Свобода слова в сети, воспринятая большинством как вседозволенность, демонстрирует зашкаливающий уровень агрессии в обществе. Невинному обмену информацией многие предпочитают невинное интернет-насилие. Какие формы принимает кибертравля и как с ней борются — разбираемся с психологом, юристом и жертвами онлайн-харассмента.

Текст: Анна Козонина

Кибербуллинг: Как устроена травля в интернете и почему с ней нужно бороться. Изображение № 1.

буллинг — преднамеренное систематически

повторяющееся агрессивное поведение,

включающее неравенство власти или силы

В 2015 году депутаты парламента Новой Зеландии собрались, чтобы решить, как в их стране будут наказывать интернет-троллей. На повестке был акт о криминализации троллинга и внесении его в список уголовных преступлений с вытекающими отсюда заоблачными штрафами и лишением свободы. Закон попал на рассмотрение после того, как какие-то молодые люди выложили в сеть скандальное видео, в котором подростки занимались сексом с пьяными ровесницами. Но далеко не это удручающее обстоятельство заставило депутатов принять закон. Как пишет The Times, на этом же заседании парламентарии смотрели другие видео, из которых узнали о себе много нового. В частности, ветерана Уинстона Питерса в интернете называли «отвратительной старой скотиной», а Питер Данн прочитал пост, в котором говорилось, что «несмотря на внешнюю серьёзность, галстук Данна выдаёт в нём клоуна». Так Новая Зеландия стала первым государством, в котором сажают за оскорбления в сети, и это вызвало большие споры как в самой стране, так и за её пределами. 

Может быть, новозеландские примеры — скорее нежности, чем троллинг. Простые российские пользователи или те, кто высказывает свою активную гражданскую позицию в сети, испытывают радости интернет-общения в гораздо более экстремальном виде. Для травли в интернете существует отдельный термин — «кибербуллинг», который пока режет слух русскоговорящего человека, тогда как на Западе про это уже написали кучу научных работ, основополагающих теоретических исследований и придумали какие-никакие способы борьбы. 

Термин «кибербуллинг» корректно применять в первую очередь к травле в сети детей и подростков (для взрослых есть ещё менее популярный термин — «киберхарассмент»). В 1993 году норвежский психолог Д. Ольвеус определил буллинг как «преднамеренное систематически повторяющееся агрессивное поведение, включающее неравенство власти или силы». С тех пор эта тема широко обсуждается в связи с проблемами детских коллективов, а с развитием интернета классическая травля в школе и на других публичных площадках, где дети не находятся под надзором родителей, переместилась в сеть и приобрела поистине неконтролируемое распространение. Ребёнок эры интернета много чем отличается от своих родителей, и не последнюю роль здесь играют особенности социализации. Если для человека, познакомившегося с соцсетями в 25 или даже в 15 лет, интернет-коммуникация является лишь надстройкой по отношению к нормам, усвоенным в «реальности», то сейчас дети во многом социализируются в интернете, и влияние виртуальной и «реальной» среды на их формирование — большой вопрос и предмет для исследования. Знакомства, референтные группы, все коммуникативные процессы как бы дублируются в интернет-пространстве, приобретая при этом новые черты, порождаемые самим медиумом, с его особыми правилами и конвенциями, интерфейсами и своеобразной этикой. В свою очередь, специфические социальные нормы, усвоенные ребёнком в сети, могут переноситься в обычную жизнь, трансформируя общение. 

На сегодня существует довольно подробная классификация разных типов кибербуллинга (флейминг, троллинг, клевета, гриферство, раскрытие секретов, выдача себя за другого, исключение/остракизм, мошенничество, киберсталкинг и секстинг), учёные также говорят о возможности прямого и косвенного буллинга. В первом случае ребёнка атакуют напрямую в сети, по телефону или СМС, а во втором в процесс травли вовлекаются посторонние люди. Например, с аккаунта жертвы могут рассылать агрессивные сообщения в адрес друзей или преподавателей.

