Мы решили переформатировать рубрику «Воскресный рассказ», в которой раньше публиковали классические короткие произведения: «Как я стрелял в слона» Джорджа Оруэлла, «Расселина» Уильяма Фолкнера, «Любящее сердце» Артура Конан Дойля и множество других хрестоматийных рассказов. Отныне по выходным FURFUR будет публиковать отрывки только что изданных книг, произведения молодых авторов, научные и философские эссе, открытые письма и другие интересные тексты, на которые не жаль потратить воскресный вечер. Начнём с отрывка из книги «Истоки морали» биолога Франса де Валя.

 

 

Американо-голландский зоолог Франс де Валь в своей новейшей книге «Истоки моралив поисках человеческого у приматов» утверждаетчто этическим поведением обладает не только человек — это качество можно наблюдать и у животныхЭмпатия и другие проявления своего рода нравственности, по его мнению, присущи и обезьянами собаками слонам, и даже рептилиямПопутно ученый сам, будучи атеистом, изо всех сил защищает религию от нападок богоборцев и утверждаетчто наука не может занять её место в современном обществе — она банально слишком для этого молодаСтоит заметитьчто это не единственный его аргумент в споре с такими большими фигурами атеистического движениякак ученый Ричард Докинз и покойный публицист Кристофер ХитченсУ него в запасе есть ещё несколько весьма убедительных

FURFUR публикует отрывок из седьмой главы этой книги, недавно вышедшей в издательстве «Альпина нон-фикшн». В нем речь пойдёт о происхождении религии, суевериях, воображении у обезьян и страхе смерти.

Воскресное чтение: Зоолог Франс де Валь о происхождении религии и суеверий. Изображение № 1.

ФРАНС ДЕ ВАЛЬ

приматолог и этолог

 

  

«Танцы под дождём»

ФРАНС ДЕ ВАЛЬ «ИСТОКИ МОРАЛИ»

  

Из главы 7 «Если Бога нет»

Воскресное чтение: Зоолог Франс де Валь о происхождении религии и суеверий. Изображение № 2.

Предположений о происхождении религии пруд пруди. Одна из таких гипотез — страх смерти, но есть и другие. Согласно некой теории — а по ее содержанию похоже, что придумали её в пивной, — дело в опьянении. Во все времена считалось, что вино и пиво укрепляют тело, но, помимо этого, они подпитывают воображение. В припадке самовозвеличивания, обычном для пьяниц, наши предки вообразили себя неуязвимыми и начали вглядываться в «потусторонний мир», лежащий за пределами их сиюминутного существования. Связь религиозной веры с изменённым сознанием до сих пор просматривается в тех религиозных сюжетах, где участвует «дух» — каков термин! (Тут имеется в виду игра слов: в переводе с английского spirit означает и «дух», и «спирт». — Прим. ред.). Здесь и греческий культ бога вина Диониса, и католическая месса, где вино воплощается в кровь Христову, и кидуш, еврейский обряд освящения, производимый над бокалом вина, с декламациями перед тем, как выпить: «Благословен Ты, Господь, Бог наш, сотворивший плод виноградной лозы». В Библии короля Джеймса вино упоминается 231 раз; благодаря волшебному свойству высвобождать дух человеческий оно играет важнейшую роль во многих верованиях (Библия короля Джеймса — знаменитый перевод Библии на английский язык, сделанный в начале XVII века по приказу и при деятельном участии английского короля Джеймса I, сына Марии Стюарт. — Прим. ред.).

В ранних религиях значительное место занимала польза, которую напитки брожения приносят здоровью человека, и вообще забота о его телесных качествах. Эффективной медицины не было, и умереть можно было от любой инфекции. Люди обращались к религии за утешением и молились об исцелении болящих. Может быть, они были правы — ведь сегодня, согласно эпидемиологическим данным, связь между верой и здоровьем не вызывает никаких сомнений. (Jeffrey Levin, 1994, and William Strawbridge et al., 1997. Относительно этого утверждения как раз имеется много противоречивых исследований, и поэтому важно понять, на что ориентировался де Валь. — Прим. ред.)

