Танцы по расчёту: Зачем голландским властям волонтёры на вечеринках

«Не пожалей времени на то, чтобы перезарядиться и удостоверься в том, что достаточно поспал. Съешь чего-нибудь полезного, чтобы восполнить запас энергии. Если мучает жажда, попей, но помни, что пить слишком много воды тоже опасно. Если ты на экстази, поставь себе максимальную планку в два стакана в час».

С этих трогательных советов начинается вторая страница брошюры Celebrate Safe, которую во время амстердамской недели танцевальной музыки раздают повсюду волонтёры в чёрных брендированных футболках с логотипом Unity. Среди прочих наставлений: «Береги уши», «Позаботься, чтобы секс был безопасным», «Поаккуратнее мешай алкоголь и наркотики» и, конечно, мой любимый — «Take your time to chill». Прекраснодушная инструкция — финальный продукт многолетнего переговорного процесса, в ходе которого активисты, организаторы, полиция и городские власти внезапно признали один простой факт: люди любят употреблять наркотики на вечеринках.

Текст: Георгий Ванунц

Клиника Jellinek расположена неподалёку от музейной площади Амстердама, где тысячи туристов в нон-стоп-режиме поедают вафли с нутеллой и фотографируются на фоне официального логотипа города. Холл полностью отвечает представлениям о хорошем рехабе (даже у тех, кто в нём ни разу не был) — чисто, светло, на стенах в небольшом количестве дурацкие информационные постеры. Гостям клиники, судя по столпотворению во внутреннем дворике, разрешено курить сигареты. Юдит Нойен, чья должность в Unity значится как проджект-менеджер, явно раздосадована моим получасовым опозданием и в спешке подбирает ключи от одного из свободных кабинетов. 

— Так что такое Unity — специальное подразделение этой клиники? 

— Да. Основной бизнес Jellinek — это клиника, но есть и свой департамент по работе с рекреационными наркотиками, нацеленный, как ни странно, на то, чтобы люди не попадали в реабилитационные клиники. Мы, Unity, — специальный проект этого департамента. Пускай это может прозвучать странно, но тусовщики — это особая группа риска. Они активно экспериментируют с различными веществами, которые постоянно появляются на рынке, так что нам необходимо проводить много исследований и образовательной работы.

Образовательную работу и исследования Unity совмещает в одном формате: команда волонтёров выезжает на вечеринку, обустраивает стенд там, где потише, и буквально развлекает проходящих мимо гостей разговорами о наркотиках. Как правило, волонтёры не просто раздают листовки, но и предлагают пройти небольшую викторину об одном из выбранных веществ, в ходе которой неопытный тусовщик с ужасом осознаёт парочку серьёзных заблуждений и заодно снабжает организацию полезными для здравоохранительной социологии данными. Представить такой доверительный диалог в российских реалиях без смеха у меня не получается.

«На самом деле мы начали так делать совсем недавно, хотя работаем уже 20 лет. Раньше это было бы тоже непросто, — улыбается Юдит. — Но сейчас культура начинает меняться — люди нас уже узнают, понимают, что мы делаем это только для них, что наши волонтёры зачастую сами являются наркопотребителями, пришли из танцевальной сцены. Иной раз даже спрашивать ничего не надо, кто-нибудь подходит к тебе и говорит: „Ой, ты из Unity? Слушай, я тут планирую забеременеть, но и экстази хочу съесть, это норм?“» Юдит и её коллеги регулярно проводят инструктажи для клубного персонала от секьюрити до барменов. Именно поэтому вы действительно можете обратиться к любому сотруднику площадки без страха сразу же отправиться ловить такси на улицу. «И мы никогда не работаем там, где нет бригады первой помощи. Наши волонтёры, конечно же, знают об отрицательных эффектах веществ побольше других, но в их ответственность никак не входит первая помощь пострадавшим».

— Пилл-тестинг на месте вы тоже не проводите?

— Не проводим и никогда не проводили, только в специальных пунктах, в офисе. Иначе и невозможно, пока существует законодательный запрет на наркотики в клубах. Было бы странно делать это в паре метров от места, где тебя обыскивают охранники на предмет запрещённых субстанций, опасно для потребителей. Даже просвещение, которым мы занимаемся, в такой ситуации иногда смотрится странновато.