Атаковать в интернете очень удобно — во-первых, можно делать это анонимно и не отрываясь от дел, во-вторых, в процесс травли гораздо проще вовлечь большую аудиторию. При этом агрессорам психологически легче троллить в сети, потому что нет необходимости переживать визуальный и телесный контакт, а число невидимых наблюдателей расправы будет в десятки раз больше: согласитесь, поставить лайк под комментарием намного проще, чем пнуть одноклассника. Иногда травля может длиться очень долго за счёт отсутствия обратной связи. Насильник зачастую не видит реакции жертвы и не может оценить отдачи от затраченных усилий. Этот же фактор усугубляет положение жертвы: когда агрессор анонимен, нельзя оценить, насколько он на самом деле опасен. Хуже всего детям, как-то отличающимся от большинства. Радости кибертравли тут накладываются на традиционную подростковую альтерофобию (которая, впрочем, отражает более широкий феномен нетерпимости в нашем обществе). И если во многих школах кибербуллинг сейчас занимает топовые позиции в рейтингах издевательств, то в рейтингах жертв, разумеется, лидируют субкультурные дети и ЛГБТ. 

 

«Лишь совсем недавно Федеральная нотариальная палата заявила, что нотариусы имеют право заверять скриншоты переписок, подтверждающих факт травли»

 

Евгений Шорыгин изучает феномен альтерофобии в школах и связанную с этим агрессию и отмечает тесную связь виртуального и физического насилия, которые, как правило, дополняют друг друга. «Когда я учился в школе, наш класс был потрясающим объектом для изучения буллинга — только вот исследователей не нашлось. Насилие пронизывало все уровни взаимодействия в школе: ученик-ученик, ученик-учитель, ученик-родитель, учитель-родитель. Кибербуллинг достиг своего пика в 2007 году, когда социальная сеть „ВКонтакте“ покрыла весь класс.

В моем классе был ученик А., над которым издевались в течение нескольких лет. Всё началось с вербального насилия (оскорбления, насмешки, угрозы), затем переросшее в физический групповой буллинг (побои, порча личных вещей). После широкого распространения сети буллинг проник и в интернет-пространство. Была создана группа „в честь“ А., стена которой была переполнена оскорбительными записями и граффити. Более того, позже начали появляться видео с унижениями А., которые охотно собирались булли (агрессорами) „в коллекцию“ видеозаписей сообщества. Таким образом, получался непрерывный прессинг, начинающийся в школе и продолжающийся в сети, где эхо школьной травли оглушало жертву порой травматичнее физической агрессии».

Сегодня такие группы существуют практически в каждой школе, а их количество исчисляется тысячами. Лишь совсем недавно Федеральная нотариальная палата заявила, что нотариусы имеют право заверять скриншоты переписок, подтверждающих факт травли. На основании этого документа может быть запущен судебный процесс, в результате которого истец может получить компенсацию морального вреда. 

Вообще в мире борьба с кибербуллингом идёт по двум основным направлениям: повышение уровня безопасности самих интернет-платформ и обучение детей и их родителей безопасному, адекватному и невиктимному поведению в сети. К первому относятся различные технические приспособления вроде настроек конфиденциальности, возможности внесения в чёрный список, кнопок «пожаловаться», которые включают в конфликтную ситуацию работников сайта. У Facebook есть целый отдел специалистов (Protect and Care team), разрабатывающих разные примочки для платформы, которые сделают пользователей более корректными в общении; в 2014 году The New York Times иронично описывал работу директора этого подразделения Артура Бейяра как самую трудную в компании. В своих разработках фейсбучный Mr. Nice исходит из того, что большинство пользователей, которые ведут себя неуважительно в сети, делают это ненамеренно и не понимают, что это может кого-то оскорбить. Главная проблема в онлайн-общении — отсутствие эмпатии, для возникновения которой необходимо непосредственное соприсутствие общающихся. Для соцсетей исследования эмоций в интернете — одно из условий сохранения аудитории: многие люди отказываются от общения на их площадках из-за грубых комментариев в свой адрес. Недавно появившиеся в Facebook смайлики с разными эмоциями являются непосредственным результатом работы команды, а отсутствие в ряду новых эмотиконов значка «Не нравится» вполне соответствует антибуллинговой повестке компании. Кстати, специалисты отдельно работают над приспособлением интерфейса к запросам подростковой аудитории, которая «нуждается в больших возможностях для проявления своих эмоций». Для этого они используют разные уловки. Например, если ребёнок жалуется на какой-то пост в Facebook, у него есть возможность описать, что конкретно его обижает, и рассказать о своих чувствах. Так, специалисты добавили опцию отправления комментария непосредственному обидчику с объяснением, что нелицеприятного есть в посте. После того как работники компании убедились, что пустое поле для комментария не очень работает, они добавили туда вводный текст, в котором сообщается, что пост является оскорбительным и нежелательным. Это значительно повысило статистику по удалению грубых публикаций самими обидчиками.  