Судя по всему, религиозность способствует благополучию тела и духа. Поспешу, однако, добавить, что в вопросе о том, как и почему это происходит, нет никакого согласия. Конечно, во многих религиях есть правила, регулирующие питание, использование наркотических средств, брак и гигиену, но вряд ли дело в этом. Наоборот, исследования указывают на частоту посещения церкви как на решающий фактор, а это наталкивает на мысль о социальном измерении. Хорошо известно, что социальные связи укрепляют иммунную систему, и посещение церкви играет здесь не последнюю роль. Если это так, то получается, что от болезни защищает не религиозность как таковая, а скорее человеческие контакты. Вполне возможно, что ровно те же преимущества дает членство в клубе книголюбов или обществе любителей птиц. Церковь, однако, порождает более тесные связи и более сильное ощущение включенности в общность. Эмиль Дюркгейм, отец французской социологии, подчеркивал, что коллективные обряды, священная музыка и пение хором делают религиозную практику необоримой интегрирующей силой. Другие философы говорили о Боге как о связующей фигуре, обещающей безопасность и утешение в сложных ситуациях. Кроме того, многие религии добавляют ко всему прочему женские статуи, отмеченные мягким, милосердным выражением лица. Эти источники материнского утешения — от Девы Марии в христианстве до Деметры в Греции и Гуаньинь в Китае — призваны облегчить груз печалей, как это делают матери для своих детей.

 

  

Хорошо известно, что социальные связи укрепляют иммунную систему,
и посещение церкви играет здесь не последнюю роль.

  

Но истории о происхождении религии на этом не заканчиваются. Невозможно не упомянуть изумление и трепет, которые пробуждают в душе человека неподконтрольные ему природные явления. Возможно, это относится не только к человеку, что отчасти подтверждает поведение шимпанзе у водопадов или во время ливней. Когда я впервые увидел подобное, то с трудом поверил своим глазам. Шимпанзе в зоопарке Арнема с несчастным видом и «дождевыми лицами» (брови «домиком», нижняя губа выпячена, общее выражение отвращения на лице) сидели под самыми высокими деревьями и как могли старались не промокнуть. Но когда дождь еще усилился и вода стала проникать даже под деревья, два взрослых самца поднялись (шерсть у них встала дыбом) и начали расхаживать с важным видом на двух ногах (можно представить, что при этом они стали похожи на головорезов-людей); это был настоящий спектакль. Они ходили вокруг дерева раскачиваясь, большими ритмичными шагами. Разумеется, покинув убежище, они промокли до костей. И лишь когда дождь ослаб, они вновь уселись. Позже мне довелось наблюдать у шимпанзе такое поведение еще несколько раз, и я согласен с теми, кто называет это «танцем дождя», поскольку именно так все это и выглядит. Вот как описывала Джейн Гудолл похожее поведение самца шимпанзе возле ревущего водопада:

«По мере того как он подходит ближеа рев водопада усиливаетсяего шаги ускоряютсявся шерсть встает дыбомДостигнув потокаон начинает великолепное представление у самого подножья водопадаВыпрямившисьон ритмически раскачивается с ноги на ногупритопывает в мелком стремительном потоке водыподнимает и бросает большие камниИногда он взбирается по тонким лианамсвисающим с растущих где-то высоко деревьеви прыгаеткачнувшисьпрямо в висящую в воздухе радужную пелену брызгТакой “танец водопада” может продолжаться 10–15 минут».

