновешенность смыло напрочь, а на их месте оказались сомнения в структуре реальности и эксперименты с языком. Неувядающим символом этой эры остается Филип Дик — и это, мягко говоря, сильно ощущается и в кинематографе. За последние 12 лет на экраны вышло аж восемь адаптаций его рассказов и повестей (от «Особого мнения» до ремейка «Вспомнить все»).

Из увлечения антиутопиями и деконструкционного подхода вырос киберпанк с его фиксацией на цифровом и компьютерном, Восточной Азии и мультикультурализме в целом, информационном шуме и способах управления им. Собственно, ровно в этих терминах можно описать трилогию «Матрица», которую сам родоначальник жанра Уильям Гибсон называет «ультимативным артефактом киберпанка». Из фокусировки на одной лишь технологии и гиперболизации ее развития в 1990-х развились «дочки» киберпанка — стимпанк (паровые машины — «Хроники мутантов» и «Ходячий замок Хаула») и дизельпанк (техника 1930-х, тогдашние паровозы и дирижабли — «Небесный капитан и мир будущего»).

Дальше Голливуд и научно-фантастическая литература сливаются так плотно, что отделить развитие одного от другого становится все сложнее, но это и не столь страшно. Главное — помнить, что, когда вы смотрите «Войну миров Z», вы видите не только фильм про зомби, но и антиутопию о бесконтрольном распространении экспериментального вируса. Когда смотрите на Супермена в «Человеке из стали», то видите не только супергероя из комиксов, но и инопланетного гостя, владеющего технологией искусственного интеллекта и хитрой броней. Когда пойдете в кино на новые «Голодные игры», отвлекитесь от Дженнифер Лоуренс и обратите внимание на то, что вы смотрите перемещенную в далекое будущее постапокалиптическую утопию/антиутопию, включающую в себя описание подготовки солдат нового типа. Вот тут-то можно и перестать мечтать о «возрождении научной фантастики».