По второму пути борьбы с кибербуллингом идут различные общественные организации, консультирующие родителей и детей по поводу должного поведения в сети. Британский проект Childnet.com появился ещё в 1995 году вместе с нарастающим распространением интернета и с тех пор с помощью разных медиа и педагогических программ работает с детьми от 3 до 18 лет. Примерно в то же время появляются крупные организации такого рода в США и Канаде. В России подобные проекты появились значительно позже, среди них — «Дети онлайн», «Дружественный рунет», тематические сообщества, посвящённые борьбе с кибербуллингом и безопасности в сети. 

 

Галина Солдатова

директор «Фонда развития Интернет» доктор психологических наук, член-корреспондент РАО, профессор факультета психологии МГУ имени М. В. Ломоносова

Всероссийская линия помощи «Дети онлайн» — проект «Фонда развития Интернет» — с 2009 года консультирует детей и взрослых по проблемам безопасного использования интернета. Чаще всего нам звонят и пишут по вопросам, возникающим в процессе коммуникации с другими пользователями; в процессе освоения или поломки новых устройств и программного обеспечения; при столкновении с негативной и запрещённой информацией.

Кибербуллинг — одна из самых популярных угроз среди проблем, связанных с небезопасным общением. Практически каждое восьмое обращение (13 %) за 2015 год было связано с проблемой травли в интернете. Причём по этим проблемам одинаково часто обращаются как дети, так и их родители. Младших часто расстраивает даже единичное оскорбление или неприятная реплика от случайных пользователей в их адрес. Подростки же чаще обращаются тогда, когда травля по отношению к ним из реальной жизни переходит в интернет. Одна из форм травли в интернете — так называемые группы ненависти. Они представляют собой публичную страницу в социальной сети, которая посвящена, как правило, одному человеку, где публикуются нелицеприятные фотографии, высказывания, в оскорбительной форме обсуждается как внешний вид человека, так и его поведение. Авторы страницы, как правило, не разглашают своих личностей. Даже если пострадавший ребёнок догадывается, кто является зачинщиком, доказать его авторство ему в одиночку просто невозможно. 

Проблему подростковой травли усугубляет тот факт, что юные пользователи в подобных ситуациях расстраиваются и переживают гораздо сильнее по сравнению со взрослыми. В прессе периодически появляются печальные истории подростковых самоубийств в результате длительной травли онлайн. 

Не так давно к нам обратился мальчик, которого раньше травили одноклассники в школе. Он рассказал, что на какое-то время травля прекратилась, но несколько дней назад с незнакомого аккаунта ему прислали ссылку на страничку в социальной сети, где он увидел свои фотографии, превращённые в коллажи, с отвратительными подписями, оскорблениями и нецензурными комментариями. Кроме этого, обсуждались его внешность, национальность и материальное положение его семьи. Обидчики изощрялись в придумывании способов, как можно его побить и нанести ему увечья. Родители ничего не знали об этой ситуации, поскольку в школе его напугали, что если он расскажет кому-то, то пострадает ещё сильнее. 