Дальше Гудолл задается вопросом о том, возможно ли превращение подобных «танцев» в ритуал какой-нибудь анимистической религии и что произошло бы, если бы шимпанзе могли разделить друг с другом эти свои чувства. Может быть, это привело бы к коллективному поклонению стихиям? Но если иначе посмотреть на это же поведение, то можно предположить, что по каким-то причинам шимпанзе верят, что могут повлиять на ход природных событий. Не исключено, что когда-то счастливое совпадение — к примеру, дождь прекратился в самый разгар танца — породило суеверные представления о том, что если как следует постараться, то ливень можно прекратить. Тем, кому подобные ошибочные ассоциации кажутся безумными, полезно напомнить, что самыми суеверными среди высших приматов являются отнюдь не шимпанзе.

Молодые шимпанзе сообразительнее детей. По крайней мере к такому неожиданному выводу пришли авторы эксперимента, в ходе которого ученые демонстрировали шимпанзе и детям простую процедуру. На глазах испытуемых ученый тыкал палкой в отверстия в большой пластмассовой коробке, проделывая это несколько раз до тех пор, пока из одного из них не высыпались сласти. На самом деле значение имело только одно отверстие из всех — в остальных ничего не было. Если коробка была не прозрачной, то понять, что некоторые тычки проделывались просто так, для отвода глаз, было невозможно. С другой стороны, если использовалась прозрачная коробка, то источник лакомства было легко разглядеть. После демонстрации коробку и палку передавали испытуемым. Юные шимпанзе повторяли нужные действия, игнорируя при этом все бесполезные отверстия — по крайней мере если коробка была прозрачной. Они явно внимательно наблюдали за демонстрацией. А вот дети повторяли за ведущим все его действия, включая бесполезные, причем даже тогда, когда в прозрачной коробке все было видно. Они подходили к задаче скорее как к магическому ритуалу, тогда как приматы видели в ней просто задание, направленное на достижение цели.

Наш биологический вид невероятно суеверен. На протяжении жизни мы приобретаем множество привычек, недостойных нас как разумных животных. Мы стучим по дереву, когда не хотим искушать судьбу, надеваем на серьезное испытание ношенную футболку, «приносящую удачу»; некоторые футболисты не выходят на поле, не надев белье наизнанку, а бейсболисты порой проделывают десяток ритуальных движений, прежде чем просто взять в руки биту. «Турок» Венделл, известный американский бейсболист, во время подачи всегда жевал четыре кусочка черной лакрицы. Он выплевывал их по окончании каждого периода, но вернуться к игре он мог только после того, как почистит зубы. Кроме того, для нас имеют большое значение числа: китайцы систематически избегают числа 4, а люди Запада боятся числа 13. Попав в США, я был поражен отсутствием 13-го этажа в зданиях, но сегодня настолько привык, что испытал, так сказать, реверсивный культурный шок, когда на большом голландском круизном лайнере мне рекомендовали в случае опасности воспользоваться спасательной шлюпкой No 13. Композитор Арнольд Шёнберг страдал трискайдекафобией (патологический страх перед числом 13, — прим.ред.) до такой степени, что, возможно, число 13 реально подтолкнуло его к смерти. Говорят, что он особенно боялся чисел, кратных 13, но как раз перед его 67-м днем рождения кто-то из друзей подсказал ему, что можно суммировать цифры, составляющие это число. Для чего же еще существуют друзья? Шёнберг оставался в постели до вечера и почти пережил свой день рождения, но за четверть часа до полуночи 13 июля 1951 г. его сердце все же остановилось. Кстати, это была пятница.

 

  

Мы воспринимаем суеверия так серьезно, что иногда они реально тормозят прогресс. Классический пример — громоотвод Бенджамина Франклина, одного из отцов-основателей США.