Это классическая для Амстердама шизофрения, очень понятная в общем контексте городской наркополитики. Известные каждому туристу кофешопы на самом деле тоже не имеют права торговать запрещённой марихуаной, но десятилетия назад голландские власти приняли решение закрывать глаза на некоторые вещи. Синтетические наркотики запрещены тем более, но их хранение в малых количествах никак не карается. Зато на входе на вечеринку вас по старой доброй традиции ощупают, а все найденное обязательно изымут. «Ситуация медленно, но меняется в лучшую сторону. Сейчас, организовывая событие, ты, конечно, должен нацепить баннер „drug-free“, но при этом никто не мешает работать на предотвращение опасных инцидентов. Раньше это было сплошное „нет никаких наркотиков, нет наркотиков, их у нас нет!“, теперь мы, по крайней мере, можем спокойно о них говорить». 

«В четыре часа ночи максимум мы сворачиваемся, потому что к этому моменту люди уже слишком ******* [убрались], чтобы нормально общаться. Какая тут эффективность!»

На большой сцене полуторатысячного Melkweg только что закончилось выступление Mumdance, плавно начинает свой сет окружённый чуть ли не десятком эмси (кажется, они прилетели семьями) Sir Spyro. Ноги липнут к залитому пивом полу, но это уже совсем не важно. На входе меня, как и было обещано, слегка обыскали, зато уже в туалете бросается в глаза drug-friendly-настрой: каждые пять минут сотрудники клуба выставляют четыре чистых стакана около кранов с водой, на стенах висят брошюры Unity и аларм-листовки: посетителей очень просят не употреблять «красных суперменов». О них рассказывали на тренинге — в таблетках экстремально высокое содержание PMMA (пара-метоксиметамфетамина) — вещества, блокирующего метаболизм MDMA и вызывающего высокий риск перегрева. Так что если, ты не ветеран «Бергхайна» в кожаных штанах, есть вполне реальные шансы не очень приятно провести вечер.

В поисках волонтёрского стенда я лично тестирую купленный у задорного марокканца на стареньком «опеле» материал, но — вот проблема — стенд найти так и не удаётся. Как выяснится позже, не по моей вине — вечеринка в принципе не стояла в графике Unity (зато стояла в моём). Поговорить с одним из волонтёров удается позже, уже по скайпу. Ему 32 года, и он просит называть себя Сиси: «Я отучился бизнес-администрированию на севере Нидерландов, а потом переехал жить в Амстердам и вот уже три года волонтёрю. Можно сказать, это стало важной частью моей идентичности. Мне кажется, то, чем мы тут занимаемся, очень важно и к тому же весело».

За три года Сиси объездил с Unity порядка 60 событий — от камерных вечеринок на пару сотен человек до гигантического опен-эйра Mystery Land. Обычно он волонтёрит в Амстердаме, но иногда удаётся поучаствовать в поездках по обмену и в другие европейские страны. 

— Я давно подумывал о волонтёрстве, о том, чтобы сделать для мира что-то хорошее. Но в голову ничего не приходило. Хотелось делать что-то для других, но при этом чтобы это было хотя бы чуть-чуть весело, чтобы это не было работой. И тут я пошёл на какой-то опен-эйр в Амстердаме, познакомился с Unity и понял, что это моё. 

— А ты до этого вообще тусовался?

— Ну да, гонял на фестивали, всегда любил EDM. Но сейчас люблю ещё сильнее, потому что чем чаще ты работаешь с Unity, тем больше тусуешься и лучше узнаёшь диджеев, вечеринки, сцену. Меня всегда интересовали наркотики. Вообще-то это не обязательное требование для волонтёров, конечно, но многие регулярно принимают наркотики в свободное время. 

— Опиши свой среднестатистический волонтёрский выход. 

— У нас есть вопросники из пяти-шести пунктов по всем видам наркотиков. Люди отвечают на них, а затем мы говорим им правильные ответы. И в то же время пытаемся их учить. Людям обычно кажется это довольно забавной штукой — ты же иногда хочешь почиллить на длинной вечеринке, вот отходишь, болтаешь с людьми о наркотиках, викторину отгадываешь. Мы обычно стоим у стенда или неподалёку. Люди подходят сами, иногда мы тоже пытаемся выйти на диалог, но никогда не действуем назойливо — если человек не расположен к общению, мы не давим на него. 

— И всё равно это странно — зачем стоять несколько часов у стенда трезвым, если ты просто хочешь потусоваться?