В процессе разговора выяснилось, что он не единственный, кого травят в его школе. Консультант линии помощи смог убедить его рассказать о проблеме близкому доверенному лицу — старшей сестре; предупредил, что обязательно нужно сделать скриншоты всех оскорблений и насмешек — это неоспоримое доказательство травли. И самое главное, дал понять, что мальчик имеет право на защиту как со стороны школьной администрации, так и со стороны правоохранительных органов. В ситуации травли важно донести до ребёнка, что есть кому его защитить и что из любой ситуации можно найти выход.

 

Кстати, один из самых распространённых способов «борьбы» родителей с травлей против их детей — отобрать у них гаджеты и лишить доступа в интернет, что, по сути, отрезает ребёнка от социума и сказывается чуть ли не хуже, чем ситуация буллинга.

 

Свой-чужой

Разумеется, травля в сети — проблема не только юношества; сегодня почти любая активность в соцсетях и на форумах порождает тонну языкового мусора и сильно портит жизнь многим пользователям. По статистике (Pew Research Center, 2014), 73 % американцев являлись свидетелями агрессивного поведения в интернете, а 40 % опрошенных являлись жертвами киберхарассмента. В России появляются лингвистические исследования, изучающие речевую агрессию в комментариях, безусловно, актуальные для нашей страны — в условиях анонимности или просто определённой дистанции всё «отредактированное», вытесненное и недовытесненное выходит на свет в сети, рисуя чудовищный языковой срез общества, которому негде высказываться. Учитывая, что в лингвистической науке некоторые высказывания приравниваются к действиям, трудно отмежеваться от мысли, что агрессивный речевой акт просто замещает соответствующий акт физического насилия.

Злодеяния в интернете не ограничиваются срачем в комментариях. Существуют целые жанры онлайн-нападок с использованием различных возможностей медиа. Revenge porn — лучшее средство отомстить бывшему возлюбленному, выложив его интимные фото в сеть, но бывают и более масштабные «поучительные» акции. В апреле особенно неудовлетворённые пользователи «Двача» использовали сервис FindFace для раскрытия личностей порноактрис. Находя их профили во «ВКонтакте», они рассылали порноснимки друзьям жертв. При этом на форуме до сих пор лежит подробная инструкция по грамотному проведению травли. Своё увлекательное расследование эти ребята мотивируют тем, что «шкур» необходимо проучить, чтобы отбить у них желание «трахаться за деньги». В результате этого странного морализаторства активисты почему-то ожидают увидеть повышение своей популярности у девушек.

От агрессии в сети не защищён никто, однако чаще всего мы становимся свидетелями того, как прессингу подвергаются публичные люди или те, кто активно (сознательно и конструктивно) высказывается по тем или иным вопросам на онлайн-площадках. 

Гражданская активистка Александра столкнулась с интернет-травлей, когда пришла в активизм. Причём основным нападкам всегда подвергалась от людей из своего же сообщества, разделявших её взгляды. Стремление затравить человека из своего круга Саша объясняет попыткой сообщества осознать свою идентичность за счёт противопоставления себя другому и выявления внутреннего врага. 

 

Александра

гражданская активистка 

Впервые я столкнулась с травлей, когда стала заниматься зоозащитой — тогда я поняла, что такое троллинг и что люди общаются в сети не так, как в обычной жизни. Но в большей степени это проявилось в феминистском сообществе: здесь почти все мои проекты, даже самые безобидные, всегда вызывали массу агрессии. Как-то я решила взять интервью у нескольких мужчин по поводу положения женщины в обществе. Исходя из исторического опыта преодоления расовой сегрегации, я надеялась, что мужчин другие мужчины услышат вероятнее, чем женщин, и, возможно, хоть так задумаются о современных гендерных проблемах. Для этой цели я встретилась с людьми, активно помогавшими женщинам и не замеченными ни в чём предосудительном. Однако это незамедлительно повлекло за собой атаку женщин, полагавших, что это — предательство феминизма: ссылка на мою страницу была размещена в публичном доступе, и по ней шёл весь поток негодования. Впрочем, это случалось неоднократно и в других комьюнити. И общим для всех этих случаев неизменно оставалось отсутствие теоретических доводов и конструктивной критики. Именно поэтому под травлей лично я понимаю неконструктивные публичные нападки в третьем лице, а не просто любую критику — даже самую неконструктивную.