  

Некоторые домашние кошки, похоже, думают, что получат еду, если будут драть когтями диван, а иные собаки ходят по кухне кругами, потому что в прошлом их при этом кормили. Но могут быть и негативные ассоциации. Так, один из наших котов по кличке Луке пережил операцию возле ануса; какое-то время после этого он испытывал такую боль при дефекации, что начал «винить» свой лоток. Он подходил к лотку, только если не мог уже терпеть, причем сначала подкрадывался к нему, а затем начинал с бешеной скоростью носиться вокруг, заскакивать внутрь и вновь выскакивать наружу, как будто опасался, что лоток может на него напасть. Мыбыли очень терпеливы; чтобы преодолеть его фобию, нам пришлось полгода убирать за ним кучи экскрементов. Б. Скиннер называл подобные ложные ассоциации суевериями. В опытах на голубях он использовал машинку, которая выдавала сухой корм через равные интервалы времени, вне всякой связи с поведением птиц. Тем не менее голуби спонтанно стали связывать появление еды с какими-то своими предшествующими действиями, так что вскоре некоторые из них начинали ходить кругами, а другие тыкались головами в определенный угол клетки. Можно спорить, однако, насколько такое поведение действительно соответствует человеческим суевериям.

Мы воспринимаем суеверия так серьезно, что иногда они реально тормозят прогресс. Классический пример — громоотвод Бенджамина Франклина, одного из отцов-основателей США. Сначала он, пытаясь показать, что молния имеет электрическое происхождение, использовал воздушнного змея, затем придумал способ уводить энергию молнии в землю, чтобы избежать разрушений. Молния часто била в церковные башни, поэтому идеальным местом для железного стержня были верхушки храмов. Но такой подход вступал в явное противоречие с представлением о молнии как о свидетельстве гнева Божьего. Поставить устройство на церкви означало бы противиться Его воле. Тем не менее стержневой громоотвод оказался весьма эффективным. В окрестностях Бостона, где проходили эксперименты, молнией было уничтожено меньше церквей, чем где бы то ни было. И все же кое-кому сама идея избежать Господней длани представлялась кощунственной. Когда в 1755 г. в Массачусетсе произошло крупное землетрясение, какой-то священник даже обвинил Франклина в том, что именно он навлек его своей еретической самонадеянностью.

Суеверия, так же как религия и вера в Бога, размывают грань между реальностью и воображением. На одном уровне бытие Божие для многих есть абсолютная истина, но на другом уровне оно всегда остается открытым для критики. Религию называют «верой» именно потому, что она предлагает верить в невидимое. Мы, люди, к этому склонны, как показывает описанный выше имитационный эксперимент с коробками. Если обезьяна принимает задание буквально и игнорирует ненужные действия, то дети доверяют в первую очередь экспериментатору и повторяют за ним все действия, в том числе и ненужные. Они придают процедуре мистический смысл. Естественно, психологам не понравился вывод, который можно сделать по результатам этого эксперимента, — вывод о том, что человекообразные обезьяны сметливее нас. Ученые быстро заговорили о «тщательной имитации» со стороны детей и увидели в ней положительное явление. Более того, это здорово! Взрослые всегда все знают лучше, поэтому детям следует копировать их действия без вопросов. Вывод был прост: слепая вера — самая рациональная стратегия.

 

  

Может быть, приматы тоже умеют создавать новую реальность, параллельную уже существующей. Если в старой реальности полено — всего лишь деревяшка, то в новой это малыш.

  

Сказанное не означает, что нашим родичам-приматам недоступны воображение и притворство. Есть сообщения о приматах, воспитанных людьми. Так, Вашу старательно купала свою куклу, а другая шимпанзе, Вики, делала вид, что возит воображаемую игрушку на воображаемой веревочке, которую, между прочим, приходилось «распутывать», если она за что-то «цеплялась». Я уже упоминал самку бонобо, которая кормила детенышей из бутылочки, хотя никакой нужды в этом не было; вероятно, она воображала себя Maman. Что же касается диких шимпанзе, то имеются сообщения о том, как самки заботятся о воображаемых детенышах. Ричард Рэнгем наблюдал, как шестилетний подросток Какама носил и баюкал маленькое поленце как новорожденного малыша. Какама мог этим заниматься по несколько часов кряду, а однажды даже построил на дереве гнездо и аккуратно положил туда свое поленце. Наблюдатель не стал делать из увиденного никаких определенных выводов, но признал, что молодой самец играл с куклой. Возможно, Какама при этом воображал маленького братика или сестричку, потому что его мать в то время была беременна. Мне и самому приходилось видеть, как молодые шимпанзе играют подобным образом и нежно баюкают какую-нибудь тряпку или веник. Видели, как однажды дикая горилла подняла с земли большой кусок мягкого мха, который потом носила и держала у груди, как младенца; похоже, она его «кормила».