— Ну не знаю, я люблю тусоваться, а тут ты работаешь на вечеринке, получаешь какие-то преимущества — отработал первую смену, снимаешь футболку и тусуешься. Идеально для меня! Я нашёл в этом свою страсть, это весело, по-настоящему интересно и полезно.

В понедельник вечером в коридоре никого — я усаживаюсь и листаю брошюрки об ЛСД и кетамине (всё на голландском, так что без толку), через две минуты, как к врачу, меня вызывают в кабинет. Двое приветливых немолодых мужчин спрашивают, как прошли выходные, и предлагают показать, что же я с собой принёс. 

В кабинете Ауке ван Дайка, главного стратега управления полиции Амстердама, чувствуешь себя скорее как у научного руководителя: стены заставлены массивными книжными стеллажами, на рабочем столе фотографии семьи, статуэтка Будды и почему-то номер журнала Monocle. Ван Дайк действительно пришёл в полицию из академической среды — до этого он работал в нескольких университетах и голландской организации прикладных исследований: «Но десять лет назад шеф местной полиции просто спросил меня: „Слушай, а не хочешь работать в полиции?“ „И чем же я у вас буду заниматься?“ — „Противоречить мне“». 

Ван Дайк сформировал, как он выражается, «свою Агору» — совет полицейских чинов, обсуждающих возможные стратегии в отношении наркотиков исключительно с позиций разума и логики, без оглядки на субординацию. Без этого совета вряд ли возможно представить волонтёров, проводящих ликбез по употреблению синтетических наркотиков на вечеринках. Хотя переломный момент, рождение революционно гуманной голландской наркополитики, по словам ван Дайка, случился десятилетиями раньше: «Корни современного подхода голландской полиции к наркотикам уходят в 1970–1980-е — период эпидемий героина. Люди в Амстердаме тогда поняли, что ничего не получится, если просто всех арестовывать. Так что у нас есть и комнаты безопасного употребления, и другие способы работы с наркотиками. И это всё появилось до экстази. Новые принципы работы с героиновой эпидемией показали себя настолько успешными, что мы полностью сменили философию наркополитики». 

Деннис просит называть себя по имени — он главный руководитель команды по борьбе с преступлениями на Amsterdam Dance Event и знает об экстази всё.

— Проблемы с экстази начались, по-моему, в середине 1990-х. Хаус-вечеринки — с ними пришло экстази. Вечеринки были запрещены сами по себе, но проблема со всем, что ты запрещаешь, — оно всё равно происходит, просто вне зоны твоего внимания. ADE — это такого же рода хаус-вечеринка 24/5, но мы говорим: «Окей, это разрешено. Можете принимать наркотики». Ты можешь наблюдать это, можешь проверить, проконтролировать, понять, что происходит. В этом весь смысл — вытащить ночную жизнь из андеграунда для того, чтобы её можно было контролировать. По крайней мере, именно так мы решили с ADE пять-шесть лет назад. 

— А до ADE подход был принципиально другим? 

— Да, подход был другим. Экстази было под запретом. Но в этом и проблема — когда ты что-то запрещаешь, ты просто лишаешь себя зрения. 

На самом деле в Нидерландах даже хранение экстази до сих пор запрещено. Но вполне в духе Амстердама городские власти и правоохранители сообща игнорируют законодательные акты, предлагая свои правила игры. Проблемы начинаются с пяти таблеток в кармане, при превышении условной дозы личного потребления — в этом случае вас могут задержать и оштрафовать на 600 евро. Но задержанный с 20 таблетками при себе в отсутствие криминального портфолио, скорее всего, будет оштрафован в первый раз примерно на ту же сумму. В разумных пределах тот же подход транслируется и на все остальные виды тяжёлых наркотиков. 

«Если у тебя с собой полграмма героина — это нормально. Грамм — ну, уже да или нет, можно подумать, — рассказывает Деннис. — В 2009-м у нас было расследование, которое подкинули нам американцы. Разрабатывали парня, который производил здесь ЛСД. Спустя полгода мы его арестовали, и он получил шесть лет. Но американцы затребовали экстрадицию. Мы экстрадировали его, и там он получил 25 лет тюрьмы, покончил с собой в камере. Но это уже дело, которое подходит под понятие организованной преступности. Это производство, а не употребление».