Мне кажется, когда люди, которые в целом разделяют твои взгляды, обрушиваются на тебя с обвинениями, это связано с попыткой обнаружения своей идентичности за счёт определения того, что им чуждо. Кроме того, так они пытаются показать свою компетентность, утвердиться как эксперты в каком-то вопросе. Главное — это найти внутреннего врага и показать, что это ты разбираешься в проблематике, а он — нет. Наоборот, активизация внешних врагов работает на консолидацию сообщества. Когда за антифашистскую деятельность у меня возникли проблемы с ультраправым сообществом и мои данные распространялись по их ресурсам, товарищи по комьюнити, напротив, единогласно поддерживали и предлагали помощь. 

Я не умею участвовать в скандалах, поэтому никогда не реагировала на травлю в сети публично и не высказывалась на этот счёт — только близким людям и в частной беседе я могу рассказать, как это страшно и как я переживаю. Я до сих пор не знаю, как реагировать на это, хотя в активизме интернет-травля — вещь распространённая. Попыток бороться с этим мало, потому что никто не хочет войны. Это такое навязанное противостояние, и его никто не хочет принимать, чтобы не спровоцировать ещё больший раскол внутри сообщества. Обычно всё заканчивается на уровне банов и блоков — это, в общем, работает, потому что никто из обидчиков не пойдёт дальше „ВКонтакте“, если, конечно, это агрессия не из враждебных сообществ. В этом случае последствия могут оказаться более масштабными и опасными.

 

По мнению исследователей, речевая агрессия очень часто базируется на оппозиции «свой-чужой», которая отражает не только противостояние народа и власти, народа и СМИ, но и трещины в самой ткани народа. Любопытно, что искусственное построение оппозиции «свой-чужой» — одна из самых распространённых манипулятивных стратегий в политическом дискурсе. Консолидировать сообщество проще всего за счёт внешнего врага (что легко прослеживается в сегодняшней российской политике). Примерно так же работает травля подростков в классе, когда совместное надругательство над индивидом создаёт общность многих. Корни этого явления можно обнаружить ещё в глубокой древности, когда ритуалы жертвоприношений скрепляли сообщество в акте коллективного насилия. 

Кибербуллинг: Как устроена травля в интернете и почему с ней нужно бороться. Изображение № 2.

 

Ничего серьёзного 

«Дети-404» — проект, направленный на психологическую и социальную поддержку гомосексуальных, бисексуальных и трансгендерных подростков. Нетрудно догадаться, что его автор Елена Климова сталкивается с агрессией в интернете регулярно: «Проект „Дети-404“ работает с марта 2013 года, но с оскорблениями в сети я встречалась и раньше, когда писала тексты для „Росбалта“. Изредка читатели находили меня в социальных сетях, чтобы высказать своё очень важное мнение о том, что я неправа, и сообщить, какая у меня жуткая внешность и что и каким именно способом они хотят со мной сделать. С марта 2013 года и до сих пор я достаточно часто получаю в свой адрес оскорбления и угрозы, связанные конкретно с проектом».

Людям, которые хотят её унизить, оскорбить, выместить злость или непонимание, Лена отвечает игнором. И говорит, что это работает — экономит время и спасает нервы. Климова также разработала свой оригинальный способ борьбы с травлей. На своей странице во «ВКонтакте» она создала альбом «Красивые люди и то, что они говорят мне», куда добавляет фотографии обидчиков вместе с их словами. «Название не ироничное, — рассказывает Лена, — я стараюсь выбирать самые красивые фотографии. Этот альбом я создала с разными мотивами, и один из них — самозащита. Отмечу, что с тех пор угрожающие чаще пишут с фейковых страниц; думаю, некоторые опасаются попасть в мой красивый альбом».

