Ничья земля: Почему страны бывшей Югославии до сих пор не могут избавиться от авторитаризма?

Прошлые выходные отметились протестами в крохотной, облюбованной российскими туристами Черногории. Гнев митингующих внезапно навлек на себя потомственный номенклатурщик Мило Джуканович, с которым страна спокойно прошла рука об руку последние 26 лет — от Социалистической Федеративной республики Югославия до самостоятельной, независимой от Сербии Черногории. Почему гнев народа проснулся только сейчас? Почему Балканы перманентно сотрясают протесты против авторитарных лидеров, в то время как центральноевропейские соседи спокойно интегрируются в ЕС? Возможно ли повторение конфликта 1990-х? Со всеми этими вопросами мы обратились к Екатерине Энтиной, доценту факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ. 

В выходные в Подгорице прошла массовая акция протеста, причина — недовольство правительством действующего премьер-министра, «коррумпированным и неэффективным». Мило Джуканович при этом так или иначе руководит страной уже несколько десятилетий. Почему именно сейчас разразились протесты?

Да, Мило Джуканович с небольшими перерывами руководит Черногорией с 1991 года. За 25 лет Черногория, несмотря на свою внешнюю приверженность европейским ценностям и политике, нисколько не приблизилась к построению реального гражданского, правового общества. Уровень коррупции в стране зашкаливает. Об этом говорят местные жители. Об этом свидетельствуют ежегодные доклады Европейской комиссии. При этом фигура Мило Джукановича вполне устраивает наших западных партнёров. Он не проводит реальных содержательных реформ (если бы это было так, то малюсенькая 600-тысячная Черногория давно бы уже стала не раем советского туриста, а благородным западноевропейским курортом), однако в нужные моменты демонстрирует абсолютную лояльность евроатлантическому миру. Народные протесты разразились именно сейчас, поскольку страна достигла очередной поворотной точки в своём развитии.

На декабрьском саммите НАТО должно быть принято решение о членстве Черногории в НАТО. США уже объявили о своей поддержке, что фактически гарантирует исход голосования. По вопросу интеграции Черногории в евроатлантические структуры в обществе объективно существует раскол. Не будем забывать о том, что, когда силы НАТО бомбили Югославию, Черногория была её составной частью. Не стоит сбрасывать со счетов и то, что почти половину населения составляют сербы...

Но в 2006 году Черногория легко отделилась от Сербии. 

Это произошло в силу нескольких причин. Интеграция в ЕС и вступление в НАТО — непересекающиеся процессы для сербского сознания. Если первый — однозначно со знаком плюс, то второй — если не минус, то с риторическим вопросом «а зачем?». Тогда, в 2006 году, казалось, что, отделившись от Сербии, черногорцы быстрее вступят в ЕС. «Быстрее» в общественном сознании означало «практически завтра». Но вот прошло уже десять лет, а Черногория ушла от Сербии совсем недалеко. Наконец, тогда на референдуме по отделению перевес был ничтожным — несколько сотых. Поэтому протесты, я думаю, в первую очередь спровоцированы фактом приближения к членству в НАТО и поэтому разразились именно сейчас. В процессе к этому присоединилось совершенно объективное и оправданное недовольство тем беззаконием и коррупцией, что процветают в Черногории последние 20 лет.

Кто вообще выходит протестовать в Черногории? «Демократический фронт» даже организовывал кампанию по сбору средств на оппозиционные мероприятия, но в итоге из заявленных 20 тысяч евро удалось набрать лишь восемь. Существует ли реальная поддержка протеста у населения, хотя бы столичного?

У меня нет официальных и неофициальных данных, которым бы я могла безоговорочно доверять в этом отношении, но, зная то, каким образом развивалось черногорское государство последние два десятилетия, уверена, что поддержка населения имеется. Возможно, даже бóльшая, чем мы знаем. Черногорские СМИ, как и македонские и сербские, фактически подконтрольны правительственным и околоправительственным структурам, поэтому ориентироваться на них очень сложно. Все те лозунги и требования, которые сегодня скандируют на митингах, назревали давно. О них говорили и очевидцы, и эксперты. Это даёт уверенность в том, что, несмотря на различные обвинения в организации митингов России, не желающей вступления Черногории в НАТО, или Сербии с якобы восставшим из пепла бывшим президентом и премьером Воиславом Коштуницей, по большей части спекуляции в тренде современной международной повестки, призванные отвести взоры от реальных черногорских проблем. 

