Как стрит-арт взаимодействует с государством: Отвечают кураторы выставок и уличные художники

Р

ешения насчёт работ принимаются комплексно. В «Лучшем городе Земли» у нас был экспертный совет, куда входят известные люди — например, архитектор Борис Бернаскони, один из основателей рекламного агентства FIRMA Даниил Сергеев. Эскизы художников отправлялись им на рассмотрение. Я занимаюсь развитием уличного искусства с 2008 года — тогда это ещё никому в Москве не было нужно, я общалась с художниками по всему миру, открыла галерею уличного искусства. Сейчас фестивали стрит-арта понадобились городу, что естественно для мегаполиса.

По определённому техническому заданию мы подбираем стены в городе — с тех пор как рекламы стало меньше, их стало больше. Подходят те, что выходят на улицу, набережную. Потом идёт процесс согласования с городскими управлениями, собственниками. Пишем письмо, ответ, как правило, приходит быстро — все довольно отзывчивы. Если нужно, фасад ремонтируем. Задачи художнику не ставим — он рисует. То есть песню никто никому не заказывает. Наше решение исходит из эстетических соображений: не интересны громкие политические высказывания, не допустима нецензурность. Это не граффити — монументальная живопись, мьюрал. Здания между художниками распределяются в соответствии с архитектурой — например, на Звонарской работа гармонично вписалась в исторический центр.

В рамках «Лучшего города Земли» было специальное направление — эпоха русской культуры XX века. Несколько стен было выделено под авангардные работы, посвящённые классикам — Булгакову, Маяковскому. Был неприятный случай, когда работа аргентинского художника Gualicho в Большом Сухаревском переулке была закрашена нами по решению Института экологии города. Они арендуют здание, и работа им не нравилась. По их словам, она оскорбляла их чувства — непонятно, чем и какие, но писали они очень активно. А так у жителей и прохожих, в основном, позитивная реакция. «Артмоссфера» — это новая история. Мы поняли, что должны делать мероприятие, которое объединит сообщество людей, станет толчком для культурного обмена.

Я

не разделяю легальное граффити и нелегальное. Я создаю пятна и просто вписываю их в городскую среду. Нагружать работы смыслом — удел искусствоведов. И зритель может их созидать. Процесс согласования работы с властями похож на рулетку — никогда не знаешь, какую работу одобрят. Был случай, когда эскиз моего знакомого не пропустили, увидев фаллический символ в красном треугольнике. К слову, это была просто графическая композиция без образов. Что касается критического месседжа работ, я бы не хотел, чтобы они становились ещё одним каналом пропаганды. И так вокруг одни критические сообщения о том, что жить вредно.

Технических сложностей исполнения для меня не бывает — всё можно решить. Если нет краски нужного цвета, можно использовать другую. Я считаю, что следить за сохранностью граффити — это лишнее. Уличное искусство развивается стремительно: всё актуальное сейчас становится неактуальным через год-два. В рамках фестиваля «Лучший город Земли» художникам предлагался список возможных объектов и каждый выбирал подходящий для себя. 13-этажный дом на Бибиревской — одно из тысяч типовых панельных строений. Для меня не имело значения, на какой именно из них рисовать, дом на Бибиревской был первым в списке.

Сейчас появляются пропагандистские полотна, но весь этот фарш не относится к стрит-арту, а уж тем более к граффити. Наличие баллона в руках не делает из человека художника. Всё закономерно: уличное искусство сейчас на подъёме, и его можно использовать как один из каналов пропаганды. Очевидно, что все эти патриотические извращения в виде криво выполненных монументальных работ выглядят как минимум пошло. Как максимум они раздражают обывателей и порождают более глубокую ненависть к тем, кто управляет страной.