Такой способ борьбы с троллями, кажется, работает лучше, чем обращение в правоохранительные органы, с которыми Лене довелось общаться не совсем по своей воле. 21 ноября 2014 года международная организация Front Line Defenders распространила письмо, в котором требовала от властей РФ среди прочего расследовать сообщения о приходящих Климовой угрозах смерти и обеспечить её защиту. Позже ей позвонили из местного отделения полиции и попросили прийти для разговора. Лена пошла с нотариально заверенными скриншотами переписок, в которых, по её мнению, были угрозы. В отделении состоялась увлекательная дискуссия со следовательницей, в ходе которой пытались выяснить, что считать угрозами, а что нет. Сообщения вроде «я бы вас расстрелял» — не угрозы, а только фантазии. «Сука, ты *********** [договорилась], кирдык тебе скоро, покупай гроб» — не угрозы, потому что в них нет никакой конкретики. После такого отсева остались только очевидные угрозы вроде «убью, зарежу, придушу». Климова написала по заявлению на каждый случай и ушла. С тех пор по поводу угроз полиция её не беспокоила.

Часть 1 статьи 119 УК РФ гласит, что угроза убийством или тяжким причинением вреда здоровью, если имелись основания опасаться осуществления этой угрозы, наказывается принудительными работами, арестом или лишением свободы. «Если угроза получена в интернете, у вас почти нулевые шансы добиться возмездия, — считает Климова. — Не то чтобы „когда убьют, тогда и приходите“, логика скорее такая: нет предмета, которым угрожали, — нет угрозы. То есть если на экране ножиком не помахали, это не угроза. Сколько известно случаев, когда пьяные мужья с криками „Убью!“ и реальными ножиками бросаются на своих жён, и жёны ничего не могут доказать, их гонят из отделений полиции, и им приходится возвращаться обратно — к самой что ни на есть угрозе жизни и здоровью... Почему так? Законодательство бессильно — или дело в людях, которые его применяют? Не знаю. Что можно сказать об интернете, если даже в реальной жизни люди беззащитны?»

Тут самое время вернуться к кейсу Новой Зеландии, встретившему противоречивые отклики в стране и за её пределами. Теперь за сообщения, наносящие вред другому лицу в интернете (сюда входят и оскорбления, и угрозы, и обнародование фактов о личности жертвы), обидчик может получить штраф в размере 42 тысяч долларов и два года тюрьмы, а владельцу сайта или платформы светит штраф до 167 тысяч долларов. Эксперты ожидают, что новый закон ударит по свободе слова и создаст прецеденты, при которых то, что легально в обычной жизни, в онлайне станет уголовным преступлением. Например, печатное СМИ сможет опубликовать статью о коррумпированном чиновнике, тогда как подобная публикация в сети может привести к судебному разбирательству. Кроме того, понятие «вред» слишком размыто и повлечёт за собой правовую неопределённость, позволяющую использовать закон как угодно и когда угодно. Не должно ли это нам напомнить российский закон об экстремизме, позволяющий с лёгкостью расправляться со свободой слова? И нужен ли нам подобный новозеландскому закон, чтобы усмирить хейтеров? 

 