Джуканович — хрестоматийный пример постсоциалистического авторитария. Потомственный номенклатурщик, сначала был коммунистом, затем стал воинствующим сербским националистом, затем, можно сказать, сепаратистом. Судя по тому, что каждый раз ему всё сходило с рук, институт политической репутации и страха перед избирателями в Черногории так и не сложился. Что можно сказать о состоянии культуры политического участия в стране?

Мне кажется, вы сами ответили на свой вопрос. Джуканович — яркий представитель той когорты политиков, которые готовы на что угодно ради удержания власти. Успех Джукановича дополняется тем, что культура политического участия в стране практически отсутствует. Она еще во многом не сложилась. Собственно, государство Черногория на современном этапе существует чуть больше девяти лет. До этого ее политические лидеры всегда имели возможность свалить вину за все огрехи государственного управления на федерацию (в том или ином членском составе). Помимо всего прочего, Джуканович до сегодняшнего дня полностью устраивал (и пока продолжает устраивать) основного актора внутренней и внешней политики на Балканах — Европейский союз. Его лояльность и умение подавить оппозицию превалировали над способностями создать эффективную страну. На данном этапе для ЕС это необязательный критерий. Создать отлаженно функционирующее государство размеров Черногории для Европейского союза не представляет никакой проблемы на любом этапе. Это можно было сделать вчера, можно осуществить сегодня, а можно отложить на завтра. По крайней мере так кажется европейцам.

Каким вы видите наиболее вероятное развитие событий — есть ли у протестующих реальные шансы добиться отставки Джукановича? 

Шансы есть всегда. Пример мы видим в судьбе лидера соседнего государства Македонии — Николы Груевского. Он руководил Македонией с 2006 года, и до конца 2014 года серьезных нареканий в его адрес не было. Посмотрите отчеты Европейской комиссии. Только в 2014 году она выразила озабоченность набирающим обороты политическим кризисом. Все предыдущие годы, несмотря на высокий уровень коррупции, Македонии давались во всех отношениях позитивные характеристики. Более того, первые несколько лет Никола Груевский вообще попадал в разряд новых балканских политических лидеров, способных привести регион к процветанию. 

Тем не менее волна не очень многочисленных народных протестов весны 2015 года смела его. Причина — всепроникающая коррупция, обнародование факта прослушивания более чем 20 тысяч телефонных номеров. На задворках — неприсоединение к санкциям против России и готовность встроиться в «Турецкий поток». Как бы то ни было, Никола Груевский унаследовал и привёл к максимуму коррумпированность македонского общества. В апреле 2016 года стране предстоят внеочередные парламентские выборы. Западные партнёры открыто поддерживают нового ставленника — Зорана Заева. Сможет ли он что-то сделать в стране, которая стала заложником своего европейского развития из-за блокирования Грецией вопроса о членстве в ЕС? Хотелось бы надеяться, но шансов немного. Скорее всего, он просто окажется очередной абсолютно лояльной фигурой. Тем не менее если говорить о Черногории и отставке Джукановича, то да, конечно, всё возможно. 

Новости о протестах против действующей власти на Балканах всплывают регулярно — Босния, Македония, Черногория. Почти во всех странах бывшей Югославии в том или ином виде закрепились «мягко-авторитарные режимы». Можно ли говорить о каких-то системных препятствиях для построения демократических обществ в посткоммунистических странах или это лишь неизбежный этап?