Р

абота выполнена в технике мюрализм красками. Граффити — явление стихийное. От легализации оно ни выигрывает, ни проигрывает. Легализация создания мюралов на фасадах — явление очень положительное. Мировой мюрализм всегда был политически и идеологически окрашен. Примером этого служат работы Сикейроса, Диего Риверы или мюралы в Северной Ирландии. Однако то, что делается проектом «Сеть», выходит за рамки этики и здравого смысла. Мы следим за процессом превращения стрит-арта и граффити в России в очередной инструмент идеологической манипуляции власти населением. Мюрализм и граффити — публичное искусство, за которое очень хорошо цепляется взгляд обывателя. Особенно запомнилась работа, которую сделал один наш товарищ-москвич в Крыму на фасаде. Там изображен Путин, идущий в военной форме по зрелой пшенице на фоне голубого неба, то есть по украинскому пейзажу. И лозунги «Крым наш» рядом. Самое интересное, что товарищ сделал такой шедевр просто за гонорар, без идеологического порыва. Для меня это неприемлемо.

Г

раффити — это псевдонимы райтеров или названия их команд, нарисованные и написанные на стенах и транспорте. Огромные рисунки на торцах домов лучше обозначать как уличное искусство, а ещё точнее — монументальная роспись. Хорошо, когда в работах художников есть позитивный посыл. Ещё лучше, если масштабная работа в общественном пространстве несёт в себе несколько посланий. Одно из них должно быть понятно всем прохожим, другие — оставлять пищу для размышлений.

Большинство уличных художников не вкладывают в свои работы критический посыл. На мой взгляд, их это не интересует. Во-вторых, чиновники вряд ли одобрят нанесение чего-то критического, разве что неодобрение вредных привычек. В-третьих, бывали случаи, когда художникам давали разрешение на работу, полагаясь на их авторитет, а затем закрашивали их произведения, содержащие в себе колкости. Причём происходило это не в России. А вообще, я считаю, что нужно не критиковать, а предлагать что-то конструктивное. Люди реагируют на работы по-разному. Это зависит от внешнего вида и содержания работы художника. Если рисунок яркий и понятный людям, то обычно все хвалят и благодарят. Бывает и наоборот. Абстрактные произведения часто вызывают недовольство. При этом даже в таких случаях всё можно решить, объяснив смысл своей работы. За граффити всегда следят. Как только оно появляется, его стараются закрасить как можно скорее.

Если говорить о монументальных работах уличных художников, то какие-то из них, постарев, не выглядят хуже, какие-то лучше обновлять. Например, на прошлогоднем рисунке итальянца Агостино Якурчи в Москве вместе со штукатуркой отвалился большой кусок работы. В таких случаях, конечно, стоит обновлять произведения. Только не очень понятно, кто этим будет заниматься. К граффити вроде «Крым и Россия вместе навсегда» и «Есть вещи поважнее фондового рынка» я отношусь так: хорошие работы, видимо, для улучшения облика города и демонстрации социальных улучшений, а плохие для патриотической пропаганды.

Ч

естно говоря, для нас нет разницы, легальное граффити или нелегальное. Мы делаем продукт и несём за него полную ответственность. Даже если он находится там, где его может лицезреть неподготовленный зритель. С властями мы сами не общаемся, для этого есть ряд организаций, которые предлагают различные городские объекты и темы рисунков. Как правило, всё сводится к «нарисуйте нам, пожалуйста, классный эскиз, который понравится чиновникам». Мы не любим работать с госзаказами, но они самые прибыльные.
В плане легального граффити, я считаю, необходима качественная подготовка стены включающая в себя очистку, грунт и покраску. После этих процедур рисунок держится на три-пять лет дольше. Наш европейский опыт показывает, что большинство иностранцев не экономят на качестве и по окончании росписи объекта покрывают рисунок эпоксидной смолой. В этом случае работа становится законсервированной на долгие-долгие годы. На Фонвизина портрет Кандинского до сих пор есть, хотя дом также в планах под снос. Мы узнали, что их снесут почти в одно время со стартом работ и уже решили не отказываться, так как необходимо было три глухих торца пятиэтажек. На тот момент это место было самым выигрышным. Обидно, когда работы исчезают, но нужно помнить, что стрит-арт — это прежде всего уличная история, а на улице своя анархия.