Может быть, приматы тоже умеют создавать новую реальность, параллельную уже существующей. Если в старой реальности полено — всего лишь деревяшка, то в новой это малыш. У представителей нашего собственного биологического вида способность существовать в двойной реальности так развита, что сахарная пилюля улучшает наше здоровье даже в том случае, когда медсестра достает ее из банки с ясно видимой надписью «плацебо». С одной стороны, мы знаем, что пилюля не настоящая; с другой — все же верим, что она поможет. Точно так же мы вживаемся в любовные отношения, соперничество и смерть на киноэкране, прекрасно сознавая при этом, что актеры всего лишь играют роли. Мы великолепно умеем подменять одну реальность другой. В этом отчасти заключается секрет успеха Хацуне Мику, популярной японской поп-звезды, которая сводит с ума толпы молодых людей, хотя сама она — всего лишь голограмма. Это компьютерное 3D-изображение женщины, снабженное синтезированным голосом; «певица» танцует и поет под музыку реальных музыкантов, возвышаясь при этом над слушателями, — ведь голограмма не ограничена человеческими размерами. Билеты на ее концерты продаются мгновенно. Публика подпевает ей и отзывается на ее призывные сексуальные движения, как если бы она была настоящей женщиной.

Настаивать вслед за неоатеистами, что смысл имеет лишь эмпирическая реальность, а факты сильнее веры, — значит отказывать человечеству в надеждах и мечтах. Мы проецируем свое воображение на все вокруг и делаем это в кино, театре, опере, в литературе, в виртуальной реальности и, конечно, в религии. Неоатеисты подобны людям, которые стоят возле кинотеатра и убеждают всех, что Леонардо Ди Каприо на самом деле не утонул вместе с «Титаником». Какой пассаж! Большинству из нас вполне комфортно в двух мирах сразу. Юмор, кстати говоря, тоже основан на этом человеческом качестве, внушая нам один взгляд на ситуацию только для того, чтобы потом ошарашить другим. Обогащать реальность — одна из самых приятных наших способностей, начиная от ролевых детских игр и заканчивая видениями загробной жизни в старшем возрасте.

 

  

Некоторые реалии существуют на самом деле, в другие нам просто нравится верить.

  

Бори, старая самка шимпанзе, у которой медики заподозрили инфекцию уха, обратилась к нам со странной просьбой. Когда мы были у нее в спальном помещении, она все время махала рукой в направлении стола. На столе не было ничего, кроме маленького детского зеркальца в пластмассовой рамке. Через несколько минут мы решили, что Бори, наверное, хочет получить это зеркало, и дали его ей.

Она взяла зеркальце в одну руку, другой подобрала соломинку и, поставив зеркало так, чтобы видеть в нем собственное ухо, начала ковырять в нем. Обезьяна прочищала ухо и тщательно наблюдала за процессом в зеркало, как будто это и было единственной целью ее просьбы. Может быть, такое действие покажется вам очень простым, но на самом деле оно требует определенного интеллекта. Во-первых, Бори должна была понимать, что можно увидеть себя в зеркале, — а такое понимание доступно немногим животным, хотя, конечно, у человекообразных обезьян узнавание себя в зеркале — дело, хорошо задокументированное. Во-вторых, она должна была заранее спланировать всю процедуру — а иначе почему она использовала зеркало сразу же по конкретному назначению?