С одной стороны, это неизбежный этап. Как вы говорите, «демократическое общество» не может появиться само по себе в один прекрасный миг. В классическом виде оно сейчас нигде в мире не существует. Но для его появления на Балканах должна сложиться хоть какая-то минимальная правовая культура. Культура ведения бизнеса в условиях рынка. Понятие ответственности. Достоинства в гражданском смысле. Все бывшие югославские республики привыкли существовать в принципиально иной среде. Есть социалистическая убеждённость в том, что государство должно обеспечить своих граждан во всех отношениях. И это справедливо. Иначе зачем оно нужно? Но нет понимания того, что ты должен что-то сделать для своего государства, поскольку понятие патриотизма в его истинном, ненационалистическом смысле уничтожено повсеместным насаждением культуры потребления.

В социалистические времена прочно утвердилась удобная для человеческого сознания категория коллективной, то есть ничьей ответственности. Понятие индивидуальной ответственности ещё не пришло. Экономические отношения складываются не на основе создания долгосрочного бизнеса, а дела, которое принесёт максимально быструю прибыль. Среднему классу, обычно составляющему основу гражданского общества, появиться пока неоткуда. Всё это в балканском случае усугубляется тем фактом, что сами страны, их границы, названия, ориентиры постоянно на протяжении всей истории меняются. В результате складываются не государства, а нации и общества на основе межнациональных отношений. К чему надо относиться ответственно и уважительно, если государство находится в постоянной и буквальной трансформации? Для чего строить правовую культуру, если в любой момент все может разрушиться? Человек, руководствуясь рефлексами самосохранения, начинает жить сегодняшним днём, а это не предполагает ни ответственности, ни гражданского достоинства. Это основное системное препятствие. Что же касается мягко-авторитарных режимов, то это неизбежность описанного выше социума. Иначе удерживать власть и государство в рамках очень сложно. Хотя, если вы сейчас возразите, что получается замкнутый круг, я, пожалуй, соглашусь. Балканским государствам нужна стабильность. Хотя бы лет на сто. Тогда всё может получиться. Но это слишком радужный сценарий.

Как мы видим, бывшие участники соцблока в Центральной Европе демонстрируют куда большие успехи. В чём причина этой разницы — травма военных конфликтов в Югославии 1990-х? 

Причин несколько. Все они связаны с тем, что процесс трансформации авторитарных структур в те, что принято называть демократическими, проходил в странах Центральной и Восточной Европы в принципиально иных условиях в сравнении с балканскими государствами. 

Первое. На заре 1990-х годов геополитические сдвиги на европейской карте чётко совпали с настроениями граждан, которые во многом вообще эти колоссальные изменения и спровоцировали. В условиях готовности общества жертвовать частью социальных гарантий во имя построения более современного и успешного общества политические верхушки стран Центральной и Восточной Европы проводили жёсткие структурные реформы при общественном согласии. 

Второе. Как часто любят повторять, страх возвращения «советской угрозы» обеспечивал лояльность общества к любым трансформациям в направлении от границ бывшего СССР. Третье. Пожалуй, самое основное. Западная Европа, Европейский союз в конце ХХ века переживал подъём. Он обоснованно казался соседям чрезвычайно привлекательным. Это было время расцвета идей либерализма и однополярности в её классическом понимании (когда мир функционирует по единым законам, в данном случае — свободного рынка и гражданского общества, а не в частных интересах одной силы). Это было время экономического процветания и стабильности в Западной Европе. Поэтому Европейский союз и мог, и хотел системно финансировать реформы в странах Центральной и Восточной Европы. Звёзды сошлись. Интересы и устремления совпали. Таким образом был обеспечен успех. Что же касается бывших югославских республик, то все они, за исключением Словении, активно начали свой путь в Европейский союз уже ближе к середине 2000 годов.