Наказания могут существенно отличаться и на территории Нидерландов. Национальное законодательство выступает в роли рамки желательного, но не императива для городских администраций. «Правила очень сильно завязаны на локальный уровень, — объясняет ван Дайк. — У тебя есть мэр, и он ответственен за общественный порядок, есть прокуратура и полиция. Эти три стороны садятся за стол и обсуждают что-нибудь, например ADE, и вместе решают, как разумней с ним поступить. Амстердам — это, конечно, особый город со своей атмосферой, здесь многое разрешено, и это абсолютно поддерживается местными властями».  

«Много лет назад мы поняли, что невозможно контролировать поставки наркотиков. Когда ты понимаешь, что, сколько бы ты ни накрывал рынок, цены даже не растут. Именно поэтому мы не считаем борьбу с поставками наркотиков приоритетом»

Образ стола переговоров появляется в нашей беседе уже не в первый раз — это главный ключ к пониманию голландской наркополитики. Все решения, будь то кофешопы, комнаты для героиновых инъекций или толерантное отношение к экстази на вечеринках, строятся вовсе не на какой-то религиозной вере в индивидуальную свободу человека или мировую эндорфиновую революцию. Как и положено торговой нации, голландцы руководствуются принципом минимизации издержек, даже в вопросах, которые традиционно относятся к общественной морали. Осознав, что впервые проведённый в 1996 году Amsterdam Dance Event становится одним из главных туристических аттракционов города, городские власти, представители социальных служб и полиции сели за тот самый стол и решили, что 450 тысяч гостей со всего мира стоят того, чтобы оградить фестиваль от проблем, а не наоборот. 

— Как устроена оперативная работа полиции на ADE?

— У города есть координационный совет из 15 тим-лидеров — один из них (это был я) координирует действия полиции. Под управлением этих 15 находятся ещё 300–400 человек. На вечеринках полиции нет вообще, максимум где-то неподалёку находится дежурный патруль, чтобы следить за общественным порядком. Хотя в некоторых локациях у нас есть люди под прикрытием в рамках спецоперации. Когда на стадионе тусуются 15 тысяч человек, у нас есть там свои спецагенты, которые наблюдают за дилерами. 

— А кто формирует эту группу из 15 супервайзеров? 

— Есть стандартный набор партнёров для таких мероприятий: это мэр, полиция и ещё куча игроков вроде GGD, «Армии спасения» и других здравоохранительных организации. Центральный командный пункт был расположен на «Амстердам-арене» (в обычное время — стадион футбольного клуба «Аякс». — Прим. ред.). 

— И что можно сказать по итогам этого ADE? 

— Из почти полумиллиона посетителей 134 человека арестованы, из них 19 за торговлю, остальные в основном за пьяные драки. Это почти в два раза меньше, чем в прошлом году.

Голландскую полицию не встретишь на входе на вечеринку (по крайней мере, мне не удалось даже на стадионном бростеп-рейве). У полицейских нет полномочий останавливать кого-либо просто так на улице и просить продемонстрировать содержимое карманов. Они никак не разрабатывают дарквеб, хотя я не уверен, что он вообще востребован в Нидерландах. За время нашей беседы я несколько раз слышу одно и то же: «Наркотики для нас в низком приоритете». Гораздо важнее — торговля людьми и особенно террористическая угроза, поглотившая умы местных правоохранителей после известных событий в соседней Бельгии. Так что шансы осложнить отношения с законом появляются только при желании снабдить таблетками всех страждущих на отдельно взятой вечеринке. Желании тем более странном, если учесть, что сами голландцы, как сказала мне до этого Юдит из Unity, предпочитают ничего не приобретать на танцполе. 

Напоследок академик-стратег и один из главных архитекторов действующего подхода к экстази и ночной жизни Ауке ван Дайк пытается мудро подвести итог: «Много лет назад мы поняли, что невозможно контролировать поставки наркотиков. Когда ты понимаешь, что, сколько бы ты ни накрывал рынок, цены даже не растут. И совершенно понятно, что ты не можешь ничего изменить. Именно поэтому мы не считаем борьбу с поставками наркотиков приоритетом».

«Я вообще не думаю, что наркотики — это проблема. У вас в России — проблема? Может, так и есть, потому что наркотики не такие чистые?» — добавляет Деннис, в свободное от ADE время работающий в спецотделе по борьбе с организованной преступностью.