Галина Арапова

руководитель Центра защиты прав СМИ, эксперт в области медиаправа

В российском законодательстве достаточно статей, которые можно использовать для привлечения к ответственности людей, занимающихся травлей в интернете. Просто «троллинг», «нападки» — всё это не юридические термины, и в каждом случае нужно разбираться, что конкретно было сказано. Например, можно привлечь к гражданско-правовой или административной ответственности за оскорбление — это статья 150 Гражданского кодекса и статья 5.61 КоАП, также есть отдельные статьи за оскорбление представителей власти и суда. Оскорбление — это когда используется очень экспрессивная, жёсткая лексика не фактологического, а оценочного характера. Если речь идёт о распространении недостоверных сведений о человеке, которые порочат его честь и достоинство, о ложном обвинении в каких-то правонарушениях, недолжном поведении, обмане — всё это на юридическом языке называется диффамация. Тут можно подавать иск о защите чести и достоинства, и их подаётся много, в том числе в связи с распространением информации в интернете. Статья 152 ГК устанавливает возможность подачи такого иска, а статья 128.1 Уголовного кодекса — это уже клевета — те же действия, но совершённые умышленно. Там довольно крупные штрафы: от одного до пяти миллионов рублей. Уголовная ответственность в виде лишения свободы здесь не предусмотрена, но она и не нужна, это было бы чрезмерным наказанием за нанесенную обиду. 

Вообще сейчас наблюдается ужесточение законодательства, особенно в том, что касается интернета, и некоторые люди выступают за введение уголовной ответственности за троллинг. Я считаю, что это совершенно не требуется, у нас и так достаточно правовых механизмов, чтобы сдерживать неправомерное поведение и высказывания в интернете. Помимо этого, не факт, что новый закон будет достаточно точно сформулирован, чтобы не применяться произвольно и не стать очередным кнутом. Уголовная ответственность за оскорбление и клевету признана непропорциональной мерой наказания, поэтому в подавляющем большинстве цивилизованных стран от неё отказываются, заменяя административной или гражданской. В России в конце 2011 года уголовная ответственность за диффамацию также была отменена, но через полгода статья о клевете была возвращена в Уголовный кодекс. Поэтому отдельный закон для троллинга, я считаю, точно не нужен. 

Как мы видим, в России есть нормативная база по этому вопросу, проблема в том, что иногда наказание недостаточно влияет на обидчика. Он вполне может достичь своей цели, даже если будет привлечён к ответственности. Что такое штраф в одну тысячу рублей, если на кону стоит личная месть? Вопрос в том, какими мотивами движим человек, когда он это делает. Ведь подавляющее большинство оскорблений в сети — это экспрессивные высказывания и не вполне осознанные действия. Это скорее результат того, что интернет-аудитории присущ более свободный стиль общения, иногда выходящий за рамки цивилизованной дискуссии, местами даже излишне грубый. Также у многих сложился стереотип, что в интернете позволено всё, можно использовать любую лексику, и тебя не поймают. Но далеко не всегда перебранки на интернет-площадках можно назвать умышленным троллингом, и для участников таких дискуссий вполне подойдёт вмешательство модератора, удаление поста или привлечение к административной ответственности — небольшой штраф точно их усмирит. Каждый, кто регистрируется в социальных сетях или на сайтах, подписывает пользовательское соглашение. Люди их редко читают, а зря: в них прописаны очень правильные пункты, которые регулируют в том числе нормы поведения в сети: что является недопустимым, признаётся нарушением, в том числе и в отношении лексики. У многих сервисов есть службы жалоб, которые принимают запросы. Правда, рассматривают они их не всегда быстро, часто отправляют обратившегося в национальный суд, и это плохо, потому что создаёт у пользователей чувство невозможности «достучаться» и решить конфликт без привлечения государственных органов, формируется атмосфера вседозволенности. В общем, сами площадки вполне могут сделать (и некоторые делают многое), чтобы снизить градус агрессии.  

 

«Есть юридическая статистика, по которой совсем небольшой процент угроз влечёт за собой действие, и это приводит к тому, что следствие к угрозам часто относится несерьёзно».

 

Всё намного сложнее, когда речь идёт об угрозах. Статья 119 УК предполагает привлечение к уголовной ответственности за угрозу убийством. Формулировка в ней ещё советская, и упоминания об интернете там нет, да и не нужно. В принципе, интернет — это просто публичная площадка, и угроза в сети в этом плане мало отличается от угрозы, высказанной в общественном месте. Здесь проблема исключительно с поиском обидчика, потому что в интернете человека сложнее найти, чем если он тебе угрожал лично. Что касается эффективности этой нормы, она действительно не очень эффективна. На мой взгляд, она введена скорее для того, чтобы служить сдерживающим фактором, а не для того, чтобы постоянно использоваться. Если человек знает, что его привлекут к ответственности за угрозу, он десять раз подумает, прежде чем её высказать. В этом плане эта статья наверняка остановила кого-то — правда, из обывателей мало кто знает о её существовании. 