К сожалению, по времени это совпало и с началом мирового экономического кризиса, и, как следствие, внутреннего кризиса единой Европы, а самое главное — с очевидным кризисом идей либерализма. И основное: ни у Сербии, ни у Боснии и Герцеговины, Македонии, Черногории и остальных кандидатов нет проводника и спонсора внутри Европейского союза. Для Хорватии и Словении им стала Германия. Греция, которая исключительно заинтересована во вступлении всех стран региона в ЕС, по понятным причинам сегодня не в силах ни спонсировать, ни активно лоббировать балканский вопрос. Волна общественных настроений тоже не та. Европейский союз остаётся привлекательным, но уже в силу совсем других причин. Если раньше вступление в него связывали с возвращением в Европу, в разряд стабильных государств, чей голос признаётся и важен, то сегодня все балканские государства понимают, что внутри ЕС их вряд ли ждёт достойное место — с правом голоса, с правом выбора. Вступление соседних Хорватии, Болгарии и Румынии продемонстрировало, что в среднесрочной перспективе основной результат членства — ещё большее ухудшение экономических показателей. Интеграцию продолжают отчасти по инерции и, главным образом, в результате безальтернативности. Других системных проектов для Балкан нет. На построение собственного они неспособны, да и по сути им не оставили места для подобного маневра. Нынешние не члены окружены членами. Они являются частью единой европейской системы по факту (географически и экономически) и одновременно не воспринимаются ею в качестве существующего игрока. Этот феномен я называю внесистемным положением Балкан в Европе.

Согласны ли вы с утверждением, что посткоммунистические страны испытывают родовые проблемы с построением культуры активного гражданского общества? Или в случае с постюгославскими странами у этой проблемы совершенно другие причины?

Вопрос провокационный. Смотря что понимать под активным гражданским обществом. Если по большей части активность воспринимается как способность организовывать массовые демонстрации, публично выражать мнение и т. п., то как раз с этим ни в Югославии, ни в республиках, оставшихся после неё, проблем никогда не было. Студенческие протесты, забастовки или, как говорят у них, «штрайки» — неотъемлемая часть политической культуры этих стран. Вспомним хотя бы октябрьскую революцию 2000 года — смещение Слободана Милошевича — первую среди «цветных» в Европе. Помимо этого, в регионе активно действуют те, кого в нашей стране сейчас называют «агентами иностранного влияния». Более того, именно они создают значительную часть рабочих мест для всех, кто так или иначе связан с аналитической и общественной деятельностью. Другое дело, что всё это, к сожалению, очень мало связано с реальным гражданским, то есть правовым обществом. Балканцы так и остаются правовыми нигилистами. Они не склонны отстаивать свои права на бытовом уровне. Они могут поднять волну против чего-то глобального, концептуального, но вряд ли публично возмутятся повседневным нарушениям. И это, наверное, результат не только социалистического прошлого, но и всей предшествующей истории региона. 

У нас перед глазами есть исключительный пример — Словения, в которой ИЧР и ВВП на душу населения в разы превосходят соседей. Почему так получилось? И насколько словенский случай подтверждает расхожую гипотезу о том, что экономическое благосостояние ведёт к эффективным демократическим институтам? 

Я бы не стала утверждать столь категорично. В сравнении со всеми другими балканскими государствами (и даже Хорватией) Словения — исторически другой случай. В 1980-е годы, когда кризис государственности стал назревать в Югославии и в СССР, среди экспертов очень популярным стало сравнение этих двух стран. Югославию было принято считать «СССР в миниатюре», Словению сравнивали с Прибалтикой. Ни исторически, ни культурно, ни по уровню развития они не были частью общего государства. Если взять Югославию, то уровень экономических показателей в Словении был более чем в семь раз выше, чем, к примеру, Косова. К тому же в Словении не было острой национальной проблемы, как в других республиках. Абсолютное большинство населения составляли и составляют словенцы. Зато переход к рыночным отношениям и гражданскому обществу спонсировался Германией и Австрией — традиционными союзниками. Кроме того, не стоит забывать о том, что Словения — самая маленькая (не считая Черногории) страна Балканского полуострова. На эту тему на Балканах существует множество анекдотов. Все они в духе «спускаюсь с горы на лыжах, а у подъемника стоит хорватский таможенник и выписывает штраф за нарушение пограничного режима». Наладить в стране таких размеров эффективное управление — не самая сложная задача.

