«Нужен гол!»: Мандельштам, Бродский и другие великие русские поэты о футболе

Поэзия и футбол идут рука об руку без малого 400 лет: в мир большой литературы его ввёл сам Шекспир, употребивший это слово в «Комедии ошибок» и «Короле Лире». В преддверии очередного мундиаля FURFUR вспомнил лучшие русские стихи о главном виде спорта.

Осип Мандельштам

«Второй футбол»
1913

Мандельштам любил называть свои произведения просто: например, «Четвёртая проза» — не что иное, как четвёртый опыт автора «Камня» в эпическом жанре. Вот и «Второй футбол», не входящий в сборники и печатающийся отдельно, — своеобразный сиквел «Футбола» обыкновенного. Стихотворение-предшественник — типичный для Мандельштама пример экономной и в то же время чрезвычайно насыщенной поэзии-как-ребуса, разгадывать которую — труд и наслаждение: поди пойми, при чём тут Юдифь и Олоферн. «Второй футбол» очищен от ветхозаветных аллюзий и потому предельно ясен: эти 20 строк — элегическая зарисовка из жизни учеников закрытой военной школы, томящихся «в силках науки и забавы» — конечно же, по лучшей на свете игре с мячом.

Владимир Набоков

Football
1920 

Набоков-писатель неотделим от Набокова-спортсмена: в университете он недурно стоял на раме, защищая ворота команды Тринити-колледжа, а в нищие берлинские годы зарабатывал уроками тенниса — как сказано в «Даре», «распродавал излишек барского воспитания». Голкипер «в фуфайке белой», который днём демонстрирует чудеса ловкости, а по ночам «творит, неторопливый, созвучья для иных веков», — идеальный герой его художественного мира: таков, в частности, Мартын Эдельвейс из зрелого романа «Подвиг». Впрочем, Набоков стал перерабатывать свои футбольные впечатления в первоклассную литературу ещё в Кембридже: именно в Football впервые в его творчестве появилась фигура вратаря-эмигранта, мечтающего очаровать безымянную девушку умопомрачительными сэйвами.

Николай Заболоцкий

«Футбол»
1926 

Если Николай Заболоцкий и не принадлежит к числу гениальных русских поэтов XX века, то исключительно ввиду ошеломительного богатства отечественной литературы: в любой другой стране человека с сопоставимым даром непременно носили бы на руках. Впрочем, сборник «Столбцы» высоко ставят и на родине: интонационное и стилистическое разнообразие его длинных, с хорошим внутренним темпом, стихотворений продолжает завораживать самого искушённого читателя. «Футбол» — визитная карточка Заболоцкого: во многом из этого почти фантасмагорического описания игрового процесса выросла одна из самых известных сцен советской прозы — матч сборных СССР и Германии в «Зависти» Олеши.

Андрей Вознесенский

«Футбольное»
1962

Помимо собственно литературных достоинств (Вознесенский лучше других известных шестидесятников ладил с неполным рифмами, ассонансами и аллитерациями) юмористическое стихотворение «Футбольное» ценно и вот в каком отношении: оно даёт довольно точное представление о том, как на ту же тему мог бы высказаться поздний Маяковский — увы, предпочитавший бильярд и карты игровым видам спорта. Сюжет произведения прост: сломя голову носящийся про бровке левый вингер (условный Гарет Бейл времён «Тоттенхэма») лупил и шпарил, наводя ужас на оборону противника, но в самый ответственный момент вонзил мяч в собственные ворота — к ужасу собравшихся зрителей и собственному глубокому удовлетворению.

Владимир Высоцкий

«Вратарь»
1971

Легендарный советский голкипер Лев Яшин — частый адресат советской поэзии и один из главных любимцев поп-культуры 1960-х: тягаться с ним мог разве что Юрий Гагарин. В 1971 году чемпион Европы, обладатель «Золотого мяча» и просто величайший вратарь ХХ века решил завершить карьеру: по такому случаю московское «Динамо» при содействии ФИФА организовало прощальный матч — с участием Эйсебио, Герда Мюллера, Бобби Чарльтона и других звёзд европейского футбола. Стихотворение Высоцкого приурочено к тому же событию: лирический герой «Вратаря» — сам Яшин, который своей блистательной игрой не позволяет репортёру запечатлеть эффектный гол, но в конце концов из жалости пропускает лениво пущенный мяч.

Иосиф Бродский

«Развивая Платона»
1976

Человека, сочинившего «Набережную неисцелимых», невозможно вообразить на трибунах стадиона имени Кирова: для такой горячей формы досуга он слишком любил мрамор и гипс — иными словами, застывшие формы бытия. «Развивая Платона» — типичный текст «ледяного Бродского» времён «Урании», пишущего письма римским друзьям — с современниками автору «Конца прекрасной эпохи» и «Осеннего крика ястреба» было решительно не о чем разговаривать. Как ни странно, именно он подарил поколению, выросшему на заповеди «три корнера — пенальти», афоризм, за который представители других субкультур не пожалели бы самого дорогого. В общем, футбольные фанаты со всего мира могут заручиться поддержкой великого сноба.

Евгений Евтушенко

«Эдуард Стрельцов»
2004 

Евгений Евтушенко любит вспоминать, что его дебют «Мои университеты» был опубликован в «Советском спорте»: в этом стихотворении, среди прочего, содержится замечательная формула «я учился прорыву/разбойного русского слова/ не у профессоров, /а у взмокшего Севы Боброва» — так в литературе впервые прозвучало имя уникального спортсмена, на высшем уровне игравшего и в футбол, и в хоккей. Полвека спустя Евтушенко — живой классик, регулярно мелькающий в списках кандидатов на Нобелевскую премию, — сочинил оду бомбардиру, с 16-ти лет гонявшему за «Торпедо». Его потенциально грандиозную карьеру искалечил произвол властей: в 1958 году Стрельцов был несправедливо обвинён в изнасиловании и провёл пять лет за решёткой.