Часто считается, что животные — пленники ситуации «здесь и сейчас», но Бори должна была дождаться нашего визита, чтобы попросить нужную ей вещь. У человекообразных обезьян планирование развито достаточно хорошо. Среди других примеров — дикие шимпанзе, готовые нести длинные стебли травы за много километров, чтобы потом у гнезда термитов использовать их как ловчие приспособления. В зоопарке шимпанзе иногда собирают в ночной клетке целые охапки соломы, прежде чем выйти наружу в холодную погоду. Но самый, пожалуй, известный случай планирования связан с Сантино, самцом шимпанзе из шведского зоопарка. Каждое утро еще до появления посетителей он не спеша собирал камни из рва вокруг вольера и складывал их в аккуратные небольшие кучки в укромном месте. Таким образом он готовил для себя оружейный арсенал к моменту, когда зоопарк открывается. Как многие самцы шимпанзе, Сантино несколько раз в день начинал метаться по вольеру, вздыбив шерсть, и пугать остальных членов колонии. Частью представления при этом является швыряние камнями, в том числе и в посетителей. Но если большинство шимпанзе в этот критический момент оказываются с пустыми руками, то Сантино всегда был во всеоружии. Камни, собранные в спокойной обстановке, без адреналина в крови, оказывались весьма кстати.

Эксперименты по выяснению способностей обезьян к планированию восходят к работе Вольфганга Кёлера, который еще в 1920-е гг. подвешивал для человекообразных банан под потолком и снабжал их ящиками и палками. Как мы уже видели, слоны тоже способны решить эту проблему. Не так давно обезьянам начали предлагать орудия, которые в данный момент использовать было не для чего, но которые могли пригодиться позже. Приматы предпочитали эти орудия немедленному вознаграждению и терпеливо дожидались возможности их использовать, надеясь на будущие блага. В одном инновационном тесте ученые решили посмотреть, способны ли человекообразные обезьяны придумать решение, которого никогда прежде не видели. Они дали обезьянам прозрачную коробочку с очищенным орешком на дне, слишком узкую, чтобы орех можно было достать пальцами. Никаких орудий в вольере не было. Что же делать? Но обезьяны нашли решение. Испытуемый направился к крану, набрал воды в рот и выплюнул ее в коробочку. Одной порции оказалось недостаточно, так что ему пришлось сходить к крану несколько раз, прежде чем он смог вытащить всплывший орех пальцами. А один самец оказался даже более креативным — он добился той же цели, просто пописав в контейнер.

 

  

Наше хваленое воображение похоже на обоюдоострый клинок. С одной стороны, оно порождает отчаяние в ситуации, когда примат может оставаться невозмутимым, но с другой — дает надежду

  

Предвидение будущего и сознание смерти в принципе могут сложиться в понимание собственной смертности. Но несмотря на то, что наши родичи-приматы разделяют многие наши черты (в том числе воображение и ориентацию на будущее), остается неясным, думают ли они о своей собственной смерти. В качестве иллюстрации можно привести случай с Рео, шимпанзе из Института исследования приматов Университета Киото. В расцвете сил Рео перенес воспаление спинного мозга, в результате чего его полностью парализовало, начиная от шеи. Он мог есть и пить, но совершенно не владел своим телом, сильно похудел, на его теле образовались большие пролежни. Ветеринары и студенты ухаживали за ним круглые сутки в течение шести месяцев. Рео поправился, но самое интересное, пожалуй, то, как он реагировал на свое лежачее состояние.

«Всемкто участвовал в уходе за нимбыло ясночто отношение Рео к жизни в тот периодкогда он был полностью парализованнисколько не изменилосьОн часто дразнил студентовбрызгая на них водой— в точности так жекак до болезниЕго взгляд на жизнь во время болезни был таким жекак до тогомы не заметили никаких переменхотя он лежал тощийкак вешалкаи был весь покрыт болячкамиПрямо говоряегопохоженисколько не беспокоило его будущееОн не впадал в депрессиюхотя нам его положение представлялось чрезвычайно серьезным».