Отвечая на второй вопрос — да, всеобщее экономическое благосостояние ведёт к развитию правовых институтов (для меня лично демократия выражается, прежде всего, не в свободе самовыражения, а в отсутствии правового нигилизма), поскольку, когда у тебя ничего нет, и защищать нечего, есть только возможность перераспределить при удачном стечении обстоятельств в свою пользу, а здесь право не помощник. Когда же всем обеспечен достаточный минимум материальных благ, возникает уважение к чужому и страх потерять своё. Именно тогда общество приходит к необходимости регулирования своей жизни через правовые механизмы.

Вы утверждаете, что ЕС потерпел неудачу в деле интеграции постюгославских стран по причине общего, не адаптированного к балканской специфике подхода. Каким вы видите правильный подход — при каких условиях эти страны смогут совершить тот скачок, который удался их центральноевропейским соседям? 

Балканы — пороховая бочка Европа. Фраза, известная всем нам со школы и, пожалуй, единственная расхожая характеристика Балкан. Регион — перекрёсток культур, религий, исторического влияния разных международных сил. Проекция всех международных отношений. Это фактор, который сопровождает развитие Балкан на протяжении всей истории. Почти никогда (а, может быть, вообще никогда) они не были субъектом политики. Только объектом. Беда Европейского союза заключается в том, что он пытается приложить здесь ту же самую модель, что использовал всегда. На Балканах это свелось к техническому, несодержательному выполнению требований.

Их просят внедрить новое законодательство — пожалуйста, но оно не действует в реальности. Требуют активизировать региональное сотрудничество — нет проблем. Устраивается множество показательных встреч на высшем уровне, подписываются соглашения, но, как только дело доходит до сколько-нибудь чувствительных вопросов, выясняется, что грош цена всем этим шагам. Сербского премьера закидывают бутылками на мемориальном мероприятии в боснийской Сребренице. Из-за бесчинств на футбольном стадионе отменяется албанский госвизит в Сербию. Каждый раз, когда дело доходит до участия Косова в каких-то общих мероприятиях, сербское руководство стоит перед выбором, ехать или нет. Примеров множество. Самая серьёзная проблема заключается в том, что Евросоюз категорически отказывается видеть в лице других международных игроков на Балканах своих партнёров. В России, Китае, Турции он видит конкурентов, пытаясь во что бы то ни стало выдавить их с полуострова. Тогда как все эти страны вернулись на Балканы только как на потенциальный европейский рынок. Без членства в ЕС регион мало кому интересен. Да и нейтрализовать внешнее влияние очень сложно. Китай действует исключительно экономическими рычагами и является далеко не новым игроком в регионе — КНР была одним из активных партнёров социалистической Югославии. Турция и Россия — исторически ключевые силы здесь. Попытка оттеснить их ведёт лишь к тому, что они активно начинают использовать свой шантажный потенциал: Россия — среди православного населения, Турция — среди мусульманского. Сами лидеры балканских стран тоже искусно этим пользуются. Не отменяя основного курса в ЕС, они каждый раз угрожают европейцам тем, что могут в случае чего перебежать и к другим. В таких условиях стабилизировать Балканы вообще не представляется возможным.

Учитывая тот факт, что в общем плане все — и Россия, и Турция, и Китай, и США — считают Балканы зоной влияния ЕС, мне кажется необходимым выход Европейского союза с реальной инициативой о разделении зон ответственности на Балканах между присутствующими международными силами. И экономической, и политической. При общей линии на вступление стран в Европейский союз. Безусловно, для этого придётся пойти на определённые уступки, в первую очередь в отношении России. Однако это неизбежно. Просто так с Балкан Россия не уйдёт. При этом своего проекта для них у нас нет. Да и сил на его реализацию тоже. Но российского шантажного потенциала хватит, чтобы постоянно подогревать ситуацию в регионе. И отчасти мы это наблюдаем последние два-три года. Россия готова на уступки в регионе — это всё же не пространство бывшего СССР, критически важное для нас. Самое главное, это необходимо с точки зрения подлинной стабилизации региона. Как ни горестно сознавать нашим европейским партнёрам, Россия действительно хорошо знает и понимает исторически Балканы, имеет огромный авторитет среди православного населения, опыт урегулирования местных кризисов. То же можно сказать и о Турции. Её дальнейшее вытеснение с Балкан спровоцирует ещё больший отход страны от европейских и в целом западных ценностей, ещё большую внутреннею радикализацию, а значит, и радикализацию внешней политики. А это уже не шутка в регионе, где тесно переплелись мусульмане, православные и католики.