Другое дело, что доказать угрозу очень трудно, потому что в статье есть важный квалифицирующий признак: угроза должна быть реальная. Согласитесь, мы иногда говорим «я тебя убью», но совершенно не имеем это в виду. Такое вполне может сказать в споре один человек другому, сетуя на опоздание, невыполненное обещание и так далее. Не всегда это слово используется в прямом смысле, поэтому следствие должно доказать, что человек, который высказал угрозу, действительно может её исполнить. То есть если он говорит «застрелю», у него как минимум должно быть оружие. Или он кидался на вас с ножом, кричал «прирежу» и вы понимаете, что он говорит не просто на эмоциях, а серьёзно и реально может сделать то, что обещает. Есть юридическая статистика, по которой совсем небольшой процент угроз влечёт за собой действие, и это приводит к тому, что следствие к угрозам часто относится несерьёзно. Я сама была потерпевшей по делу об угрозе убийством, и тогда следователь мне говорил: «Ну что вы переживаете, вы же понимаете, что тот, кто угрожает, не действует. Кто хочет убить, тот берёт и убивает, он не будет вас предупреждать. А те, кто высказывает угрозы, просто пугают, хотят, чтобы вы замолчали, перестали делать то, что делаете, угроза — это психологическое давление, сдерживающий фактор, который очень редко реализуется в действиях». Из-за этого стереотипа следствие не сильно старается в расследовании дел об угрозах, хотя в некоторых ситуациях надо это делать. Например, нам известно много случаев, когда убитые журналисты сначала получали угрозы, в том числе по СМС и в интернете, а следствие не обращало на это внимания. В любом случае, если человек заявляет, что ему угрожают, правоохранительные органы должны подходить серьёзно к расследованию таких дел, особенно когда есть основания считать, что угроза реальна. Потому что у человека по большому счёту нет других способов защиты, кроме как с помощью правоохранительных органов, от которых он, помимо прочего, может требовать предоставления и охраны в связи с высказанной угрозой. Только, как правило, у нас люди про это не знают, а в органах об этом скромно умалчивают»

 

Интернет вырабатывает свои механизмы борьбы с агрессией, порождая такие практики, как мумитроллинг (когда вместо оскорблений вам пишут приятные и воодушевляющие вещи), а в сознании половозрелого пользователя агрессор чаще всего предстаёт как несчастный человек, которому не хватает внимания, активности, площадок для самовыражения и смелости заняться своей жизнью, а не портить чужую.

Ещё в 2011 году художница Люси Пеппер создала своеобразную классификацию интернет-обидчиков в портретах. Так, например, персонаж The Caged Crusader завидует и хамит всем, кого считает успешнее себя; Rectifyer видит свою миссию в том, чтобы исправлять девиации в обществе, поучая других; Wiseman — это худой конопатый подросток 17 лет, настолько умный, насколько это вообще возможно в его возрасте; Lifewreckingjourno — персонаж, который всю жизнь хотел стать журналистом, но не преуспел в живом общении. Здесь встречаются и лысеющие жаждущие славы мужчины, и пожилые дамы, освоившие интернет-общение, чтобы коротать дни на пенсии. Удивительно, что примерно такие герои часто фигурируют в публикациях СМИ по случаям самоубийств из-за нападок в интернете. Ещё не сформировалось чёткое разграничение между по-настоящему опасными действиями и тем, что заслуживает только общественного игнорирования. Киберэтика застряла на стадии мучительного формирования, преимущественно закрепляясь в пользовательских соглашениях, обходя стороной сознание самих пользователей.

Изображения: Flickr.com/photos/fei_company