Наше хваленое воображение похоже на обоюдоострый клинок. С одной стороны, оно порождает отчаяние в ситуации, когда примат может оставаться невозмутимым, но с другой — дает надежду, потому что позволяет представить себе лучшее будущее. Мало того, мы заглядываем в будущее так далеко, что понимаем: наша жизнь тоже придет к концу. Это понимание целиком пронизывает нашу жизнь и заставляет непрерывно искать ее смысл; оно же порождает горькие шутки на тему «Жизнь такая сука, а потом ты умираешь». Неизвестно, появилась бы у человека вера в сверхъестественное, если бы не этот вечный дамоклов меч над головой. Отчасти ответ на вопрос дает исследование, согласно результатам которого чем сильнее человек сознает собственную смертность, чем больше думает об этом, тем сильнее он верит в Бога. Условно говоря, эти люди ощущают раскачивание лодки и, подобно большинству путешественников в бушующем море, апеллируют к высшим силам.

 

  

Ни один нормальный человек, конечно, не станет отрицать тот факт, что он смертен, но многие ведут себя так, как будто им предстоит жить вечно.

  

Но прежде чем прийти к выводу о том, что танатофобия (патологическйи страх смерти, — прим.ред.) разделяет нас и наших ближайших родичей, следует сказать еще об одном — о том, о чем я не могу не думать всякий раз, разглядывая «Сад земных наслаждений» Босха. Большую часть времени мы, вместо того чтобы думать о смерти, отгоняем эти мысли прочь. Ни один нормальный человек, конечно, не станет отрицать тот факт, что он смертен, но многие ведут себя так, как будто им предстоит жить вечно. Картина Босха представляет собой одно большое предостережение против этой иллюзии. В «Саду» полно одиноких людей среднего возраста, занятых собственными маленькими удовольствиями. «Без всякой мысли о будущем, — по словам одного эксперта, — их единственный грех — неведение греха». Несмотря на то, что тут изображено множество людей, каждая из обнаженных фигур кажется одинокой и устремленной вовнутрь; в этом они похожи на современных подростков, которые даже в компанииостаются приклеенными каждый к своему смартфону. Гедонисты на центральной панели «Сада» не растят детей и не производят ничего полезного; они заключены в собственные экзистенциальные коконы, разве что иногда предаются эротическим играм, для которых нужен партнер. Если это рай вожделения, то это рай, лишенный цели и свершений. Люди в нем, кажется, ничего не знают о большом мире, о смерти и разрушении, которые с неизбежностью уготованы и им. Они ведут себя так, будто бессмертны. С другой стороны мы, зрители, видим ужасающую правую панель и знаем, что ждет их буквально за углом, защищающим их от внешнего мира. Человек справа, с другой стороны, смотрит через стеклянную трубу (намек на алхимию) на крысу. Символизм неясен, но я невольно вижу в этом человеке ученого-бихевиориста.

Турецкая писательница Элиф Шафак на радиошоу «Шестьдесят две секунды на идею, способную изменить мир» обратилась за вдохновением к рекомендации суфистов вкусить смерть прежде смерти. Буддизм тоже знаком с этой идеей и предлагает прибегнуть к подобному средству, чтобы освободиться и принять свою смерть. Но поскольку современный мир основан на отрицании смерти, сказала Шафак, нам всем следовало бы посетить специальный салон вроде парикмахерской, где на один час нам дали бы ощутить смерть, нашу собственную смерть. Она утверждала, что такая процедура смягчила бы сердце и научила бы нас полнее ценить жизнь. Хотя все мы понимаем, что смертны, применить это знание в реальной жизни нам очень трудно. Выслушав ее предложение, я решил, что это было бы очень полезно для людей среднего возраста, но моим сверстникам уже не нужно. Люди моего поколения или видели смерть своих родителей, или готовы к тому, что она может произойти в любой момент. Нам приходилось терятьбратьев или сестер, друзей, супругов, может быть, даже детей. У нас есть друзья, страдающие болезнью Паркинсона, раком, синдромом Альцгеймера или другими страшными заболеваниями. Чем старше мы становимся, тем сильнее чувствуем разрушительное воздействие физического характера, связанное с собственным старением, тем отчетливее ощущаем, что наше время на земле ограничено. 