В 1990-е партиям-наследницам СКЮ удавалось регулярно побеждать с внушительным перевесом на демократических выборах в Сербии и Черногории. Насколько вообще левые взгляды остаются популярными в странах бывшей Югославии? Особенно если сравнивать с Россией, где социализм и коммунизм считываются массовым сознанием как мЁртвые номенклатурные термины?

В 1990-е годы на фоне демократической волны на Европейском континенте в Югославии (тогда уже в составе только Сербии и Черногории) коммунистам феноменально удалось удержать власть в руках. Они выхватили из оппозиционной программы национальную составляющую и неожиданно оказались самым ярыми заступниками национальных интересов и православия. К сожалению, это трагически отразилось на судьбе Сербии и задержало начало процесса становления конкурентной политической системы в стране на целое десятилетие.

В отношении сегодняшнего дня мне кажется, что ситуация в России и Сербии, Черногории вполне сравнима. Начиная с 2000 годов постепенно в этих республиках сформировалась единая политическая сцена, на которой места социалистическим и коммунистическим силам как влиятельным и самостоятельным не осталось. В том смысле что партий, исповедующих откровенно левые ценности и имеющих популярность, не существует. Вообще мне кажется, что то, что понималось политологами под левыми и правыми партиями раньше, утратило свою актуальность. В чистом виде такого деления не существует. В Сербии каждая из партий использует националистическую риторику. И вместе с тем для будущего страны нет большой разницы, кто доминирует на политической сцене. Все значимые политические партии существуют в рамках той риторики, которая позволяет им связывать будущее с членством в Европейском союзе.

Если сравнивать пути, которые прошли Россия и постюгославские страны с момента распадов социалистических режимов, в чём вы видите существенные отличия? Или в конечном итоге Россия и Сербия с поправкой на экономические ресурсы находятся до сих пор на одной ступени политического развития?

Вопрос очень интересный. Существенных отличия два, и они не позволяют сравнивать политическое развитие наших двух стран буквально. Во-первых, и это самое основное, Советский Союз распался мирным путём. Можно очень много говорить о том, насколько грамотно и продуманно это было сделано. Обоснованно заявлять, что плоды распада и неартикулированной политики в отношении бывших республик мы пожинаем сейчас. Но самое главное — в 1991 году нам удалось избежать югославского сценария. Да, такого внешнего фактора в возникновении вооружённых конфликтов, как был в Югославии, у нас и быть не могло. У России, в отличие от Сербии, было ядерное оружие, и наши западные партнёры настолько опасались его непредсказуемого использования, что сами помогли сосредоточить его исключительно в руках Российской Федерации. В Югославии Германия и некоторые другие страны сыграли непосредственную роль в интернационализации гражданской войны в Хорватии и Боснии. Но если говорить о внутренних, собственно российских центробежных тенденциях, то факт, что мы смогли удержаться от развязывания масштабной гражданской войны (исключая Северный Кавказ) и не допустить дальнейшего распада страны, является безусловной заслугой того времени и коренным отличием от ситуации в Сербии. Не стоит забывать и о том, что политическое развитие Сербии было де-факто прервано на десять лет режимом Слободана Милошевича. И те процессы формирования политической сцены, которые мы пережили в 1990-е годы, Сербия переживала в первой половине 2000-х.

Второе существенное отличие, повлиявшее на формирование властного аппарата в наших двух странах, — это то, что Россия всегда (за исключением небольших исторических периодов) формировала региональную и даже мировую повестку. Была независима в проведении внутренней политики. Сербия же (как отдельно взятая республика) никогда не была актором на международной арене и практически никогда за всю свою историю не имела возможности в свободном ключе осуществлять внутреннюю трансформацию. Поэтому текущее совпадение типов политических лидеров — авторитарного Путина и претендующего на эту характеристику Вучича — по большей части только внешнее. Авторитарность Вучича напрямую ограничена Брюсселем. Он должен выполнить миссию успешного проводника реформ. И в этом смысле он несамостоятелен. Он имеет возможность выстроить эффективное общество. Искренне настроен это сделать. Но в условиях глубочайших экономических проблем, с одной стороны, и чрезмерного одностороннего давления ЕС на сербов, когда последние получают несоизмеримо меньше, чем отдают, с другой, не позволяют проводить эти структурные реформы успешно. В России ситуация принципиально иная.

