«Рузвельт», «Проблеск истины» и ещё 5 неочевидных произведений Эрнеста Хемингуэя

Эрнеста Хемингуэя нельзя назвать самым плодовитым писателем XX века, но оно ему и ни к чему: лучшие рассказы из сборников «В наше время» и «Победитель не получает ничего» стоят многих томов велеречивых посредственностей. К 115-му дню рождения классика FURFUR собрал семь неочевидных произведений автора «Смерти после полудня», по разным причинам ушедших в тень или вовсе незнакомых массовому читателю.

Поэзия Хемингуэя едва ли известна его русскоязычным поклонникам: подборку избранных стихотворных опусов, напечатанных в журнале Poetry в 1923 году, в советские собрания сочинений предпочитали не включать. Действительно, «Поля войны», «Пулемёт», «Снова в атаку», «Эпиграф к главе» и, само собой, «Рузвельт» подражательны сверх всякой меры: Хемингуэй с детства бредил Киплингом, а первые шаги в литературе делал под присмотром Эзры Паунда — ключевой фигуры американской поэзии XX века. Стихотворение, посвящённое президенту, — вероятно, его самый удачный заход на чужую территорию, пусть и невозможный без уитменовского цикла на смерть Линкольна; зато горечь — своя, незаёмная.

В библиографии Хемингуэя — богатой в том числе и на экстравагантные произведения — нет текста одиознее, чем «Пятая колонна»: мало того что пьеса, так ещё и прославляющая республиканскую контрразведку СИМ — испанского побратима НКВД. Причины, по которым классик так беззастенчиво дал петуха, не исчерпываются его политической ангажированностью: тогдашние репортажи Хемингуэя, безусловно, грешили субъективностью, но, что называется, держали марку — военный раздрай он описывал мастерски. Дело, похоже, в другом: впервые в карьере классик натолкнулся на профессиональное препятствие — ну какой из него, новеллиста по природе и романиста из зависти, драматург?

Хемингуэй работал над «За рекой, в тени деревьев» с аппетитом, настраивая себя и окружающих на шедевр: «Лучшая книга, какую когда-либо какой-либо сукин сын написал», — говорил он своему издателю Чарльзу Скрибнеру. Вышло иначе: роман похвалили только Марлен Дитрих, с которой Хемингуэй много лет вел игривую переписку, и рецензент «Таймс» Джон О’Хара, поставивший писателя рядом с Шекспиром, — критическое сообщество в целом приняло элегию о последней любви полковника Кантуэлла довольно прохладно. Голос в защиту вчерашнего кумира подали Ивлин Во и Уильям Фолкнер: по легенде, последний резко осадил Трумена Капоте, который небрежно отозвался о поздних вещах Хемингуэя.

Когда после успеха «Прощай, оружие!» крупные журналы (Time, Esquire, Cosmopolitan) стали заказывать Хемингуэю очерки на свободные темы, он охотно брался только за то, что знал, как никто другой — море, корриду и войну. В конце 1950-х по поручению Life Magazine Хемингуэй отправился в обожаемую Испанию, въезд в которую знаменитому на весь мир антифашисту и автору «По ком звонит колокол» по понятным причинам был запрещён. К счастью, пограничники оказались его фанатами: именно их в первую очередь мы должны благодарить за то, что у нас есть повесть-эссе «Опасное лето» — этакая «Фиеста», как бы переписанная опытной рукой 35 лет спустя.

«Праздник, который всегда с тобой», занимающий в американской литературе примерно то же место, что «Некрополь» Владислава Ходасевича — в русской, был собран из заметок Хемингуэя его четвёртой женой Мэри Уэлш уже после смерти писателя. Наследники нашли эту версию неудовлетворительной, и в 2009 году внук Шон опубликовал отреставрированный вариант: поменял местами некоторые главы и добавил выпущенные ревнивой вдовой упоминания о предыдущих женах — как правило, очень благожелательные. С одной стороны, новый «Праздник» ощутимо потерял в стройности, а с другой — наконец приблизился к тому виду, в каком его задумал Хемингуэй — не это ли самое главное?

«Райскому саду» Хемингуэй посвятил последние 15 лет своей жизни, попутно успев написать «Старика и море» и «Острова в океане». Роман — 800 страниц из жизни молодой американской пары, в которой угадываются сам автор и его вторая супруга Полина Пфейфер, — остался незавершённым и при публикации был сокращён примерно наполовину. По словам компетентных исследователей, книжное издание не даёт должного представления о том, насколько Хемингуэй преуспел в создании динамических женских образов: они всегда ему не давались, и импульсивные Кэтрин и Марита должны были как-то разбавить галерею бесцветных девушек из его предыдущих романов.

«Проблеск истины» удобно сравнивать с «Зелёными холмами Африки»: эти вещи роднит не только жанр травелога с отступлениями, изобретённый Стерном, но и обстоятельства, в которых сложился их замысел — в оба своих сафари Хемингуэй отправлялся на пике литературной формы. В 1933-м он привёз домой материал для «Снегов Килиманджаро» и «Недолгого счастья Фрэнсиса Макомбера», купивших ему место в вечности; через 20 лет вернулся на Кубу в статусе будущего Нобелевского лауреата. «Проблеск истины», конечно, не «обязательное чтение» — возраст и состояние здоровья, подорванное алкоголем и старыми травмами, увы, не лучшим образом сказывались на качестве его текстов, но как последний привет большого мастера смотрится замечательно.