 

  

Питер Брейгель-старший сумел выразить эту мысль так красноречиво
и страшно, как только возможно в рамках одной картины.

  

Многочисленные искатели удовольствий «Сада земных наслаждений» живут каждый в собственном коконе. Пузырь этой пары часто интерпретируют как отдельное помещение, сделанное из треснувшего стекла и символизирующее хрупкость любви. Но трещины больше похожи на вены амниотического мешка (Амниотический мешок — одна из зародышевых оболочек эмбриона у пресмыкающихся, птиц, млекопитающих. — прим.ред). Питер Брейгель-старший сумел выразить эту мысль так красноречиво и страшно, как только возможно в рамках одной картины. Мы видим телеги, полные черепов, а люди всех сословий без различия — от фермеров до епископов и аристократов — отправляются в потусторонний мир. Мертвые надвигаются на живых как непобедимая армия и загоняют их в гигантские ловушки, а где-то далеко бушуют пожары. На горизонте кого-то вешают, пес пожирает лицо мертвой женщины, а человека с жерновом на шее вот-вот бросят в воду. Гости, собравшиеся за столом, пытаются сопротивляться, но напрасно: они вытаскивают шпаги из ножен или убегают от надвигающихся трупов, а в правом нижнем углу картины ничего не замечающий влюбленный играет на лютне для женщины, за спиной которой его радостно передразнивает скелет. Картина с изображением отвратительной армии смерти и разрушения написана Брейгелем в 1562 г. — на полвека позже, чем «Сад» Босха, откуда, видимо, и позаимствована идея ада на земле. Работа очень точно названа — «Триумф смерти».

Современным эквивалентом этой картины является произведение современного британского художника Дэмиена Хёрста под названием «Физическая невозможность смерти в сознании живущего». Произведение представляет собой тело тигровой акулы, заключенное в громадную витрину с формальдегидом; акула так велика, а ее полный зубов рот так широко открыт, что перспектива смерти в зале рядом с ней кажется очень близкой. Когда эта акула только появилась в нью-йоркском Метрополитен-музее, говорили, что она «одновременно жизнь и смерть, воплощенные так, что не поймешь, пока не увидишь ее молча висящей там, в своем бассейне». Но было и другое описание: говорили, что это произведение искусства — всего лишь невероятно дорогая рыба без чипсов.

Смерть столь трудно принять, что мы всеми силами стараемся об этом не думать и ведем себя так, будто усопший переселяется куда-то в лучшее место, где мы однажды с ним встретимся. Сложные погребальные обряды восходят к нашим предкам-кроманьонцам, которые провожали умерших в путь с украшениями — бусами из слоновой кости, браслетами и ожерельями. Никто не стал бы оставлять в могиле так много ценных вещей, если бы не верил в загробную жизнь. Мы — единственный биологический вид, который проводит подобные ритуалы и получает от них какое-то утешение, но замечу, что я лично не до конца убежден, что только нам дано знать о собственной смерти. Молодой самец Рео может оказаться здесь не лучшим примером. Неминуемая смерть в этом возрасте редко воспринимается всерьез. У многих видов стареющие особи ведут себя заметно мудрее молодых, и постепенная, на протяжении многих лет, потеря сил и физических возможностей воспринимается, вероятно, совершенно иначе, чем внезапная неподвижность, поразившая Рео. Когда постаревший шимпанзе замечает, что забираться на деревья становится все труднее и труднее, или слону становится все сложнее успевать за стадом, может ли быть, чтобы эти особи не примеряли то, что узнали раньше о жизни и смерти, к собственным телам? Нельзя утверждать наверняка, но и исключить невозможно.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

©  Frans de Waal, 2013
©  Наталья Лисова. перевод на русский язык, 2013
©  ООО «Альпина нон-фикшн», 2014