Возможно ли повторение югославского конфликта сейчас? Какую роль в этом может сыграть признание независимости Косова в 2014 году? 

В сегодняшнем мире ничего не исключено. Повторение югославского конфликта в границах бывшей Югославии маловероятно. Всё-таки две из шести бывших югославских республик являются членами ЕС. Операцией «Буря» 1995 года Хорватия решила свою национальную проблему, уничтожив сербский анклав и сербов как влиятельное меньшинство. Однако я не исключаю новый виток напряжённости в Боснии и Герцеговине. Более того, он обязательно состоится, если международное сообщество не начнёт проводить согласованную и ответственную политику в отношении этого государства. Страна представляет собой искусственное государственное образование. То, что Дейтонские мирные соглашения, в рамках которых Босния функционирует, изжили себя, подтверждается экспертами уже более пяти лет. Сербы, мусульмане и хорваты живут каждый в своём мире. В стране велико разнонаправленное влияние международных сил (ЕС, России, Турции и радикальных элементов из стран Персидского залива). Политическая риторика не изменилась с момента окончания вооружённых действий. Насколько мир здесь хрупок, доказывает то, каким образом прошли памятные мероприятия по случаю 20-й годовщины резни в Сребренице. То, что Босния и Герцеговина находится на одном из последних мест в списке приоритетов ЕС, весьма опасно.

В отношении Косова ситуация тоже непростая. Его независимость не признана многими странами. В их числе Сербия, Россия, пять стран-членов Европейского союза. Это делает его положение, с одной стороны, очень уязвимым, с другой — даёт формальную возможность албанцам заявлять о том, что их права по-прежнему ущемлены. Белград подписал с Приштиной 19 апреля 2013 года соглашение о нормализации отношений, по которому управление краем де-факто перешло к Приштине. Конечно же, это не признание независимости, но огромный шаг к этому. Сейчас от Белграда требуют выполнения всех условий соглашения, которые сербы и косовары трактуют по-разному. Иначе Брюссель отказывается открыть первую для Сербии переговорную главу. Почти наверняка все требования ЕС будут выполнены. Как рано или поздно Белград поставят перед фактом необходимости признания независимости Косова. Вернуть край сербам мирным или вооружённым путём сегодня практически невозможно. 

Но вот что касается самого албанского Косова, то это, конечно же, определённая угроза региональной безопасности. Это прецедент. Впервые в истории Европы одна нация получила два государства — Албанию и Косово. Албанское меньшинство проживает ещё как минимум в Македонии и Черногории. И хоть я не разделяю мнения тех коллег, которые утверждают, что вся албанская политика направлена на воплощение великоалбанской идеи, но риторика некоторых видных национальных политических деятелей настораживает. В мае 2015 года в интервью местному телеканалу албанский премьер Эди Рама и вице-премьер Косова Хашим Тачи заявили, что либо Албания и Косово объединятся в Европейском союзе, либо, если этого не произойдёт, им придётся воспользоваться классическими способами решения проблемы. Потом Хашим Тачи оправдывался, что журналисты неправильно трактовали слова. Но подобная риторика используется оппозиционными албанскими партиями на всех выборах. Учитывая молодость и невысокую в среднем образованность албанского электората, эти преисполненные героического романтизма политические спекуляции могут вылиться при определённых обстоятельствах в серьёзные проблемы для Европы. Подводя итог, можно с уверенностью констатировать: было бы наивно предполагать, что регион, где не раз в мировой истории развязывались самые большие войны, можно объявить зоной мира и стабильности и с балканской отрешённостью издали поглядывать, как местные выкарабкаются из своих вечных проблем.